Власть мертвых - Ольга Погодина-Кузьмина

Так я хочу оградить тебя от соблазна вернуться в Петербург. Я знаю, что ты скучаешь по друзьям и по родному городу, но это не причина подвергать себя риску.

Помни, что ты всегда можешь обратиться за советом и поддержкой к любому из наших прежних знакомых – к Чистяковым, к Сергею Меликяну, к Алексу Шиферу в Майами.

Главное, от чего я хочу тебя предостеречь, – это возвращение к прежним ошибкам. Человек, предавший однажды, всегда сделает это снова. Будь осторожен, цени свою молодость и красоту, не доверяй пустым обещаниям.

Хочу, чтобы ты знал, дорогой мой мальчик, что я любил тебя с той минуты, когда увидел в первый раз, и все сильнее с каждым днем. Я благодарен судьбе за то, что она подарила мне счастье обладать тобой, пусть даже заплатив за это непомерную цену.

Храни тебя Бог, и будь счастлив.

Вечно твой Майкл

Солнце садилось, и вода сверкала расплавленным золотом. Прикрыв рукой глаза, Игорь смотрел на море и вспоминал, как еще в Буэнос-Айресе, на хэллоуин, который праздновали дома у Джудит, Майкл нарядился drug-queen. Как ни странно, в кольчуге из стразов, в шнурованных ботинках на платформе и в шлеме из серебристой чешуи он не казался ни смешным, ни жалким. Этот наряд странным образом придал его заурядному облику величие.

Игорь закрыл глаза и явственно ощутил чье-то присутствие рядом с собой. Кто-то незримый в серебряных доспехах встал позади и положил руку ему на голову.

Игорь попытался стряхнуть морок, резко поднялся, но тут же перед его глазами завертелись яркие точки, поплыли огненные круги.

Некто в серебряном одеянии помог ему взлететь, и с высоты в несколько метров Игорь увидел себя, лежащего на краю бассейна. Глаза его были открыты, но неподвижны, и пятно крови вокруг головы медленно растекалось по голубой кафельной плитке.

– Все хорошо, мой милый мальчик. Ты умираешь, – проговорил Майкл. – Ты навсегда останешься здесь со мной.

– Нет, нет! – изо всех сил крикнул Игорь, но не услышал собственного голоса.

Воин света

Всегда видеть тебя,

Всегда ловить твои взгляды…

Ах, вот если бы ты,

Став зеркалом этим, ждал

По утрам моего пробужденья.

Часы полдневного зноя казались пока не слишком обременительной платой за свежесть утренних бризов, за великолепные сумерки и душистые, томные средиземноморские вечера. Остров, который древние считали совершенной моделью мира, за день словно перемещался из умеренного климата в африканские тропики, встречая ночь на Ближнем Востоке. Земля Сицилии крепким узлом соединяла нити цивилизаций, как нарождающихся, так и давно забытых, отдавала дань исступлению мрачных суеверий так же, как и отважному свободомыслию, кичилась и вековой провинциальностью, и былым величием; привычно зажиточная, дорожила свидетельствами упадка.

Постепенно привыкая к жаре и прекрасным ландшафтам, на четвертый день в Палермо Георгий Максимович чувствовал себя героем анекдота, который отпуск на морском курорте проводит за игрой в преферанс. Он так и не побывал на пляже, только пару раз искупался в гостиничном бассейне, часами просиживая над бумагами и файлами Майкла Коваля. Меньше чем за двое суток ему нужно было хотя бы наскоро разобраться в структуре чужого бизнеса, описать активы и прикинуть возможности их изъятия и дележа.

Сложность заключалось в том, что слишком многое отвлекало его от работы, требовавшей подсказок интуиции и, следовательно, большой сосредоточенности. Вдобавок он все явственнее ощущал за собой слежку. Рассеянный человек, три часа назад кого-то ожидавший в вестибюле клиники, садился за соседний столик в кафе, мотоцикл с одним и тем же номером, управляемый то стариком, то молодой женщиной, парковался неподалеку от его машины. По крайней мере два раза во время его отлучек был обследован гостиничный номер. В других обстоятельствах он просто не придал бы значения многим мелочам, но теперь даже соскользнувшая с вешалки рубашка свидетельствовала об осторожном вторжении.

Игорь эти два дня оставался в клинике. Врачи диагностировали легкое сотрясение мозга, ушибы мягких тканей в области груди и сильное нервное истощение. От укола успокоительного мальчик проспал больше пятнадцати часов и не сразу вспомнил, где и почему оказался, – только недоверчиво смотрел на Георгия, прижимая его руку к своей щеке.

Жизнь разрушила все умозрительные конструкции. Георгий чувствовал, что любовь, которую в жертву спокойствию он вырезал из себя, как опухоль, не только никуда не исчезла, но неисцелимо разрослась метастазами, став частью его кровеносной системы. В этом чувстве, как в фокусе линзы, сходились все главные движения души – и дружеская теплота, и жалость, и чувство вины, и отнятая у Максима отцовская нежность, и плотская страсть.

Сидя у постели спящего, вглядываясь в черты повзрослевшего, бледного под загаром лица, скульптурно вылепленного солнцем, Георгий Максимович ощущал то равновесие человека и мира, которое называют счастьем. Это ощущение, раньше знакомое лишь по мгновенным вспышкам, теперь он пропускал сквозь себя, как электрический ток.

Но всякий раз движение зрачков под веками или нервная судорога приоткрытых губ возвращали его к реальности, а затем и к мысли, что он снова стал беззащитен перед судьбой, которая может взять его за горло в любую минуту.

Он знал, что не только в сознании, но и в мышечной памяти уже закрепился страх, пережитый в тот момент, когда он увидел возле плетеного кресла белеющую в сумерках футболку, подошву неловко подвернутой ступни.

Он почти не помнил, как дотащил Игоря к машине, взвалив на спину, словно раненого товарища, но минута, когда мальчик наконец пришел в себя, ясно отпечаталась в сознании. Тогда Игоря стошнило, и, помогая ему вытирать испачканную одежду, Георгий обнаружил, что его живот, еще утром загорелый и гладкий, словно разрисован кровоподтеками. Их появление можно было приписать мистическим причинам, учитывая загадочный обморок и первый вопрос, который Игорь задал, очнувшись. Но из его путаных признаний выяснилось, что в охоте за деньгами Коваля участвует еще одна сила, представленная тремя персонажами – проходимцем Борисом Калтаковым, с которым Игорь связался по глупости и от отчаяния, неким пожилым делегатом преступного сообщества в парусиновой кепке, а также спортсменом по кличке Эльдар.

Их вмешательство грозило серьезными последствиями, и Георгий, против всех договоренностей, вынужден был позвонить Владлену. Он собирался везти Игоря в ближайшую больницу, но Василевский убедил его вернуться в Палермо, в частный госпиталь, где имелись «свои» говорящие по-русски врачи и хорошо охраняемые палаты.