Русская фэнтези-2008 - Юлия Остапенко

На площади у постоялого двора расхаживали скелеты. Немного, меньше десятка. Страха наездник не испытывал, мертвые воины вызывали скорее любопытство — тем более что у коновязи спокойно стоял вороной жеребец. Крупный, той же породы, что и рыжий скакун пришельца. У седла были приторочены весы. Солнце играло на начищенных медных чашках.

Когда всадник въехал на площадь, скелеты не обратили на него внимания, продолжали ковылять, прихрамывая — заходили в дома, в хозяйственные постройки, возвращались… Возможно, в перемещении были ритм и упорядоченность, но уловить их всадник не мог.

Путник сообразил: здесь остались поврежденные скелеты, те, кто не смог преследовать беглецов, бросивших фургон в холмах. Остальные мертвецы ушли. Всадник остановил рыжего у коновязи и спешился. Солдаты армии мертвых по-прежнему не интересовались вновь прибывшим, равно как и конями, вороным и рыжим. Выждал несколько минут. Убедившись, что опасности нет, вошел в здание.

Внутри оказался мужчина — первый живой человек, которого повстречал путник. Высокий, крепкого сложения, полный, румяный, с аккуратно подстриженными черными усами. Мужчина ел. Перед ним выстроились миски — полные снеди и уже опустевшие. Похоже, толстяк собрал все, что нашлось на столах. Рядом с ним на скамье сидел, согнувшись, покойник — этого убили мертвые не больше часа назад. Видимо, при необходимости скелеты могли передвигаться достаточно быстро — бедняга не успел даже встать из-за стола, когда в трапезную ворвалась смерть.

Едока не смущали ни мертвые тела, ни мухи, в огромном количестве слетевшиеся в трапезную. Он жевал, хватал один кусок за другим, еще не проглотив, уже тянулся за следующим… Одет он был просто, но добротно — во все новое. Шею обвивал шнурок, удерживающий серебряную трубу.

Когда пришелец появился в дверях, обжора поднял голову. Потом встал навстречу гостю. Каждый разглядывали серебряную трубу на груди другого. То, что происходило в сознании обоих, нельзя назвать «воспоминанием». Они не вспоминали — они осознавали друг друга и собственное родство. В трапезную вошел скелет. Ребра с левой стороны были переломаны, кости бедра треснули, а в глазнице покачивалась рукоять ножа. Расхлябанной походкой, припадая на поврежденную ногу, мертвый воин побрел между столов. Мужчин он будто не замечал. Обойдя помещение, мертвый удалился.

— Они пришли сюда вслед за беглецами? — спросил вновь прибывший. Просто, чтобы с чего-то начать.

— Ага. — Усатый опустился на скамью, издавшую треск под немалым весом. Покойник, навалившийся на стол рядом с ним, покачнулся, но удержался в сидячем положении. — Эти, с фургонами, появились около часа назад, вскоре после меня. Кричали, что всем надо бежать, что надвигается армия мертвых… Ну кто ж им поверил?

— Никто, конечно.

— Конечно. Не будь эти, которые пришли по дороге, идиотами, оставили бы свой скарб и скрылись в холмах. Мертвые не стали бы их искать… А так — привели смерть сюда. Все из-за жалкого барахла, которое не пожелали бросить.

— А нас мертвые солдаты не трогают, — это прозвучало скорее утвердительно.

Толстяк пожал плечами.

— Мы и они — как бы вместе. Пророчество сбылось. И серебряные трубы, и войско мертвых. Все, как написано в книге.

— В книге?

— Ну да. Священник кричал об этом, когда появились мертвые, потом убежал в церковь. Должно быть, его там убили. Больше не кричит.

— А что он кричал?

— Ну, что серебряные трубы возвестили конец света… — усатый погладил свою трубу, запихивая другой рукой в рот кусок хлеба, — и что вот…

Прожевал и закончил:

— …Вот, мертвые восстали на живых, и теперь всем конец. Ну, в общем, он был прав, этот священник… во многом…

В трапезную вошли два скелета: давешний, с ножом в глазнице, и другой, менее поврежденный. Механически вращая черепами вправо и влево, странные существа побрели по залу. Усатый невозмутимо жевал, а когда один из мертвых воинов оказался рядом, проворно повернулся на скамье и ткнул сапогом кости таза — словно по ягодицам пинка дал. Скелет рывком развернулся, занося меч. Пустые глазницы уставились на обжору, а тот замер и морщил лицо, сдерживая смех. Он забавлялся. Скелет опустил оружие и заковылял дальше, будто ничего не случилось. Вновь прибывший не видел в происходящем ничего смешного. Когда мертвый воин поравнялся с ним, он схватил табурет и обрушил на высохший гладкий череп. С треском разлетелись кости, мертвый воин с сухим шорохом осыпался на пол. Другой бросился, дробно топоча мослами по полу, на противника. Человек перехватил сухое тонкое запястье, рванул вверх. Другой рукой ухватил за ребра, поднял над головой и отшвырнул. Скелет ударился о стену и развалился.

Не глядя на толстяка, странник вышел из трапезной. Около полудюжины скелетов, торопливо переставляя костлявые конечности, спешили к нему. Наездник шагнул к коновязи, вытащил меч и занес клинок над левым плечом. Солнце на миг выглянуло из-за серой пелены облаков, на длинном лезвии заиграл свет…

Мужчина опустил клинок и носком сапога отпихнул череп. Понаблюдал, как полая кость перекатывается в пыли, и направился через площадь к церкви. Мертвые вовсе не были плохими бойцами, однако их тактика оказалась чересчур прямолинейной, к тому же длинный меч давал определенные преимущества.

Внутри было тихо и прохладно. Священника убили у самого алтаря, он сполз на пол, цепляясь окровавленными руками за подставку, на которой лежала огромная книга. Должно быть, до последнего мига читал. Пришелец опустил меч, приблизился и склонился над страницами. Читать он умел, хотя не помнил, чтобы когда-либо учился этому искусству. Странник принялся разбирать текст, написанный от руки затейливым почерком — ту страницу, на которой книга была распахнута. Этот отрывок читал перед смертью священник — единственный, кто поверил беженцам. Возможно, здесь таился некий смысл.

Книга повествовала о мистических откровениях, и, кажется, рассказчик был излишне склонен к аллегориям. «…И видел я Ангела сильного, провозглашающего громким голосом: кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати ее?..» Дальше недоставало нескольких страниц. Пришелец поглядел под ноги, на полу лежали обрывки. Поднял один и прочел: «…Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей. И слышал я голос…» Недостаточно для объяснения.

Странник возвратился на постоялый двор. Ничего не изменилось, кони по-прежнему спокойно стояли у коновязи, а толстяк все так же делил скамью с мертвецом. Ел он теперь медленнее, потому что лучшие куски уже прикончил, и теперь выбирал те, что поаппетитней из оставшихся. Выбирал не брезгливо, а аккуратно. Над ними вились мухи, изредка ненасытный едок взмахивал рукой, отгоняя докучливый рой.