Время и комната - Бото Штраус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слепая. Проводите меня! Я шарахаюсь от каждого грузовика.
Женский голос. Бедняжка!
Макс. Она не знает, что заблудилась на пустой сцене. Не знает, что мы выставляем себя здесь на потеху толпы; если бы она это знала, она бы умерла со страху.
Хозяин. Но мы этого тоже, в сущности, не знаем. (Скрывается в павильоне.)
Макс. Я знаю. Но мне на это наплевать. Как и на все остальное. Поэтому вы можете, пожалуй, точнее всего определить степень моего омертвения. Моего внутреннего омертвения, которое я волоку на себе.
Хозяин. У каждого шута свой колпак.
Макс. Каждый — шут при другом шуте. И ни у одного больше нет короля.
Слепая (Человеку с шестом). Отведи меня домой. Мой рассказчик от меня сбежал. Ты должен прочесть мне историю на ночь.
Темнота. Лишь луч прожектора, прикрепленного на громкоговорителе, из которого тихо-тихо доносится хрипящая музыка. Слышно, как в игровом павильоне падают с полок жестянки.
Хозяин. Ну как в такую темень выбраться из этой проклятой конуры? Почему тут нет ни одного фонаря?
Фолькер (кричит из кулисы). Тишина, пожалуйста! Внимание! Продолжаем репетицию. Вы готовы?
Голос за сценой. Ну что там такое? Что сейчас репетируют? Почему никто никому ничего не объясняет?
Голос помрежа (через громкоговоритель). Второй акт, седьмая сцена. Фрау Грубер и господин Йозеф, пожалуйста, ваш выход.
Карл Йозеф. Кто-нибудь может мне показать, как тут пройти на сцену? Что за разгильдяйство!
Фолькер. Стоп! Ассистента! Рюдигер!
Эдна Грубер (за сценой). Нет ничего лучше каббалистической системы, чтобы сохранять внутреннюю форму.
Человек с шестом (за сценой). Мой сын уже с двенадцати лет знает все про вторую мировую войну. С ходу назовет дату любого танкового сражения, любой бомбардировки…
Фолькер. Тишина, пожалуйста! Соберитесь! И — начали!
Освещенная сцена без актеров. Павильон унесли. Остался лишь шест с громкоговорителем. На помосте у стены стоит радиатор отопления, за ним коробка с бокалами для шампанского. Со стены спускается Эдна Грубер и Карл Йозеф. Эдна присаживается на радиатор и наливает шампанское в бокал.
Карл Йозеф (в роли профессора Брюкнера). «Мендель{56}, великий Грегор Мендель тоже причесывал свои статистические данные. И никому не приходило в голову называть его из-за этого шарлатаном».
Эдна Грубер (в роли Сони). «Да, отец».
Ставит бокал на радиатор. Он падает и рассыпается вдребезги. Эдна берет новый бокал из коробки, наливает вино, пьет и снова ставит бокал на радиатор — он снова падает на пол и т. д.
Карл Йозеф. «Все, чего я достиг, больше ничего не стоит? Все это одним махом потеряло всякую цену? Нет, еще вспомнят, что именно я указал новые пути иммунной диагностики! И вспомнят, быть может, и мои не такие уж поверхностные доклады о причинной терапии генетических дефектов человека!»
Эдна Грубер. «Да, отец».
Карл Йозеф. «Что с тобой, Соня? „Да, отец“. „Да, отец“… Ты стала совсем затворницей. Почему ты не выходишь на люди?»
Эдна Грубер. «Пытаюсь составить тебе компанию, отец. Я знаю, я не очень интересная собеседница, даже на малое время. Пожалуйста, не упрекай меня в том, что я делаю тебе одолжение».
Карл Йозеф. «Делаешь мне одолжение? Я же не просил тебя об этом. Ты вовсе не обязана спасать меня, даже если бы я не был в состоянии сам о себе позаботиться».
Эдна Грубер. «Сегодня ты говоришь одно, а завтра — другое».
Карл Йозеф. «Во всяком случае, ты толкаешь меня на все большую и большую изоляцию. Прилагаешь усилия к тому, чтобы я лишился всякого контакта с окружающим миром — с моей профессиональной средой. Не знаю, чем отличается мое настоящее положение от тюрьмы. Я у тебя под арестом».
Эдна Грубер. За шестьдесят спектаклей я расколочу этим способом от трехсот до четырехсот бокалов.
Карл Йозеф. Понимаешь, совершенно невообразимая беспомощность водит твоей рукой, вот твои бокалы и бьются один за другим.
