Короли преступного мира - Евгений Осипович Белянкин

мнение, порой имели куда больше влияния и реальной политической власти, чем какой-нибудь правительственный туз, разглагольствующий по чужой бумажке.

Подлинные кардиналы редко когда попадали на скамью подсудимых. Они действуют втихую, создавая профильные лобби. Незаметно-заметные чиновники, если нужно, быстро организуют и операцию по обмену очередных сторублевок, и весьма выгодную для кого-то приватизацию…

Дон Роберт сидел в своем кабинете и думал об аферах, которые «гуляли» по стране… Информация, лежащая перед ним, наводила на удивительные размышления. Только одна «Международная компания» (их развелось уйма!), продав несуществующее оборудование, хапнула сотни миллионов рублей… А другая международная компания заказала на танковом заводе сто пятьдесят танков (лучшие танки в мире) при заводской цене пять миллиардов рублей, а толкнула за сто пятьдесят миллиардов… по миллиарду за танк. Вот это афера!

Дон Роберт даже причмокнул от удовольствия…

Без стука вошел Ахмет Борисович. Сбросив на диван теплую югославскую куртку, тяжеловато присел на краешек.

— Ну, кажется, пошло…

Дон Роберт с любопытством подсел к нему.

— Переведи с японского на русский.

— Просто начинаем строить коттеджи. Красавцы-дома. И если повезет, сумма! Пока тридцать тысяч долларов США, которые нам передало акционерное общество «Внешэкономика».

Дон Роберт удовлетворенно вздохнул: фирма «Олимпия» не дремала… Получили в аренду частному предприятию землю под строительство коттеджей. Этим частным предприятием было вновь созданное малое предприятие «Запад». Оно и строило в Подмосковье, в дачных местах, для иностранцев…

— Ну как мэрия, успокоилась? — спросил дон Роберт.

— Российские законы такие же, как и дороги, — засмеялся Ахмет Борисович, — в рытвинах и канавах. «Умник — объезжает, а простофиля — лоб расшибает».

— Это я читал в газете.

— Верно сказано в газете. Так что и с мэрией, и с Моссоветом все в ажуре. Вот все необходимые бумаги.

Дон Роберт, покусывая губы, небрежно перелистал папку.

— Слыхал, президент подписал Указ об аукционной продаже земли для индивидуального строительства…

Ахмет Борисович провел рукой по лбу.

— В Москве примерно полмиллиона богачей, вот будет драка!

— Думаю, нам делать там нечего! — сказал с иронией дон Роберт.

— Делать нечего, а пощупать можно.

Ларисе нравился Федоровский. И в танцах мастак: вел свободно, вальсировал легко, чувствовалось, что увлекался когда-то танцами. Прищурившись, он нагловато смотрел прямо в лицо, изучая ее. Ей было немного неудобно, но она уже привыкла к этому.

— Вы давно работаете у этого человека? — неожиданно впрямую спросил он.

— Не очень… — растерялась она. — А вас это интересует?

— Просто подумал, с вашими возможностями можно найти лучшую службу, чем эта.

— И вы мне поможете поменять службу?

— Нет.

— А что же?

— Просто я посоветовал бы не иметь дел с этим человеком. Вы выполняете грязную работу.

— Вы милы.

— Простите, но я сказал это без подтекста. Так, от расположения к вам. От души.

— Но мне надо чем-то жить?

— Я сказал то, что сказал. И не больше.

И все же она думала, что Федоровский ее пригласит в номер: она судила о мужчинах не по словам. Но Федоровский не пригласил и расстался с ней холодновато. В этот вечер она не встречалась с доном Робертом. Но на сердце был неприятный осадок. Федоровский, словно подкараулив, ударил ножом в спину. Ночь она спала плохо, возможно, еще и потому, что спала одна. На следующий день она позвонила дону Роберту. Он был очень любезен и сказал ей, что она «умница». Она попросила, даже как-то жалобно, по-щенячьи, чтобы он пришел. Он легко согласился, до странности так легко, что она засомневалась. И не зря. Дон Роберт не пришел, а значит, она не могла ему высказать все, что о нем думала.

Она не понимала даже почему, но нарастала жуткая тревога. Она выкурила треть сигареты, отдышалась. Он ее никогда не любил. Одно самосбродство! Ведь заранее знал, что делал из нее проститутку… А играл-то… на чувствах. Он ее элементарно предал, несмотря на то что она его любила…

Федоровский в чем-то прав. Жить ей надоело. И она стала мертвым человеком. И развязать этот узел она сможет только в том случае, если она…

Лариса впервые почувствовала облегчение. Она быстро оделась и поехала к нему в офис. Секретарша удивленно и укоризненно посмотрела на нее. Но не остановила. Она прошла по ковру к кабинету и открыла дверь. Слава богу, дон Роберт был один. Он что-то писал и удивленно поднял голову. Его взгляд говорил: «Ты? Зачем? Я тебя не вызывал…»

«Да, конечно, я всегда только по вызову…»

Лариса капризно улыбнулась, улыбка получилась болезненная и глупая.

Он встал из-за массивного стола и недовольно пошел ей навстречу. Она собрала все силы и выхватила дамский пистолет — он обалдел от такой наглости. Ударом вышиб пистолет и, сжав ее дрожащую руку, властно прикрикнул:

— Ты меня задолбала своими вывертами. Может, хватит?

Она стояла, окаменевшая.

— А теперь пошла вон, — высокомерно сказал дон Роберт. — Видишь, я занят.

54

На семинаре по праву было по-студенчески шумно. Спорили об итальянской мафии, не жалея голосовых связок. Павел уверял, что итальянская мафия в отличие от нашей, которая еще находится в периоде дикого становления, глубоко чтит закон. Взять хотя бы использование чужих машин «в деле». Там такие автомобили называют «невинными». На «невинной» «работали» без всякой опаски. Нарвешься — одолжил приятель или сосед. Возвращая машину в гараж, обычно хорошо ее проверяют: доливают бензина, ровно столько, сколько было в баке, подкручивают назад спидометр…

А как у нас? «Одолжили» машину — и с концами; кто ее будет возвращать в гараж? Использовали, как дешевую девицу на час, да и бросили, разбили, изувечили…

Альберт пытался хорошенько «переживать» то, что говорил Павел — у него рождалось свое, особое понимание: сам он считал, что цивилизованной мафии на свете нет, есть обстоятельства, которые вынуждают действовать так, а не иначе… А в отношении «угнали, разбили, бросили» — здесь, видимо, нельзя путать мафию как организованную преступность с обычным уголовным разбоем.

Павел вел себя как максималист; он упрямо верил в свои доводы, а доводы Альберта истолковал как желание друга «подсолить», тем более преподаватель поставил ему четверку…

Павел надулся, и на перемене Альберт, стараясь сгладить свою вину, подошел к другу:

— Ладно, пойдем покурим. — Хотя Альберт и не курил. Павел, обидчиво поджав губы, сказал:

— Иди покури с другими.

— Дурень, это же спор, выяснение истины.

— Ты на семинаре, где, между прочим, ставят оценки. — И Павел демонстративно отвернулся.

Альберт, пожав плечами, спустился по лестнице вниз. Он вышел на улицу, еще надеясь, что приятель его догонит. Вот и объявилась черточка характера. Альберт не считал себя виноватым.