Беспутный и желанный (Клятва верности) - Ширл Хенке

«Они все время с ней, а между мной и Майклом воздвигнута преграда», – с горечью размышляла Ребекка. Одиночество было ее уделом все эти годы.

Она прошла на кухню, чтобы навести там порядок после поминок, но оказалось, что соседки постарались избавить дочерей покойной от хозяйственных забот. Кухня сияла чистотой, как и при жизни Доркас. Эфраим держался молодцом все последние дни и во время траурной церемонии, но Ребекка знала, каких усилий ему стоит скрывать терзающую его боль потери.

Из кухонного окна был виден церковный двор. Отец бесцельно кружил по нему, потом исчез за углом церкви, где располагалось кладбище. Когда сумерки сгустились, Ребекка, встревоженная долгим отсутствием отца, направилась к нему. Эфраим стоял на коленях у свежей могилы.

– Возвращайся в дом, папа. Уже темнеет. – Она с нежностью тронула его за плечо.

– Я не любил ее так, как она того заслуживала. И она об этом знала.

– Ты был ей хорошим мужем, – возразила Ребекка.

– Она знала про Кэтлин, и это мучило ее всю жизнь.

Ребекке хотелось, чтобы отец прекратил свои воспоминания, которые причиняли ему дополнительную боль.

– Кэтлин осталась в твоем прошлом. Когда вы с мамой поженились, ты начал жить заново. И ты не нарушал обета верности.

– Я был неверен Доркас. В мыслях. Я желал другую женщину и поэтому виновен в супружеской измене.

– Но это было скрыто от всех, не так ли, папа? Это далось тебе нелегко, и ты искупил свой грех страданием.

Отец понимал, что Ребекка говорит не только о нем, но и о себе.

Он встал с колен, выпрямился во весь рост, но его плечи остались согбенными. Могильный камень Доркас лежал на земле, но он словно бы ощущал его тяжесть на своих плечах.

– Да, дочь. Это нелегко – утаивать свои чувства так долго. Мне кажется, что я совершил страшную ошибку… насчет Амоса и тебя.

Ребекка не осмелилась рассказать отцу, каким кошмаром было ее замужество с первой же брачной ночи. Он достаточно мучился от сознания своей вины перед покойной женой.

– Тебе не в чем винить себя. У нас не было другого выхода. Ошибку совершила я… – заявила она твердо.

Он покачал головой.

– Нет. Это я, по злобе своей, счел такого прекрасного парня, как Рори Майкл Мадиган, твоей ошибкой… Теперь мы все в Уэлсвилле не нарадуемся, узнавая о его успехах.

Эфраим отвел взгляд, не в силах смотреть прямо в глаза дочери.

– Амос догадывается, что ребенок не от него?

Это был не столько вопрос, обращенный к Ребекке, а скорее утверждение.

Они не говорили на эту тему с того несчастного дня, решившего судьбу Ребекки, когда он посоветовал напуганной растерянной дочери выйти замуж за нелюбимого человека, чтобы оградить от всех превратностей в будущем ее еще не рожденное дитя. Ребекка сдерживала подступавшие к глазам слезы. Жизнь с Амосом научила ее терпению. Иначе она бы выплакала себя до конца. Но дьявольский договор, заключенный с супругом, лишал ее права на открытое проявление горя. Даже на похоронах матери она не проронила ни слезинки. Однако сейчас плотина рухнула.

Она закрыла лицо руками. Плечи ее вздрагивали от рыданий. Ей было стыдно, что этим она терзает сердце отца, но Ребекка не могла ничего с собой поделать.

– Он плохо обращается с тобой? И с моим внуком? – задал вопрос Эфраим.

В нем произошла перемена. Она никогда не видела своего мягкосердечного отца столь суровым и похожим на библейского пророка, как их описывает Ветхий завет. Нет, он не должен узнать правду о ее супружеской жизни! Иначе он обрушит проклятия на самого себя.

