100 великих литературных героев - Виктор Еремин

Так жизнь сама обернула юмор в сатиру. Точнее было бы сказать – в бесконечную политическую пародию.

Доде не собирался протестовать против такого понимания его книги. Писатель был глубоко возмущен так называемой «элитой» французского общества, которая много рассуждала и декламировала патриотизм, но первой же сбежала из осажденной немцами столицы; его поражала та простота, с которой вчерашние лизоблюды империи вновь стали благоденствовать при республике, неожиданно оказавшись новыми хозяевами страны… А сражались за Отечество и погибли или продолжали страдать именно те, кто нищенствовал и бедствовал и при Наполеоне III.

Волей судьбы Тартарен из образа комического перерос в образ сатирический и политический. И следующие два романа трилогии – «Тартарен в Альпах» (1885) и «Порт Тараскон» (1890) Альфонс Доде писал уже как злую, жесткую сатиру на окружавшую его современность очередной Французской буржуазной республики. Быть может, по этой причине они и получились менее удачными..

Я все-таки предпочитаю говорить об изначальном Тартарене, в котором заложена глубокая философская сущность – и забавная, и трагическая одновременно. При этом трудно согласиться с самим автором трилогии, говорившим, что он попытался соединить в Тартарене душу Дон Кихота с телом Санчо Пансы. Попытка, конечно, налицо. Но в кратком изложении философская суть истории о Тартарене представляется мне так.

Человеку свойственно грезить. Однако для подавляющего большинства людей мечта представляется чем-то вроде охоты на могучего грозного льва. Для тех же, кто и в самом деле берется за ее осуществление, она вдруг оказывается жалким и полудохлым слепым животным, которого водят на веревочке для показа падкой на зрелище толпе. Тогда приходится творить трофей из этого несчастного зверя – и погубив его, и устроив из этого аттракцион, и еще больше трубя по всему миру о своей победе. Так рождаются герои мирного времени.

Но самое печальное, что большинство мечтателей и на подобное не способны, а потому Тартарены всегда будут в славе, почете и бескрайнем уважении.

Паганель

«Этому высокому, сухощавому человеку могло быть лет сорок. Он напоминал длинный гвоздь с большой шляпкой. Голова у него была круглая и большая, лоб высокий, нос длинный, рот большой, подбородок острый. Глаза скрывались за огромными круглыми очками, и особенная неопределенность во взгляде говорила о никталопии. Лицо у него было умное и веселое… непринужденность и милая бесцеремонность этого незнакомца ясно показывали, что он умеет видеть в людях и вещах только хорошее. Хоть он еще не открывал рта, чувствовалось, что он любит поговорить. Было ясно также, что он из тех страшно рассеянных людей, которые смотрят и не видят, слушают и не слышат…» [179] Так появился на страницах романа «Дети капитана Гранта» таинственный пассажир каюты номер шесть на яхте «Дункан». Ныне это всемирно известный любимец детей и взрослых Жак-Элиасен-Франсуа-Мари Паганель, секретарь Парижского географического общества, член-корреспондент географических обществ Берлина, Бомбея, Дармштадта, Лейпцига, Лондона, Петербурга, Вены, Нью-Йорка, а также почетный член Королевского географического и этнографического института Восточной Индии; человек, который двадцать лет изучал географию, не выходя из кабинета, а когда решил отправиться в Индию, по рассеянности уплыл в Америку, что, впрочем, и не удивительно, поскольку к тому времени Паганель был известен тем, что опубликовал прекрасную карту Америки, на территории которой неведомо как оказалась Япония.

Жюлю Верну всего несколькими деталями удалось нарисовать столь достопамятный образ ученого, что даже спустя полтора столетия зачастую именно такой мы представляем себе ученую братию, по крайней мере те из нас, кто никогда с научным миром не сталкивался.

Не был ученым и сам создатель Паганеля, хотя к компании известных изыскателей он все-таки принадлежал, впрочем, весьма своеобразно.

Жюль-Габриэль Верн родился 8 февраля 1828 г. в Нанте, бывшей многовековой столице бретонских герцогов. Отец его был адвокатом, а мать происходила из старинного рода нантских кораблестроителей и судовладельцев. Жюль был первым ребенком в семье.

Будущий писатель получил начальное образование в семинарии Св. Донасьена и в Нантском лицее. С 1848 г. он изучал юриспруденцию в Сорбонне и стал лиценциатом прав.

Вместо того чтобы вернуться в Нант и стать компаньоном отца, Жюль решил остаться в Париже и посвятить себя литературе. К этому времени он уже познакомился и подружился с Александром Дюма-сыном и при его участии написал небольшую комедию в стихах «Сломанные соломинки». Пьесу поставили в «Историческом театре», владельцем которого был Дюма-отец.

Постановка оказалась успешной, и Дюма-отец посоветовал пьесу издать. Жюль Верн так и поступил.

К сожалению для театра, работа драматурга тогда оплачивалась очень плохо. Молодой человек нищенствовал, почти бедствовал. Он, конечно, написал еще несколько водевилей и комических опер, но пора было задумываться и о будущем. Пришлось Жюлю Верну искать иные способы заработка.

