Комплекс хорошей девочки - Эль Кеннеди

плохая затея, – злится она. – Говорила, что жестоко так с кем-то поступать. Но ты не слушал, ведь «ох, уж эта Хайди, она просто ревнует». Верно? Разве не так ты думал?

В груди отзывается чувство вины, потому что, да, именно это я и подумал, когда она протестовала против нашего плана.

– Ну, извини, что это вышло тебе боком, ровно как я и предсказывала. – Она тычет в меня указательным пальцем. – Я тут ни при чем!

Я тычу пальцем в ответ.

– О нет, ты просто-напросто делала жизнь Мак невыносимой каждую секунду, что она была со мной, и до тех пор, пока, наконец, не добилась ее ухода.

– Она подслушивала! Ну, в какие игры играешь, то и получаешь.

Мне осточертело поведение Хайди. Последние шесть месяцев я заставлял себя улыбаться и терпеть это, но у всего есть границы.

– Ты ясно дала понять, что ненавидишь ее, как только мы начали встречаться. Я попросил тебя как друга сделать мне одолжение. Вместо этого ты воткнула мне нож в спину. Ей-богу, я думал, наша дружба крепче этого.

Хайди бросается вперед и швыряет мне в голову шлифовальный брусок, который я успеваю поймать, и только чудом он не попадает мне в лицо.

– Не надо тут взывать к моим дружеским чувствам! Все, что ты делал с лета, это вел себя так, будто я психопатка, которая не может слезть с твоего члена, но ведь это ты в один прекрасный день появился у моей двери пьяный и возбужденный, а на следующий – я вдруг оказываюсь преследовательницей.

– Откуда это вообще взялось?

– Ну ты и осел. – Хайди ходит вокруг стола. По-моему, слишком близко к зубилам и молоткам. – Да, ладно, прости, я совершила непростительную ошибку, когда стала испытывать к тебе чувства. Давай, можешь ненавидеть меня, твою мать. Я не помню, чтобы ты говорил мне, что наши развлечения закончились. У нас не было разговора, где ты мне сказал: «Эй, это всего лишь секс, и у нас все нормально, верно?» Однажды я просто получаю отказ, и все.

Меня ее слова повергают в ступор, и я заставляю себя припомнить наше прошлое лето. Все как-то расплывчато. Я даже не знаю, как мы оказались в постели в первый раз. Едва ли мы обговаривали какие-то детали. И точно не было разговора по поводу «кто мы друг другу». Никаких обсуждений, где мы бы установили основные правила для наших встреч. Я просто… предположил.

И, пока краска сходит с моего лица, а чувство вины скручивает все внутри, я понимаю, что, вероятно, был настоящим мудаком.

– Я и не думал, что ты себя так чувствуешь, – признаюсь я, держа дистанцию, поскольку не уверен, что ее очередной приступ гнева позади. – Считал, мы желаем одного и того же. Ну, а потом… думаю, мне показалось, что меня загнали в угол, поэтому и выбрал самый легкий способ свалить. Не хотел, чтобы все это стало таким неловким.

Хайди замирает, а после вздыхает и садится на стул.

– Ты заставил меня почувствовать себя какой-то случайной шлюхой. Как будто, даже несмотря на нашу дружбу, я ничего для тебя не значу. Это очень ранит, Куп. Поэтому я так на тебя злилась.

Черт. Хайди всегда прикрывала меня. Я так беспокоился о собственной заднице, что даже не обратил внимания, как скверно с ней поступил.

– Иди сюда. – Я протягиваю к ней руки.

Мгновение спустя она встает и позволяет обнять ее, однако перед этим все же успевает треснуть меня по ребрам.

– Мне жаль, – говорю я ей. – Я не хотел тебя ранить. Если б я увидел, что кто-то так с тобой обошелся, то выбил бы из него всю дурь. Это было совсем не круто.

Я замечаю, как, к ее глазам подступают слезы, и она торопливо стирает их.

– Что ж, мне тоже жаль. Наверное, стоило взять себя в руки и в конце концов поговорить с тобой по-взрослому, а не вымещать злость на твоей девушке.

Ах, чертова Хайди. Никогда с этой девчонкой не угадаешь. С нее станется.

Я чуть сжимаю ее в объятиях и отпускаю.

– У нас все нормально?

Она пожимает плечами.

– Да, будет.

– Если желаешь, чтобы я еще немного поунижался, только скажи. – Я устало улыбаюсь. – У меня чертовски хорошо это получается последние пару недель.

Ее губы изгибаются в ухмылке.

