Услышь голос сердца - Лиз Карлайл

— Но это было тридцать лет назад. Моего отца помнят благодаря его работам, а его связь с графством Трент давно предана забвению.

Вдовствующая графиня презрительно фыркнула.

— Полагаю, вы не знакомы с дядюшкой Рэннока, сэром Хью Бенэмом? Оба они мерзкие распутники, мисс Стоун, и в приличном обществе их почти не принимают. — Глаза ее злобно сверкнули. — Наверное, миссис Уэйден рассказывала вам о печальной судьбе молодой леди, которую Рэннок соблазнил и бросил? Она, как известно, умерла.

Эванджелина торопливо опустила глаза, не желая, чтобы леди Трент заметила боль и отчаяние в ее взгляде. Она знала, что это не вымышленная история. Леди Блэнд написала в одном из своих писем об этом случае вскоре после того, как Рэннока подстрелили в спальне у леди Джанет. И как ее угораздило влюбиться в такого человека? — подумала Эванджелина. Но это случилось, и, пока леди Трент продолжала свою суровую обличительную речь против Эллиота, Эванджелина успела взять себя в руки.

— У Рэннока нет совести, — продолжала графиня. — Не забудьте о том, что он соблазнил и унизил вашу тетушку. Поговаривали даже, что он забавы ради доводил до разорения молодых джентльменов, чтобы отобрать у них любовниц.

— Откуда вам все это известно, миледи? — спросила Эванджелина.

— Он даже не пытается скрыть свои похождения, мисс Стоун. У него нет ни капли стыда. Он хвастает своей незаконнорожденной дочерью, мать которой была какой-то танцовщицей. Говорят, он частенько пьянствует ночь напролет, а наутро стреляется на дуэлях.

— Это все старые байки, миледи, — тихо сказала Эванджелина. — Возможно, его светлость решил теперь изменить свой образ жизни.

— Старые байки? — воскликнула вдовствующая графиня. — Как вы наивны, дитя мое! Всего две недели назад он был ранен в плечо! Лорд Крэнем вызвал его на дуэль из-за женщины.

«Рана на плече Эллиота! Он стрелялся из-за женщины! Эванджелина тихо охнула, но графиня ее услышала.

— Естественно, вас это шокирует, мисс Стоун, однако этс еще не самое худшее, потому что на прошлой неделе была найдена убитой его любовница.

— Его… любовница? — запинаясь, переспросила Эви.

— Вот именно. Актриса театра «Друри-Лейн». Он перекупил и увел ее в прошлом году из-под носа лорда Кливингтоца и широко афишировал эту связь. По правде говоря, она и актрисой настоящей не была, а так, рыжеволосая девка из трактира. Но несколько недель назад она по собственной глупости публично поскандалила с ним. А теперь ее нашли мертвой. По слухам, она была задушена, причем именно тем колье, которое подарил ей Рэннок.

Эванджелина давно уже усвоила, что каждая история имеет лицевую и оборотную стороны, однако с какой стороны ни смотри на скандалы, связанные с Рэнноком, маркиз выглядит в них человеком абсолютно безнравственным. Однако она решила скрыть свои сомнения, чтобы не доставлять удовольствия графине Трент.

— Извините, мадам, но я вам не верю, — сказала она, хотя голос ее звучал не очень убедительно.

— Вот как? — усмехнулась леди Трент. — В таком случае спросите его самого. Насколько я знаю Рэннока, он не станет этого отрицать. А еще лучше, напишите своему опекуну мистеру Уэйдену. Он наверняка в курсе, потому что об этом говорит весь Лондон.

— Дядюшку Питера не интересуют сплетни, — холодно сказала Эванджелина.

— Правда? В таком случае пусть позаботиться о ваших правовых проблемах. Я честно предупреждаю вас, мисс Стоун, если в ближайшее время наследник Трентов не окажется под моей крышей, где позаботятся о его воспитании в духе самых высоких моральных принципов, вам и Питеру Уэйдену придется дорого заплатить за это. Закон, уж вы мне поверьте, будет на моей стороне.

С этими словами вдовствующая графиня, сделав свое черное дело и причинив столько зла, сколько какая-нибудь злобная старая ведьма может причинить, если повезет, за целый день работы, туго натянула на руки перчатки, взяла ридикюль и, пожелав своей внучке приятного дня, удалилась.

Эллиот знал, что, хотя состязание по боксу было почти наверняка нелегальным мероприятием, место его проведения ни для кого не было секретом. Лавочники, рабочие и джентльмены, несомненно, уже стекаются туда в надежде приятно провести время, заключая пари и предаваясь разгулу. При других обстоятельствах это могло бы стать весьма приятной вылазкой за город. Но не сегодня. Когда Хью давал своему кучеру указания, у Эллиота не хватило сил, чтобы возразить. Поэтому он позволил засунуть себя в экипаж, где сразу же скорчился от боли, прислонившись к бархатной подушке сиденья и моля о быстром избавлении от мук.

Не тут-то было! Когда они отъехали от Лондона на четыре мили, у него началась жестокая рвота, в результате которой он расстался с двумя чашками выпитого кофе. Все остальное время Эллиот был обречен терпеть, поэтому он решил не обращать внимания на пульсирующую боль в висках, урчание в желудке и своих шумливых, громогласных приятелей. Ему показалось, что прошло несколько часов, прежде чем экипаж перестал покачиваться, что означало прибытие в городок, где должен был проводиться матч. Хотя они приехали задолго до начала, улицы городка были забиты всеми видами транспортных средств — от высоких фаэтонов до оседланных клячонок. Толпа болельщиков, расположившихся вокруг импровизированного ринга, скандировала имя Пата О’Коннела, предрекая ему быструю победу над своим противником.

Усадив Эллиота под деревом, Уинтроп и Хью стали пробираться сквозь толпу в надежде занять местечко, с которого лучше виден ринг. Эллиот прислонился спиной к стволу и, надвинув на глаза шляпу, задремал. И проспал целый час, смутно ощущая шум и крики вокруг.

Наконец рев толпы разбудил его окончательно, и он увидел, что не только на ринге, но и вокруг него идет потасовка между болельщиками. Слышались крики: «а жульничает!» и «Разожми ему кулак, О’Коннел!» У некоторых уже кровоточили разбитые носы. На ринге, склонившись над противником, О’Коннел пытался разжать его кулак. Эллиот с облегчением заметил, что к нему бегут Хью и Уинтроп. Он с трудом поднялся на ноги.

— Что там произошло? — спросил он, потирая висок.

— У одного из боксеров в кулаке был зажат кусок металла, — объяснил Хью, — пора уходить отсюда. Там бушуют такие страсти, что скоро здесь будет неприятно находиться. Тут неподалеку есть трактир, бежим туда.

В небольшом трактире с узким пивным залом было почти пусто, но чисто и тихо. Эллиот и Хью уселись на скамью напротив двери, а Уинтроп пошел к широкоплечему приземистому кабатчику, чтобы сделать заказ.

Голова у Эллиота все еще болела, но желудок, кажется, успокоился. Уинтроп принес кружки с пивом. Взглянув на них, Эллиот почувствовал, что снова бледнеет.