Безумный корабль - Робин Хобб

Сам Брэшен не был сторонником такого подхода. Когда он работал у Ефрона Вестрита, тот не раз говорил ему: «Никогда не обгладывай косточку дочиста, оставь и другому полакомиться. А то очень скоро никто с тобой и торговать не захочет…»

Все так, но капитан Вестрит не вел дел с пиратами. И с теми, кто сбывал для них награбленное. Здесь шла совсем другая игра. И правила в ней были совершенно иные…

С тех пор как они покинули Свечной, «Канун весны» совершил очень неспешное плавание вдоль Проклятых Берегов. Юркое суденышко осторожно, буквально ощупью поднималось вверх по течению ленивых рек и бросало якорь в лагунах, не отмеченных ни на одной карте из числа когда-либо виденных Брэшеном. Та часть побережья, которая представляла собой так называемые Пиратские острова, к тому же еще постоянно меняла свои очертания. Кое-кто говорил, это оттого, что бесчисленное множество рек и речушек, вытекавших во Внутренний Проход по сторонам и между островками, в действительности являли собой рукава одной гигантской реки, и река эта без конца изменяла свои бессчетные русла. Брэшен не видел особой разницы, считать ли протоки отдельными реками или одной. Главное, потоки теплой воды, не допускавшие к островам холод, тем не менее безбожно воняли и покрывали густой липкой грязью корабельные днища. А уж как размокали и ослабевали от этой сырости снасти, какие туманы царствовали здесь вне зависимости от времени года — словами попросту не передать!

Понятно, что другие суда здесь по своей охоте не задерживались подолгу. Что за радость торчать точно в парной бане, притом что еще и запасы пресной воды — если ту жижу, которую здесь удавалось раздобыть, можно было назвать пресной водой — вконец протухали менее чем за сутки?… Если «Канун» становился на якорь в непосредственной близости от берега, команде житья не было от полчищ кровожадных насекомых, немедленно приступавших к пирушке. А еще на волнах плясали необъяснимые огоньки и любой звук порождал очень странное, обманчивое эхо. Острова и проливы появлялись и исчезали по воле прихотливого случая. Ручьи и речки трудолюбиво намывали грязь и песок, образуя новую сушу, — и только для того, чтобы ночной шторм не оставил и следа от созданного ими за месяц…

С тех времен, когда Брэшен не по своей воле плавал здесь вместе с пиратами, у него сохранились об этих местах довольно смутные воспоминания. Он был тогда юнгой, что на пиратском корабле означало положение чуть получше рабского. В команде «Надежды» тощему проворному юнцу дали прозвище: Ласка. И ему некогда было любоваться пейзажами — он носился во всю прыть по снастям, зная, что любое промедление чревато нещадным битьем. Деревеньки по берегам запомнились ему как скопища догнивающих развалюх. И жил в них окончательно отчаявшийся народ, которому просто некуда было больше податься. Отнюдь не чета самоуверенным пиратам, изгои, только и пробавлявшиеся какой ни весть торговлей, заведенной в этих местах настоящими морскими разбойниками…

Воспоминания были не из приятных… Являясь на ум, они заставляли Брэшена морщиться, как от зубной боли. И что же? Круг замкнулся — он снова был здесь. И с возрастающим удивлением обнаруживал, что разнесчастные деревушки с их беззаконными обитателями успели превратиться в настоящие городки! Помнится, в бытность свою старпомом на «Проказнице» Брэшен с изрядной долей недоверия слушал россказни о постоянных поселениях пиратов, якобы выстроенных на сваях где-то в болотистых дебрях речных верховий. Зато теперь, плавая на «Кануне весны», Брэшен постепенно составил совсем иную, чем прежде, мысленную карту неверных островков и оживленных селений, лепившихся к их переменчивым берегам. Одни по-прежнему были захудалыми местечками, где у пристани едва-едва хватило бы места одновременно двум кораблям. Но в других на стенах домиков даже появилась краска, а кое-где на грязных улочках можно было обнаружить и магазинчики. Охота на работорговцев, открытая последнее время пиратами, значительно увеличила население, и кого только здесь теперь нельзя было встретить! Образованные невольники и искусные мастеровые, удравшие от хозяев-джамелийцев, тесно соседствовали с преступниками, избежавшими сатрапского правосудия. Кое-кто попал сюда вместе с семьями, а иные обзавелись ими уже здесь. Дети и женщины на сегодняшний день составляли небольшую часть населения. И чувствовалось с первого взгляда, бывшие рабы изо всех сил старались воссоздать ту прежнюю жизнь, которая чьей-то злой волей была у них отнята. Так в совершенно диких поселениях возникали первые, отчаянно-смелые ростки кое-какой цивилизованности…

