Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 1 - Вальтер Скотт

— Но в которых, даю вам честное слово джентльмена, я едва ли прочел шесть страниц.

— Я не королевский судья, мистер Уэверли, материалы вашего допроса будут переданы в другую инстанцию. Но перейдем к дальнейшему — знаете ли вы лицо, известное под именем Ушлого Уилла, или Уилла Рутвена?

— Никогда до настоящего момента не слышал такого имени.

— Не поддерживали ли вы через это или какое-либо иное лицо связи с сержантом Хэмфри Хотоном, подговаривая его дезертировать вместе со всеми солдатами его полка, которых ему удастся склонить на это дело, и присоединиться к горцам и другим мятежникам, поднявшим в настоящее время оружие под водительством молодого претендента?

— Уверяю вас, что я не только совершенно неповинен в заговоре, в котором вы меня обвиняете, но он ненавистен мне до глубины души, и я не пошел бы на такое предательство ни ради трона для себя, ни для того, чтобы возвести на него кого бы то ни было другого.

— Однако, когда я рассматриваю этот конверт, надписанный рукой одного из тех впавших в заблуждение джентльменов, которые в настоящее время восстали против своего отечества, и вложенные в него стихи, я не могу не найти некоторой аналогии между упомянутым мною предприятием и подвигами Уогана, которые автор, по-видимому, ставит вам в пример.

Уэверли был поражен этим совпадением, но заявил, что желания или ожидания автора письма нельзя рассматривать как доказательство совершенно химерического обвинения.

— Но, если меня не обманывают мои сведения, за время вашей отлучки из полка вы находились то в замке этого горского предводителя, то в замке мистера Брэдуордина из Брэдуордина, также поднявшего оружие в пользу этого несчастного дела?

— Я и не собираюсь скрывать этого; но я самым решительным образом отрицаю какое-либо участие в их замыслах против правительства.

— Но вы, я полагаю, не станете отрицать, что вместе со своим хозяином Гленнакуойхом присутствовали на сборище, где объединилось большинство сообщников его предательства, чтобы под предлогом большой охоты согласовать свои мятежные планы?

— Я признаю, что был на таком сборище, — сказал Уэверли, — но я ничего не слышал и не видел такого, что придало бы ему приписываемый вами характер.

— Оттуда вы проехали, — продолжал следователь,— вместе с Гленнакуойхом и частью клана на соединение с армией молодого претендента и, засвидетельствовав ему свои верноподданнические чувства, вернулись, чтобы обучить военному делу и вооружить остальных людей клана и слить их с мятежными бандами, когда они двинутся на юг?

— Я никогда не ездил с Гленнакуойхом к упомянутому вами лицу и даже не слышал, что оно находится в Шотландии.

Уэверли затем подробно изложил всю историю несчастного случая, происшедшего с ним на охоте, и добавил, что по возвращении в Гленнакуойх узнал, что лишен офицерского звания, и не станет отрицать, что тогда впервые заметил признаки военных приготовлений кланов; однако, не испытывая желания стать на их сторону и не имея более оснований оставаться в Шотландии, отправился на родину, куда его зовут лица, имеющие право руководить его поступками, как это увидит майор Мелвил, если просмотрит лежащие на столе письма.

Майор Мелвил начал читать письма Ричарда Уэверли, сэра Эверарда и тетушки Рэчел, но выводы, к которым он пришел, оказались иными, чем те, на которые рассчитывал наш герой. Эти послания были написаны в недружелюбном к правительству тоне и местами заключали неприкрытые угрозы, а письмо бедной тетушки Рэчел, недвусмысленно утверждавшее правоту Стюартов, было расценено как открытое признание того, что другие решались высказать только намеками.

— Разрешите задать вам еще один вопрос, мистер Уэверли, — сказал майор Мелвил. — Разве вы не получали повторных писем от командира вашего полка, в которых он предостерегал вас, приказывал вернуться на свой пост и уведомлял о том, что вашим именем пользуются для распространения недовольства среди ваших солдат?

— Никогда, майор Мелвил. Одно письмо я от него действительно получил. В нем он учтиво давал понять, что для меня было бы лучше проводить свой отпуск не только в замке Брэдуордин; признаюсь, я счел, что вмешиваться в эти дела он не имеет права; наконец, в тот же день, когда я прочел о своей отставке в правительственных сообщениях, я получил второе письмо от подполковника Гардинера с приказом вернуться в полк. Но так как меня на месте не было по причинам, которые я уже излагал, я получил его слишком поздно и не мог выполнить приказ. Если были какие-либо письма между первым и последним,— что по великодушному характеру подполковника я считаю вероятным, — они до меня не дошли.

