Она (Новая японская проза) - Каору Такамура

И вот наконец во всех без исключения жилых комнатах, во всех без исключения торговых заведениях, на каждой без изъятия стене, во всех неисчислимых кинескопах Крошка Сбрен мощно разродилась.

Родила она младенца мужского пола ростом двенадцать миллиметров, похожего на червяка.

Младенец появился на свет, кажется, в прошлый четверг, но моментально вырос и превратился в мальчика.

Во всем миллиардном городе не было равных этому мальчику — при взгляде на него просто перехватывало дыхание.

2

— Я люблю тебя.

— И я тебя.

— Правда?

— Правда.

— Ты меня любишь?

— Я тебя люблю.

Любовная драма, попросту говоря — сериал, была ужасно скучная. И драмой-то ее называть смешно. Никаких тебе переживаний. Так, обмен репликами. Добро бы еще просто банальными. А то вообще ничего похожего на разговор, даже самый заурядный.

— Хорошие цветочки, правда?

— Тебе идут.

— Давай поедем на остров купаться.

— Мы лучше запустим змея и полетим на нем вместе. Потому что я тебя люблю.

— Я тебе подарю кое-что.

— Подари мне себя. Распластайся поверх змея, как картинка, и подари.

Сидят вот так, глаза в глаза, и говорят все это.

Внизу строчка: «Данные», и из нее видно, что пульс у обоих учащается.

В общем, можно догадаться, что они друг в друга влюблены. Если, конечно, домыслить за них много чего.

— Вода, смотри, прозрачная, как в ванне.

— Сними кимоно.

— Еще не жарко.

— А хочешь, тебе сейчас станет знаешь как жарко.

— Что мы с тобой, в гейшу играем, что ли?

— А давай побросаем мячик: кто промажет, тот первый и раздевается.

Минут через пятнадцать после этого прилетела первая ракета.

Прикрывающая город противоракетная система спохватилась и пришла в действие. Но весь город защитить не удалось.

Шрамы, оставшиеся от военных действий полувековой давности, так и не зарубцевались. Из-за того, что некоторые участки ЕЁ мозга погибли, до сих пор время от времени происходят страшные катастрофы.

Самый ужасный ущерб, нанесенный тогдашним военным столкновением, — это то, что ОНА тронулась умом.

Бросание ракет вместо мячиков продолжалось дня три, после чего на экранах миллиардов телевизоров опять развернулся прежний сериал.

— Ну ладно. Я проиграла. Раздеваюсь.

Крошка Сбрен, служившая ЕЁ экранным воплощением, принялась неторопливо развязывать широкий пояс кимоно.

Кимоно было полупрозрачное, так что формы и без того просматривались, но во всеоружии наготы Сбрен оказалась хороша сверх всякой меры.

После этого более чем две недели парочка вполне бесстыдно предавалась любовным радостям, втянув весь город в водоворот возбуждения. Люди, машины, звери, птицы и ящерицы, враги и друзья, кроты, и киты, и коты, и самозванные боги — словом, все зрячие создания уткнулись в свои кинескопы.

То есть была запущена программа моделирования любви.

Эта программа предназначалась для вторжения, она требовала непременного ответа и навязывала известного рода отношения.

Было совершенно ясно, с кем ОНА разговаривает и с кем вступает в связь. Это был компьютер цитадели недавнего противника — Братца Врэгги, и находился он в сибирской тундре.

В результате, надо полагать, каких-то процессов, недоступных пониманию обычных людей, два эти существа полюбили друг друга, довели дело до брака и даже завели ребенка.

И должно быть, смотрели на все это не только жители Токио, но и обитатели Северной Сибири.

В комнате номер 8875, на самом верхнем этаже восьмидесятивосьмиэтажного небоскреба, жил мальчик-волк, с каждым днем он подрастал, и чем дальше, тем чаще у него вставал дыбом его волчий загривок. Что — то он такое предчувствовал — что-то нехорошее. А нехорошие предчувствия всегда сбываются.

Предчувствие и сбылось, да еще как сбылось, вопреки всякой вероятности.

Ребенок, росший не по дням, а по часам на экранах миллиардов телевизоров, постепенно стал походить на этого мальчика.

Шансов на это было ровно один на миллиард, но из всего населения города ОНА выбрала именно его.

Лицо у него числилось по разряду «трансформированная волчья морда типа А», шерсть была черная, глаза серебряные.

Мальчик-волк в полном одиночестве лежал свернувшись на мягком диване из овечьей шкуры, тускло освещаемый экраном телевизора.

За огромным окном висела огромная, похожая на декорацию луна.

Жить на самых высоких этажах высоченных домов считалось модным. Мальчик-волк выиграл свое жилье в лотерею. Похоже, с ним вообще всегда, с самого рождения, случалось невероятное.

Зачатый в ЕЁ искусственной матке, этот представитель редкостной породы человековолков отличался красотой и одаренностью, имел любовницу из немногочисленного сообщества иноприродных людей; если он садился за руль, то не было еще случая, чтобы ему пришлось задержаться у светофора, а тем более попасть в аварию; во всех магазинах автоматической торговли ему отпускали товары бесплатно, а на его банковские счета почему-то откуда ни возьмись поступали крупные суммы.

Внезапно по телевизору началась реклама Ассоциации соседей-японцев:

«Любите ли вы друг друга?

Люди, и машины, и трансформы?»

Во весь экран расплылась улыбка мужчины типичнейшей японской внешности.

«Ассоциацией соседей-японцев» называла себя религиозная организация, неожиданно набравшая силу в последние десять лет. Она проповедовала любовь и гармонию на основе материнства и была известна экстремистскими методами пропаганды.

По окончании рекламы возобновился сериал о любви кукольных молодых супругов. Их косматый ребенок прогуливал школу, отца избил, матери отгрыз соски.

— А мы ведь так тебя любим.

— Я ничего такого не чувствую.

— Вот, смотри, как любим.

— Почем я знаю, мне не видно.

Мальчик-волк, навострив треугольные уши, впился в телевизор. В его серебряных глазах мелькали белые тени.

— Я тебя люблю.

— Не верю.

— И я тебя люблю.

— Не чувствую.

Мальчик-волк раздраженно вертел черным хвостом и старался не слушать эти глупости. Но куда денешься — ну, выйдешь из комнаты, а в коридоре то же самое, на стенах то же самое, на потолке, на улице, в магазине, во всем городе передают одно и то же.

Любят его, видите ли.

Как бы не так.

Разве машина любит! Машина симулирует любовь, изображает ласку. А на самом деле ничего не чувствует.

Мальчику-волку вдруг захотелось поговорить по телефону. Он сбегал пописал, потом вернулся к себе на диван и вызвал нужный номер.