Озверевшая - Кристофер Триана

— Есть хочешь? — спросила я.　

Он не ответил.　

Мои глаза наполнились слезами, хотя я ничего не чувствовала. Разрыдавшись, я заметила, что скованные чирлидерши следят за каждым моим движением. Им так хотелось стать мной. Я задалась вопросом: что бы они отдали за возможность надеть мою кожу?　

Решила воспользоваться мачете, раз уж принесла, но, когда достала его из сумки, увидела, что оно ржавое и в пятнах травы. Я грохнула его на пол, и девчонки вздрогнули.　

— Фунт мяса, — сказала я, ни к кому особо не обращаясь. Даже не знала, что это значит.　

— Пожалуйста... — взмолилась одна.　

Я не понимала, черная или блондинка. Их маленькие тела сплавились в содрогающуюся двухголовую и четвероногую массу. Я расстегнула ножны и достала охотничий нож. На нем еще была кровь Эми. Я гадала, будут ли черные куски на вкус отличаться от белых. Посмотрела на этих сиамских близнецов и поняла, что возбуждена настолько же сильно, насколько голоден траходемон. Я знала, что эти мелкие сучки тоже хотели меня трахнуть. Они были скованы, как рабыни из порнофильмов. Боже, да они умоляли меня об этом — стоило лишь взглянуть на их одежду.　

Я встала на колени и двинулась к блондинке. В руке сверкал нож. Я чувствовала, как мобильник покачивается на груди, и улыбнулась при мысли, что эфир еще не закончился. Это была моя последняя битва, конец драмы одной актрисы. Я надеялась, что все это видят, потому что хотела распотрошить девчонок живьем. Выгрызть из них органы и трахнуть себя их костями. Вот шоу, которого заслуживали все опарыши этого мира.　

Когда я попыталась встать, боль молнией ударила от живота до промежности, раскололась надвое, хлынула по ногам, сворачивая кровь в венах и парализуя мышцы. Я упала на колени к блондинке, рыгая от тошноты. Голова шла кругом. Боль взорвалась внутри, как бомба из гвоздей и зубов. Я каталась но ногам девчонки, ее крики оглушали. Впрочем, было ясно: кричит не она. Траходемон использовал ее как микрофон. Хотел, чтобы я слышала его, несмотря на помехи.　

День блаженства и красоты кончился. Осталась только агония. Уютный кровавый пузырь лопнул, защитная оболочка рассыпалась в прах. Я прислонилась к девчонке и выронила нож, чтобы расстегнуть джинсы. Сбросила кроссовки и начала ритмично дышать, как в фильме про тренинг для беременных, который мы смотрели на уроке мистера Блэкли. Стянув джинсы с бедер, я обнаружила, что трусики промокли от крови. Выпуталась из них и снова прислонилась к девочке, упершись в пол широко раздвинутыми ногами.　

Неважно, что роды начались на несколько месяцев раньше. Ребенок был необычным.　

Я тужилась, но вместо того, чтобы почувствовать, как траходемон выскальзывает наружу, ощутила, что он забирается вглубь, противясь моим попыткам вытолкнуть его и освободиться.　

Он не хотел появляться на свет.　

Но я не могла оставить его внутри. Когда мы попадем в тюрьму, там не будет человечины и он прогрызет меня насквозь. И это только одна из проблем. Главная тревога осталась неизменной со дня, когда я увидела розовую точку на аппликаторе.　

Я не хотела быть беременной малолеткой.　

Хуже стыда нельзя было и представить. Ничто бы не сравнилось с позором от этого открытия — неминуемого, как только меня арестуют. Отец не выдержит. Учителя начнут смотреть сверху вниз, друзья шептаться у меня за спиной. Несмотря на постоянные мысли о самоубийстве, я была сильной молодой женщиной. Но этого бы не пережила. Просто сломалась бы.　

Я снова стала тужиться, вжимаясь в близняшек.　

Протестуя, траходемон начал кромсать меня, как я рыженькую, которую отпустила. Когти, острые, словно бритвы, полосовали стены матки, крохотные зубки отрывали полосы мышц. Его не волновало, умру ли я. Он мог выжить потому, что уже готов был родиться, но сопротивлялся, чтобы меня позлить. Если не предпринять мер, траходемон прогрызет путь наружу.

Выбора не было.　

Все тринадцать дюймов стали вошли в живот.　

Я использовала оставшиеся силы, чтобы направить нож, погружая его в раздутый живот, где спрятался траходемон. Внутренности пронзила боль, но она не значила ничего по сравнению с укусами мелкого монстра. Они прекратились. Он заметался по матке, пытаясь уклониться от лезвия, которое я опускала снова и снова. Я почувствовала его ужас и засмеялась, когда услышала мольбу. Траходемон впервые назвал меня мамочкой и просил сохранить ему жизнь. Умолял, как остальные: пожалуйста, тебе необязательно это делать, не убивай меня. Это было так смешно, что я расхохоталась. Била и била. Тело онемело, чтобы защитить себя и помочь раз и навсегда уничтожить чудовище. Судороги нахлынули как оргазм. На языке были кровь и желчь. Моя утроба зияла. Я рвала пляшущего демона, а девчонки визжали и плакали в ужасе и восторге перед антирождением.　

***

Я едва заметила, когда в туалет зашли другие.　

Раздались приглушенные крики. Я увидела синие брюки и широкие ремни с кучей болтавшихся на них штуковин. Гладкие, начищенные туфли прошли по крови. Как ее много. Появились люди в белом, мою опору убрали. До меня донесся лязг цепей и сладкие рыдания девочек.　

Слова гудели, как мухи.　

— О господи...　

— ...сумасшедшая сука.　

— Уведите этих двоих...　

Один из мужчин в синих брюках бросился к кабинке, и струя блевотины ударила в унитаз. Я рассмеялась, но услышала только бульканье в горле. Все стало резче и ярче, чем нужно. Глаза болели, и я зажмурилась. Открыла их секунду спустя, когда надо мной склонилась женщина в белом. Увидела марлю и блестящие стальные инструменты. Ее лицо было куском сморщенной плоти — ни носа, ни глаз.

Она сказала что-то про отключку и попыталась убрать мои руки с ножа, но я держала его крепко и повернула, чувствуя, как внутри что-то рвется.　

Попался.　

Толпа бросилась ко мне, все орали, тянулись к ножу, я услышала как женщина говорит не дергать, а потом лезвие вышло наружу и словно рыболовный крючок, потянуло за собой остальное — алое в жестоком мерцании этого мира.

Я был подростком-каннибалом

Рождение «Озверевшей»　

Я сидел в баре отеля в Вирджинии. Дело было на благотворительном хоррор-конвенте Scares That Саге в 2019. Я разговаривал с друзьями, когда мимо проходил писатель Аарон Драйз. Он остановился передо мной и посмотрел на меня, как смотрит отец, прежде чем читать нравоучения.　

— Нужно поговорить, — сказал он.　

Я огляделся в поисках объяснения.　

— Э-э-э... давай.　

— Я прочел твою книгу.　

—