Зона Посещения. Избиение младенцев - Александр Щёголев

– Аномалы-«химики» обеззараживают, – объяснил я. – Чуть ли не дистиллируют.

Уникумов, способных очистить еду и питье, у нас хватало, те же Бабочка с Барсуком. Сталкеры натащили железных бочек, больших бидонов из-под молока, прикатили даже бочку на колесах емкостью в три с половиной барреля, так что с водой проблем не было.

Меня дернули за куртку.

– А где можно покакать? – прошептал, стесняясь, рыжий карапуз.

– Там же, где пописать, – прошептал я в ответ. – Иди в подвал, не бойся. Только не перепутай, мальчики и девочки отдельно. Спроси внизу у дежурных.

В подвале организовали один большой туалет – поставили ведра с крышками, вроде «параш» в древних тюрьмах, и женщины их выносили, дежуря по графику. Вентиляционные окна были открыты, так что амбре не застаивалось. Жизнь шла своим чередом.

Почему для убежища выбрали именно здание телестудии? Здесь не было аномалий, ни опасных, ни безвредных. Ни единой. Притом что здание просторное. Два этажа. Второй этаж – широкие коридоры, устланные паркетом, уютные и веселенькие комнаты редакций. Здесь же – дирекция программ и комната с пультом программного режиссера, обшитая дубовыми панелями, по которым ползали тараканы. В Зоне – тараканы! Что они тут жрали? Загадка. Студии, из которых шло вещание, были на первом этаже, совершенно пустые залы с бетонными полами, закрытые массивными дверьми с врезанными окошками. Всевозможные декорации томились в подсобках.

Все беглецы спокойно разместились, без удобств, но и не в тесноте.

Чтобы въехать в происходящее, надо понять, что этот кусок Зоны – просто брошенный город. Если забыть про аномалии – город-призрак, каких полно в великой соседней стране, вдобавок полвека простоявший без людей. Телестудия располагалась в Первом Седом квартале, как назвали эту улицу после Посещения. А были еще Чумные кварталы, Слепые… В общем, постапокалиптика, Голливуд. Ни электричества, ни воды, ни канализации, ни газоснабжения.

А людей набралось человек тридцать, по большей части дети разного возраста и подростки. От пяти до шестнадцати. Фаренгейту восемнадцать, но он такой единственный. Некоторые были с родителями, успевшими уйти до погромов, но подавляющая часть – без. У кого-то родители остались в городе, кто-то их вообще не имел – вроде «образцов» из «Детского сада».

Кстати, за слово «образец» тебе бы так вывеску попортили, что никакой штукатурки не хватило бы.

Хорошо, что лето было жарким, не пришлось заморачиваться с теплом. Проблему с водой и туалетом решили. Еду заранее принесли из города. Организаторы планировали прожить здесь максимум три дня, значит, готовить не надо, хватит мясных и овощных консервов, сухарей, шоколада, сухофруктов, сгущенки. Мало того, наши благодетели и о свете позаботились! Источником питания стала батарея «этак», то есть вечных батареек, натасканных из Зоны и соединенных последовательно-параллельно. Нате вам – горят лампочки по всему дому.

Для грядущего похода в глубь Зоны заготовлена была в большом количестве экипировка. Например, я видел целый контейнер сеток, защищающих от «жгучего пуха». Видел также парашюты.

– Это-то зачем? – спросил я у мужиков. Пожимали плечами, сами не знали…

Так вот. Кто, спрашивается, развернул этот лагерь для изгоев, кто вложил деньги и отрядил опытных людей? Кого обреченные на смерть «отродья Зоны» должны слезно благодарить?

Носорога! Его инициатива.

Как узнал я про это, так и порвался у меня шаблон, до сих пор не могу склеить.

С мамой я поговорил наспех, это верно, однако главное выспросить сумел. Какими силами ее сюда занесло? Что с похищением, которое я героически пытался предотвратить? А очень просто: похищение – это для вида, чтобы оградить ее от возможных неприятностей, если бы что-то пошло не так. Увезя маму от Института, ей предложили работу. Объяснили про опасность, нависшую над всеми «детьми сталкеров», и не поверить в это после случая на «игровой площадке» она не могла. Рассказали, что срочно собирается новый «Детский сад» – взамен обреченного, – что в Зону поступают первые ученики – те мутанты, которых якобы крадут. Родители в курсе. Некоторые из родителей уже там, помогают, чем могут. Вскоре ожидается вал учеников, настоящий поток аномальных детей. В новом «Детском саду» есть врачи и совсем нет ученых, что в высшей степени принципиально. Но позарез нужны воспитатели-педагоги. Из которых, как всем известно, мама – лучшая.