– Нет, нет. Амос относится к Майклу как к сыну и своему наследнику.

– И все же он не позволяет тебе проводить с ним больше двух-трех недель в году с тех пор, как мальчик вырос из пеленок. Сначала все эти гувернантки, потом частные школы на Восточном побережье. Я знаю, что твое сердце разрывается, когда ты отсылаешь туда сынишку.

– Таково желание Амоса, – произнесла она с безнадежной тоской. – Он сам воспитывался в частной школе и к тому же он хочет, чтоб я отдавала все время светским приемам.

– Если б у тебя еще были дети… Может, тогда что-то бы изменилось?

Ребекка ничего не ответила. Эфраим, как мог, попытался утешить дочь:

– Это не твоя вина, Ребекка. У Амоса не было потомства и от первой жены. Мужчина может быть так же бесплоден, как и женщина.

Надо благодарить Бога, что Амос не способен был одарить ее детьми. В противном случае он отказался бы признать Майкла своим сыном. Мысль об этом леденила ей кровь.

– Это к лучшему, папа. Как ты однажды сказал – на то воля Божья.

– Иногда люди позволяют себе бесцеремонное вмешательство в Божий промысл и обманываются, считая, что выполняют Его волю, – как-то загадочно произнес Эфраим и тут же сменил тему, испытующе глядя на дочь. – Мадиган добился поразительных успехов. Ты встречала его в Вашингтоне?

– Лишь однажды, случайно, несколько лет назад. – Постыдный эпизод во дворике посольства навсегда оставил в ее душе горький осадок. Она до сих пор ненавидела себя за свое тогдашнее поведение. – Он сильно изменился. Деньги и власть основательно меняют человека. Я с трудом узнала его. Раньше думала, что знаю его, но мне тогда было семнадцать лет, и я была наивной…

Эфраим уловил в ее тоне сожаление об ушедшей юности.

– Да простит меня Господь за то, что я разрушил твои мечты!

– Наоборот, я обязана тебе спасением. – Она сделала попытку ободряюще улыбнуться ему сквозь слезы. Ее любовь к отцу оставалась неизменной все эти годы.

С мученическим выражением на лице он чуть слышно возразил:

– Все чаще я начинаю в этом сомневаться.

Виргиния-Сити, июнь 1878 года

Из-за жары Рори закатал повыше рукава рубашки, разложил на рабочем столе ворох платежных документов о закупках шахтовладельцами крепежного леса и погрузился в их изучение. Бум еще продолжался, но опытный взгляд Рори уже улавливал признаки спада и близкого конца Комстока. Большой всплеск «золотой лихорадки» 1873 года вылился в не виданный никогда ранее подъем стоимости горнорудных акций. Причиной этому являлось не истинное богатство приисков, а чистой воды спекуляция биржевых воротил. В результате искусственного вздувания цен в январе 1875 года разразилась неминуемая паника, и лавина покатилась вниз. Тысячи инвесторов разорились. Одни шахты закрылись, другие прекратили выплату акционерам дивидендов. Остальные находились в критическом положении.

Через десятилетие пылающий лихорадочным жаром, смертельно больной Комсток превратится в скопище городов-призраков. Не заинтересованный прямо в золотодобыче и игре на бирже, Рори не был этим обеспокоен. Его бизнес, основанный на заготовке древесины, уже покоился на солидном фундаменте. Он приобрел постоянных покупателей в Калифорнии, которым поставлял строительные материалы. Его небольшое поначалу ранчо превратилось в крупный конный завод и скотоводческое хозяйство, выполняющие армейские заказы для четырех соседних штатов. Он еще имел половинную долю в ипподромном бизнесе Дженсона. Его репутацию поставщика отличных скаковых лошадей ничто не могло поколебать. Выращенные им лошади побеждали на любых скачках на всем пространстве от Денвера до Сан-Франциско.