Эдна Грубер. Если нам никто не поможет, то мы оба справимся и без текста, не правда ли, отец?
Карл Йозеф. Ну да, моя малютка. Конечно же. «Видишь ли, ты у меня одна-единственная. Моя милая красивая девочка, с которой я испытал столько хорошего, одно только хорошее. Моя профессия, моя жизнь, мои исследования — всё посвящено тебе. Всё, что я ни делал, я делал только ради тебя».
Эдна Грубер. «Зачем — зачем ты это сделал, отец?»
Карл Йозеф. «Ты о чем? Что это за тон? Ты что, веришь толпе, завистливым подонкам с улицы, ты веришь скорее им, чем собственному отцу? Ты хочешь мне учинить допрос в моем собственном доме? Жалкая, мелочная душонка! Ты ничего не достигла в своей профессии, абсолютно ничего. Подумай лучше о том, сведешь ли ты без меня концы с концами! Неужели рушится небесный свод? Ты забыла, к какому роду ты принадлежишь?»
Со стены спускается Макс.
Макс. «Господин профессор Брюкнер?»
Карл Йозеф (оборачивается на реплику). «Да, пожалуйста?»
Макс. «Я не знаю, помните ли вы еще меня…»
Карл Йозеф. Вы с ума сошли? Не выводите меня из творческого состояния! Этот проклятый второй акт и без того, кажется, превращается в ахиллесову пяту этой роли. Что вы тут забыли?
Макс. Я хочу, чтоб мне вернули мою роль.
Фолькер с переговорным устройством выходит на сцену.
Фолькер. Макс! Что это такое? Что это значит? Исчезни!
Макс (идет к Фолькеру). Я хочу, чтоб мне вернули мою роль.
Фолькер. Мы репетируем! Это репетиция! (В переговорное устройство.) Пожалуйста, кто-нибудь, уберите осколки. (Максу.) Ты слышал, что вчера произошло?
Макс. Да, я знаю. Мой преемник лежит в больнице. Нюхнул лишнего.
Фолькер. Полтора грамма снежку, четыре бутылки белого. Утром он едва не свалился с балкона.
Макс. Да, да, все они наркоманы. Вот только я (кашлянув) мизантроп.
Фолькер. У него вышибло из головы даже, мужчина он или женщина. Эдна перевернула его на спину, а Карл — обратно. Над этим спектаклем какой-то рок.
Макс. Со мной бы этого не случилось, Фолькер. Я бы никогда не поехал к Эдне в деревню. Разве бы я смог этот ранний инстинкт попечительства дамы из мира искусства подвергнуть столь смертельному испытанию? Эти культовые замашки мне противны. Они ведь и со мной пытались это проделать. Но я, конечно, не поддался.
Эдна Грубер (проходя у него за спиной). Как видишь, мой дорогой, я сделала свое дело — я позволила себе немножко пофантазировать, чтобы расчистить тебе дорогу обратно…
Макс. Эдна! (Идет вслед за ней за кулисы.)
Фолькер (в переговорное устройство). Сто седьмой готов?
Голос (из переговорного устройства). Еще пару минут.
Макс (выскакивает из-за кулисы). Бывают вечера, иной бы ночи взять с них пример: в них столько ароматов и полный мрак! (Снова исчезает.)
Карл Йозеф (Фолькеру). Если я этот призрак еще раз увижу на репетиции, поминайте меня как звали.
Фолькер. Господин Йозеф, у нас нет выбора. Нам нужен актер на роль Тайхмана. И немедленно.
Карл Йозеф. Любой другой. Только не он.
Фолькер. Я не вижу другого. У нас больше нет времени подыскивать замену.
Карл Йозеф. Он или я. И если эта фрау Зоопарк, эта фрау Лошадиный укус осмеливается за моей спиной устраивать свои дела…
Фолькер. Дела тут устраиваю я, господин Йозеф. Это моя обязанность — заботиться о том, чтобы мы успели к премьере. Это моя профессия. Я дам эту роль Максу Штайнбергу. Независимо от того, устраивает это вас или нет.
Карл Йозеф. Ха — этот ручеек вырвался на свободу!
Фолькер. Как вам будет угодно. Как вам будет угодно. Но вы будете играть. Будете играть свою роль. Я абсолютно уверен в этом. Абсолютно.
Карл Йозеф. Знаете, мне на вас наплевать! Трижды наплевать! Вы, букашка! Я тут работаю за вас — я! Делаю вашу работу, понимаете? Вы что, забыли о том, кто перед вами?
Фолькер. Мне это отлично известно. Чудесный артист и невыносимый партнер.