— Я до сих пор не спрашивал вас, мистер Уэверли,— продолжал майор Мелвил, — о деле менее важном, но которое тем не менее получило огласку и было истолковано не в вашу пользу. Говорят, что в вашем присутствии и так, что вы могли его прекрасно слышать, был произнесен изменнический тост, и вы, офицер на службе его величества, потерпели, чтобы другой, а не вы потребовал удовлетворения от обидчика. Этого поставить вам в вину на суде нельзя, но если, как мне известно, офицеры вашего полка требовали от вас объяснений по поводу этих слухов, мне остается только удивляться, как вы, дворянин и офицер, сочли возможным от них уклониться.

Это уже было слишком. Осажденный и теснимый со всех сторон обвинениями, в которых грубая ложь переплеталась с действительными фактами, неизбежно придававшими ей правдоподобие; один, без друзей и в чужом краю, Уэверли счел, что жизнь и честь его погибли, и, опустив голову на руки, решительно отказался отвечать на какие-либо дальнейшие вопросы, поскольку его откровенное и чистосердечное признание обратилось против него же.

Перемена в Уэверли не удивила и не рассердила майора Мелвила. Он продолжал невозмутимо задавать ему один вопрос за другим.

— Какой мне смысл отвечать вам? — угрюмо сказал Эдуард. — Вы, очевидно, убеждены в моей виновности и в каждом моем ответе ищете лишь подтверждения вашего предвзятого мнения. Так упивайтесь вашим мнимым торжеством и перестаньте меня мучить. Если я способен на ту подлую трусость и предательство, в которых вы меня обвиняете, я не стою того, чтобы верили хоть одному моему ответу. Если же вы меня подозреваете незаслуженно, а бог и моя совесть свидетели, что это так, тогда я не вижу, почему своим чистосердечием я должен вкладывать оружие в руки моих обвинителей. У меня нет больше оснований отвечать ни на один ваш вопрос, и я поэтому твердо решил не давать больше никаких показаний.

И, приняв прежнюю позу, он впал в угрюмое молчание.

— Позвольте мне, — сказал следователь, — напомнить вам одно соображение, способное побудить вас к чистосердечию и откровенности. Неопытный юноша, мистер Уэверли, легко может стать жертвой преступных планов искусных и хитрых людей, а один по крайней мере из ваших друзей — я имею в виду Мак-Ивора из Гленнакуойха — несомненно занимает среди них одно из первых мест. Вас же, по вашей видимой бесхитростности, молодости и незнакомству с местными нравами, я склонен был бы отнести к категории первых. В этом случае ложный шаг или ошибка, которую я охотно счел бы невольной, могут быть легко заглажены, и я с готовностью стал бы вашим заступником. Вам, несомненно, должны быть известны силы шотландских повстанцев, их ресурсы и планы; вот и заслужите это заступничество и откровенно изложите все то, что вам по этому поводу стало известно. В этом случае, мне кажется, я могу взять на себя обещание, что единственным неприятным последствием вашей связи с этими несчастными интригами явится кратковременный арест.

Уэверли с полным самообладанием слушал это увещание, пока дело не дошло до последних слов. Тут он вскочил со стула и заговорил с необыкновенным жаром, которого он еще не проявлял:

— Майор Мелвил, — ведь так вас зовут? — я до сих пор или чистосердечно отвечал на ваши вопросы, или решительно отвергал их, потому что дело пока шло только обо мне. Если же вы считаете меня подлецом, способным доносить на других, которые, каковы бы ни были их преступления против общества, принимали меня как гостя и друга, заявляю вам, что считаю ваши вопросы еще более возмутительным оскорблением, чем ваши клеветнические подозрения; а так как мое несчастное положение не позволяет мне отвечать на них иначе, как словом, то знайте: вы скорее вырвете у меня из груди сердце, чем я единым звуком обмолвлюсь о вещах, которые могли мне стать известны только благодаря полному доверию людей, оказавших мне гостеприимство.

Мистер Мортон и майор переглянулись, причем первый, которого в течение всего допроса донимали приступы сильного насморка, прибегнул к своей табакерке и носовому платку.

— Мистер Уэверли, — сказал майор, — мое нынешнее положение в равной мере не позволяет мне наносить и принимать оскорбления, поэтому я не буду продолжать объяснение, которое к этому клонится. Боюсь, что мне придется подписать приказ о содержании вас под стражей, но пока тюрьмой для вас послужит этот дом. Не думаю, чтобы мне удалось убедить вас разделить с нами ужин (Эдуард отрицательно покачал головой), но я прикажу подать его в отведенное вам помещение.