Почти три года он проработал секретарем директора «Лирического театра», затем был биржевым маклером. Но все эти заработки его тяготили. К тому же Верн женился, у него родился сын.

Близким другом Жюля Верна стал Феликс Турнашон, знаменитый фотограф, увлекавшийся аэронавтикой и аэрофотосъемкой. Он первым запечатлел Париж с высоты птичьего полета. Верн был восхищен снимками друга и решил написать трактат о возможности исследовать Африку с помощью воздушного шара.

Свой труд Верн предложил нескольким издателям, но никого он не заинтересовал. Только Пьер Жан Этцель, познакомившись с рукописью, предложил писателю переделать трактат в художественное произведение. Так появился приключенческий роман «Пять недель на воздушном шаре», а вместе с ним и один из родоначальников научной фантастики и любимейший юношеский писатель всего мира Жюль Верн.

Роман был опубликован в 1863 г. в «Журнале для образования и отдыха», который издавал Этцель, и стал первым из огромного цикла «Необыкновенные путешествия». [180]

Успех «Пяти недель…» был ошеломляющий. К Верну пришла мировая известность. Неплохими оказались и гонорары. С этого времени писатель решил и впредь работать в жанре научной фантастики.

Этцель немедленно заключил с Жюлем Верном контракт, по которому тот в течение двадцати лет обязывался передавать издателю по два романа в год. За каждый роман Верн должен был получать около двух тысяч франков. До самой своей смерти, в 1886 г., Этцель оставался единственным издателем Верна и его лучшим другом.

В течение нескольких десятилетий Верн создавал по одному-два романа в год. В 1864 г. вышло «Путешествие к центру Земли», в 1865 г. – «Путешествия и приключения капитана Гаттераса» и «С Земли на Луну», а 1867 г. ознаменовался публикацией романа «Дети капитана Гранта».

Верн работал над романом почти два года, и это был единственный случай, когда он затянул со сдачей. Одновременно с работой над романом писатель по заказу Этцеля составил «Иллюстративную географию Франции», а затем знаменитую «Историю великих путешествий и великих путешественников».

Вряд ли кто станет спорить, если мы скажем, что самым ярким и всеми любимым героем романа «Дети капитана Гранта» стал Жак Паганель. А ведь по сей день ходят слухи, будто по первоначальному плану книги такого героя не существовало. Но Этцель, который постоянно наблюдал за работой Верна и по ходу дела старался читать уже написанные главы, высказал мнение, что необходимо давать научные разъяснения по ходу следования путешественников по 37 параллели. И вскоре после этого замечания появился таинственный пассажир каюты номер шесть.

Если до «Детей капитана Гранта» в литературе ученый обычно выступал неким таинственным мистическим существом, чернокнижником вроде Фауста или полусумасшедшим творцом вроде Франкенштейна, то у Жюля Верна ученый приобрел заурядный человеческий облик. Паганель оказался чудаком и фанатиком своей науки, вечно что-то путающим, но в конце концов всегда находящим верное решение.

Для россиян «Дети капитана Гранта» дополнительно интересны тем, что в сталинские времена ученые представлялись населению именно жюльверновскими Паганелями – мудрецами в своей сфере деятельности и абсолютными глупцами в любой иной области человеческой мысли, прежде всего в политической.

Эмма Бовари

Всякий раз, когда доводится читать велемудрые рассуждения мировой и отечественной критики об Эмме Бовари или Анне Карениной, перед глазами невольно возникает недавний сюжет из криминальной хроники российской глубинки. Там тоже заела обывательская среда романтичную душу молодой женщины, искавшей выхода из пошлой повседневности в красоты голливудского кинематографа. В этих «возвышенных» поисках отвела она в тридцатиградусный мороз свои самые тяжкие оковы – трехлетнюю дочку – на пустырь за гаражами и велела ей ждать маму, а иначе пригрозила выпороть, и ушла. И девочка ждала, пыталась согреться, как представлял это себе трехлетний ребенок, плакала, и пока умирала, на лице ее застыли толстые льдинки детских слез. Мать попыталась заявить, что девочка потерялась, но потом, благодаря случайным свидетелям, дело открылось. Поразили в этой истории глубокомысленные сетования авторов сюжета о неразвитом обществе, о поисках счастья, о беспредельной страсти, на которую имеет право каждая женщина… Люди-гуманисты, у вас что, окончательно мозги куда-то уехали? И главная беда здесь в том, что это человекоподобное существо есть всего лишь прямое логическое продолжение тысячекратно – нет, не оправданных, на поглядку даже осуждаемых, – но возвеличиваемых и воспеваемых уже второе столетие «борцов против обывательской среды» «страстных» Эммы Бовари, Анны Карениной и иже с ними. При разговоре о них мы не будем предаваться рассуждениям о «диалектике человеческого существования», не займемся игрушками в «объективность» и не попытаемся обозреть «ситуацию со всех сторон», но взглянем на этих самовлюбленных дамочек только через призму слезных льдинок замерзшей на пустыре трехлетней девочки, которые и есть единственная и высшая истина в сущности таких «романтичных особ».