Ошибка Элис - Барбара Лайфсон

— Я тоже любила его… — сказала она и замолчала, словно это признание возмутило ее. Она откинула волосы с глаз и, подняв голову, взглянула на него сердито и вызывающе. — В мотивах Алана нет ничего сложного или загадочного, — сказала она. — Я же сказала тебе: он ненавидит меня, потому что я не его дочь.

— Как ты можешь верить тому, что ты не его ребенок?! — Тед не был знатоком в определении семейного сходства, но нельзя было не увидеть, что ее нос, форма лба, очертания скул были точно такими же, как у Алана. — Элис, между вами потрясающее сходство!

— Почему бы ему и не быть? — беззаботно сказала она, но это прозвучало наигранно. — В этом нет ничего удивительного: ведь моим отцом был Дэвид Хорн, брат Алана!

«Моим отцом был Дэвид Хорн».

Теду показалось, что ее слова, произнесенные таким спокойным голосом, оглушительно прозвучали в похожей на пещеру мастерской. А в его голове эта новость отозвалась, словно удар колокола, молнией осветив множество известных ранее фактов.

Дэвид Хорн был ее отцом!

— Откуда ты знаешь?! — требовательно спросил он. — Тебе сказала об этом Мэрион? Или Алан? У Дэвида была лейкемия. Он, должно быть, уже был болен, когда ты родилась, поэтому ты не могла услышать этого от него. Ты была малышкой, когда он умер!

Он видел, что она превратно понимает его настойчивость, не замечая, что он изо всех сил ищет доказательства, подтверждающие правдивость ее слов.

— Здесь не может быть ошибки, Тед. Мне было семнадцать лет, когда я узнала, кто действительно был моим отцом, и источник этой информации был безупречен. Само собой, я не обсуждала то, что узнала, с Аланом или Мэрион.

— Но почему бы и нет? — поинтересовался он.

— Почему бы и нет? — Она скептически посмотрела на него. — Ты много раз встречался с Мэрион и знаешь, что она собой представляет.

— Холодная и рассудочная, — отозвался Тед. — Но она твоя мать…

— И я уверяю тебя, что она не была более близка со мною, чем со всем остальным миром. — Голос Элис сорвался, она свела брови, и на ее лбу образовалась морщинка. Как всегда, она сердилась на себя за то, что не могла скрыть своего состояния.

Бедный малыш. Последние семь лет своей жизни она провела, заставляя себя не чувствовать того, что на самом деле ощущала, поймал себя на мысли Тед.

— Впрочем, Мэрион была неплохой матерью, — произнесла Элис, пытаясь быть справедливой. — Во многом она просто идеальная мать. Она позволяла мне заниматься всем, что меня интересовало, я могла сама выбрать себе школу, заводить своих собственных друзей. Она проявляла вежливый интерес ко всему, что я делала, и расточала мне похвалы, когда я добивалась успеха, пусть самого пустякового… Но она никогда не подпускала меня близко к себе! Не давала мне возможности увидеть хоть что-то за ее имиджем безупречной холеной красавицы и аристократки. Я была нервной и ранимой, как любая семнадцатилетняя девушка. Ты же понимаешь, что я не могла спросить Мэрион, правда ли, что у нее был сумасшедший страстный роман с ее деверем?

Тед должен был согласиться, что задача была не из легких. Он сочувственно улыбнулся ей.

— Догадываюсь, что это было бы трудновато. Но если ни Алан, ни Мэрион не сказали тебе правду, тогда кто же сказал?

Элис передвигала вазы на верстаке, автоматически ставя их так, чтобы свет радугой преломлялся в их гранях.

Теду показалось, что глаза ее увлажнились, но, когда она заговорила, ее голос звучал твердо, и в нем не было и намека на слезы.

— Мне рассказала об этом бабушка, — сказала она. — Бабушка умирала от рака и настояла на том, чтобы ее привезли из больницы в старый фамильный дом в Кливленде. Она объявила, что намерена встретить своего Создателя, лежа в пристойной постели, без трубок, вставленных в нос, и игл, воткнутых в руки.

Ласковый смех согрел на минуту Элис.

— Конечно, ее рассказ звучал гораздо выразительней, чем та версия, которую я сообщила тебе. Бабушка была из тех людей, которые никогда не назовут лопату лопатой, если ее можно назвать «проклятым заступом».

Тед улыбнулся.

— Я слышал о ней потрясающие истории. Насколько я понимаю, она была несколько… вздорной дамой.

— Ну, я думаю, это один из эвфемизмов, который бабушка никогда бы не употребила по отношению к себе. Она честно говорила, что упряма как осел. Но она, кажется, была самой богатой женщиной в Кливленде, а потому всегда возглавляла список гостей, несмотря на свое возмутительное поведение. Она получала истинно злорадное удовольствие, посещая чаепития, устраиваемые в благотворительных целях для самых уважаемых особ, — например, для вдов церковных лиц. Придя туда, она выписывала чек на огромную сумму для этих вдов, при условии, что каждая дама-благотворительница выложит денежки на проституток, умирающих от сифилиса, или на стипендии для разведенных матерей, желающих учиться в колледже. Она значительно раньше других поняла, что означает синдром отверженных женщин, и в одиночку основала приют для этих униженных и оскорбленных в южной части Кливленда. Просто удивительно, особенно если вспомнить, когда это было. Ведь в то время все считали, что место жены подле мужа — независимо от того, как он к ней относится…

Тед кивнул.

— Алан часто говорил мне, какой она была прекрасной и поистине замечательной женщиной. Он всегда любил ее почти так же, как и ты.

Тед обругал себя, как только эти слова сорвались у него с языка. При упоминании имени Алана свет и теплота исчезли из глаз Элис.

— Он любил? — холодно спросила она. — Лично мне всегда трудно определить истинные чувства Алана. Впрочем, все эти воспоминания о моей бабушке не имеют отношения к делу. Тебя интересует, как я узнала, что Алан не мой отец?

— Мне бы хотелось услышать эту часть истории, — согласился Тед.

— Все очень просто. За пару дней до того, как бабушка умерла, она послала за мной. Она отправила из комнаты сиделку и сказала, что должна что-то отдать мне. Сознание у нее было совершенно ясное, хотя я видела, что она очень слаба и испытывает мучительные боли. Лишь много лет спустя я поняла, что она, должно быть, в тот день отказалась от морфия, чтобы сохранить ясный ум для разговора со мной. — Элис остановилась и кашлянула, словно прочищая горло. — Вот, что дала мне бабушка, — сказала она, расстегивая сзади на шее замочек украшения, спрятанного под свитером. Когда она протянула Теду руку, с ее пальцев свешивалась тяжелая золотая цепь. — Возьми, — сказала она. — Открой медальон.

Тед увидел тот самый старомодный медальон, который он нашел на полу ее спальни в ту ночь, когда они занимались любовью. Только сейчас он был на новой, более крепкой цепочке, как он и советовал ей тогда. Ему очень хотелось открыть его в тот раз, но он подавил искушение.