Капитан Финни вел свой корабль от одного городка к другому, ориентируясь в переменчивых фарватерах, течениях и приливах, похоже, исключительно по памяти. Во всяком случае, «Канун весны» безошибочно достигал намеченных гаваней. Брэшен про себя пришел к выводу, что у капитана имелись какие-то тайные карты, вот только старпому он не давал ни единым глазком в них заглянуть. Наверное, не находил нужным. «Вот и рассуждай после этого о доверии, — думал Брэшен, прищуренными глазами следя за сыновьями перекупщика. — Ну просто напрашивается мужик на ответное предательство…»

А ведь у капитана Финни не задержится посчитать за предательство чернильные наброски побережий, которые Брэшен аккуратно вырисовывал на клочках парусины и хранил в своей койке, под матрацем. Еще бы — ведь изрядная часть благополучия капитана зиждилась именно на единоличных познаниях в картографии Пиратских островов! И конечно, он расценит бережно хранимые портуланы[23] старпома как покушение на эти свои знания, завоеванные столь тяжким трудом… Тем не менее, по мнению Брэшена, обрывки самодельных карт должны были стать самым ценным, что он в нынешнем плавании приобретет. Деньги и циндин — слов нет, хороши, но они до того быстро кончаются!.. А кроме того, если судьбе будет угодно, чтобы должность старпома для него означала участие в разных темных делишках, уж лучше вовеки старпомом не становиться…

— Эй, Брэшен! — прервал его размышления голос капитана. — Слышишь? Подойди-ка сюда. Что ты думаешь вот об этой штуковине?

Брэшен перестал наблюдать за мальчишками и присмотрелся к новому развалу товаров, которые оценивал Финни. Капитан держал в руках украшенный картинками свиток, в котором Брэшен сразу узнал список с Противоречий Са. Пергамент был отменного качества, и это наводило на мысль, что сам список был тоже очень неплох. Однако… скажи это вслух — и Финни тотчас заподозрит, что его старпом не так уж неграмотен. Поэтому Брэшен лишь пожал плечами:

— А что… Яркие краски. И птички такие занятные…

— А как по-твоему, сколько это может стоить?

Брэшен снова передернул плечами:

— Смотря кому и где продавать…

Финни прищурился:

— Скажем, в одной из лавок Удачного.

— Ну, бывал я там и видел похожие свитки… Мне, правда, и в голову никогда не приходило их покупать!

Синкур Фалден закатил глаза, молчаливо возмущаясь невежеством моряка.

— А я, пожалуй, возьму… — И Финни принялся рыться дальше в груде вещей. — Так что отложи. Э, а это еще что? — В голосе капитана прозвучало смешливое негодование. — Что за ломаное барахло? Или тебе неизвестно, что я только первосортным товаром торгую? Немедленно убери с глаз!

— Но, господин мой, повреждена только рама! Должно быть, ее слишком поспешно… э-э-э… спасали. Сам же холст ничуть не пострадал и, уверяю тебя, ценностью обладает немалой! Это картина кисти известного художника, работавшего в Удачном! И позволь сказать тебе, что ценность картины не только в мастерстве живописца…

Он произнес это таким тоном, словно собирался поделиться страшным секретом.

Финни притворился нисколько не заинтересованным.

— Ну ладно, посмотрю, так и быть… Корабль нарисован… И похоже, что впрямь не подделка… Корабль под парусами в ясный день. Ну и что? Убери, синкур Фалден.

Но перекупщик продолжал с гордостью демонстрировать картину:

— Как бы потом не пришлось тебе пожалеть, капитан Финни, о том, что такое сокровище уплыло у тебя из-под носа! Мало того что ее написал сам Джаред Паппас, хоть я и слыхал, что он очень редко берет заказы, а потому все его работы денег стоят немалых… Но что касается именно этой — она вообще единственная в своем роде. Ибо это — портрет живого корабля!..

Вот когда у Брэшена екнуло сердце. Он знал: Альтия когда-то заказала у Паппаса портрет своей любимой «Проказницы»… Ему не хотелось смотреть на картину, которую держал в руках перекупщик, но он знал, что должен взглянуть. Все равно это не может быть то, о чем он сразу подумал. Глупо было бы даже бояться… Ни один самый быстрый пиратский корабль никогда не догонит «Проказницу»…

Оказалось — догнал.