Она согласилась, сама пошла в Зону. Переправляли ее через автозаправку, как и всех…

Вот тебе и Носорог, вот тебе и кровавый гангстер.

Я его так пока и не видел. Все его видели в этом дурдоме, кого ни спроси, кроме меня. Шеф был то тут, то здесь, то там, то сям. Возникало подозрение, что этот человек – фикция, плод моей разыгравшейся фантазии…

– О чем задумался? – выдернул меня Эйнштейн.

– О Носороге. В столице его мало кто видел, неизвестно, как он выглядит. Почему в Зоне он перестал прятаться?

– Те, кому надо, и видели, и разговаривали. Не пуп земли, есть люди покруче. Дочь Натали определенно его видела…

– Если не наврала.

– Думаю, он не прячется, потому что уверен в успехе. Все эти люди скоро перепрыгнут на другую сторону шарика и никогда с ним больше не увидятся.

– А у вас какие планы, босс? Прыгаете с ними или остаетесь здесь?

– То же самое я хотел спросить у тебя.

– У меня отец с матерью, как решат, так и будет.

– Боюсь, Макс утащит тебя в Россию. И правильно сделает, нечего тебе ловить в этой помойке, даже если наши борцы за чистоту человеческой крови угомонятся. Хоть образование нормальное получишь.

– Мистер Эбенштейн, вы когда мне расскажете о результатах вашей экспедиции? – вежливо спросил я его, потому что ну сколько можно молчать?! – Что с пансионатом?

Когда мы разошлись с ним после кирпичного завода по разным тропинкам, он отправился к «Душевой-2», пользуясь папиной картой. Собирался проверить, доступен ли канал переброски детей, чтобы потом не ждать сюрпризов. Не знаю, насколько это было умно – идти одному, – но он так решил.

Эйнштейн вернулся. Пол-лица закоптило, одна штанина от спецкомбеза – в лохмотья, на внешней стороне кисти – характерная отметина в форме снежинки (поймал «жгучую пушинку»), но ведь жив!

– А чего рассказывать? Все отлично, никаких проблем, – ответил он с воодушевлением. – Путь протоптан. С утра выступаем, дружно и с речовками.

Что-то меня насторожило в его словах. Наверное, его странная беззаботность: одного этого достаточно, чтобы насесть с уточняющими вопросами. Потому что Эйнштейн мог быть разным, но пижоном – никогда. Золотое правило сталкера из его списка: не пижонствуй – или гробанешься. Полагаю, правило за номером два. Кроме того, он не ответил на мой конкретный вопрос про пансионат – тоже на него, педанта, не похоже. Что-то было не то, факт. Наседать я не стал, ограничился засечкой в памяти.

– Значит, план не меняется? – спросил я.

– Так точно, сэр. Вести детей ночью по Зоне – преступление против мира и человечности. Заодно дождемся тех, кто должен подойти, например, Макса. Вы не против, сэр?

Все-таки мне определенно не нравилась его дурашливость, студень ему в глотку! Не было в этом ничего здорового.

– Что будем делать с моделью тренажера? Сумка с хардами внутри дома.

– Во-первых, спасибо тебе, ну просто колоссальное, исполинское, такое дело провернул.

– Головастику спасибо.

– Ему еще памятник поставим. Всем вам поставим… Во-вторых, тебе, Пэн, ничего больше делать не надо, все сделано. Сумку я позже заберу.

– Как вы думаете, зачем люди Носорога запаслись парашютами?

– Это я распорядился. Парашюты – для проводников, которые пойдут первыми. Появилось много антигравов, ты их еще назвал «подкидными досками».

– Парашюты – против антигравов?

– Ну да. Надеюсь, поможет…

Ночная прохлада, как и смена темы, помогла остудить воспламенившиеся было эмоции. Эйнштейн, сколько его помню, всегда темнил и скрытничал. Ничего, вскроем и эту консервную банку, не сегодня, так завтра. Главное, чтоб содержимое не протухло. Про его службу в контрразведке я решил пока не спрашивать – не хотелось совсем уж портить встречу.

Мы стояли на улице у входа в телестудию. Первая Седая. Остались вывески, названия какие-то… Все лишилось смысла. В павильоне напротив был магазин одежды, в витрине которого стояли манекены. Большие куклы будто смотрели на меня, действуя на нервы. Единственные жители этого пустого места. Люди, жившие здесь в момент Посещения, все как один поседели. Те, которые драпали из Чумных кварталов, переболели чем-то непонятным. Бежавшие из Слепого проезда – временно потеряли зрение, как они говорили, «от грохота». Страшные вещи в этих местах творились, не дай Бог снова пережить такое. А впрочем, что мешает повторить пройденное? Для Зоны нет правил, замкнет в ней что-то, и – пжалста, встречайте Второе Посещение…