– Цветы на пороге говорят об обратном. Но да, запросто можешь еще поунижаться. Нельзя сначала вести себя как придурок, а потом ожидать, что быстро отделаешься.

Я вздрагиваю.

– Боже. Нет. Не позволяй мне легко отделаться. – С губ срывается стон. – Я кое-что понял. Я Эван. Я поступил с тобой, как Эван.

Хайди истерически смеется, сгибаясь пополам.

– О господи, да! – воет она, и, когда, наконец, заканчивает хохотать, слезы на ее щеках не от боли, а от смеха. Хайди улыбается мне и говорит: – Думаю, это достаточное наказание.

Я знаю Хайди достаточно хорошо, чтобы быть уверенным – мы все уладим, особенно после нашего откровенного разговора в гараже. Самое сложное сейчас – это Мак, чья решимость игнорировать меня превзошла даже мои самые пессимистичные ожидания. Две недели превращаются в три, а эта упрямица продолжает вести себя так, будто меня не существует.

Я стал писать ей сообщения после работы, в награду за то, что продержался весь день, не оставив ей дюжины голосовых сообщений. Не то чтобы она когда-то отвечала, но я все же надеюсь на чудо.

Я только отправляю последнее сообщение со словами: «Пожалуйста, умоляю, перезвони мне», когда Леви просит нас с Эваном встретиться с ним в офисе юриста на Мэйн-стрит. Недавно он упомянул что-то о внесении поправок в свое завещание, так что я полагаю, речь пойдет об этом. Но, когда мы добираемся туда, он сбрасывает на нас настоящую бомбу.

Когда нас провожают в небольшой конференц-зал и мы занимаем свои места, Леви пододвигает к нам небольшую стопку документов.

– Это для вас, мальчики, – говорит он.

– Что это? – спрашиваю я.

– Прочти.

Я в замешательстве просматриваю документы. Мои глаза расширяются, когда я натыкаюсь на надпись: «Хартли и Сыновья».

– Леви, что это? – повторяю я.

Эван двигает документы к себе, чтобы получше вчитаться.

– Я реструктурирую компанию, – объясняет Леви, предлагая нам две ручки. – Куп, если ты заинтересован, я могу взять твой новый мебельный бизнес под крыло «Хартли и Сыновья».

– Погоди, – Эван поднимает голову после того, как внимательно прочитал все документы, – ты хочешь сделать нас собственниками?

Леви кивает со сдержанной улыбкой.

– Партнерами с равными долями.

– Я… – У меня нет слов. Лишь растерянность. Я не предвидел такого. – Не понимаю. С чего это вдруг?

Леви прочищает горло и бросает на своего адвоката такой взгляд, что мужчина тут же вскакивает со своего большого кожаного кресла, тем самым предоставив нам возможность уединиться.

– Это решение я принял, когда заглянул к вам после отъезда Шелли, – начинает он, а затем останавливается, снова прочищая горло. – То, что вы, ребята, сказали тогда, сильно задело меня. Что вы совсем одни. Чувствуете себя сиротами. И, если честно, я всегда думал о вас двоих как о своих сыновьях.

Леви никогда не был женат, и детей у него нет. Но как-то раз в старшей школе мы с Эваном поймали его с Тимом – другом и соседом – и поняли, что они встречаются. Они были вместе, сколько я себя помню, хотя и старались не афишировать это. Город, где родился и вырос Леви, был консервативным, а время – неподходящим. Он предпочитает держать личную жизнь в тайне, и мы всегда уважали это.

– Я подумал, что пора сделать все официально. – Он сглатывает, неловко ерзая на стуле. – Если вы не против. – И снова сглатывает. – Хочу убедиться, что у вас останется наследие в этом городе, которым вы сможете гордиться.

Все, что я могу, – это просто пялиться на него. Потому что… вау. Никто никогда в нас не верил. Большинство людей считали нас пропащими, когда мы росли. Что мы закончим, как наши родители. Пьяницами. Бездельниками. Недоучками. Все ждали того дня, когда смогут ткнуть в нас пальцами и сказать: «Видите, а я знал, что такое случится». Но не Леви. Наверное, потому что он вся наша семья, а может, он просто порядочный человек. Леви счел нас достойными. Он знал, что если дать нам шанс, протянуть руку помощи, то у нас все будет хорошо. Не идеально, конечно, но в целом – хорошо.

– Так что скажете? – подталкивает он.

Мой брат не теряет времени и хватает одну из ручек.

– Конечно же, да, черт подери, – соглашается Эван, но легкое подрагивание его голоса говорит о том, что он так же впечатлен, как и я.

Я