Скрижаль последнего дня - Джеймс Беккер

— Нам сюда. — Бронсон взял Анджелу под руку, и они перешли на противоположную сторону улицы к бару. За всю дорогу никто не проявил ни малейшего интереса к их скромным персонам.

Бронсон почему-то был уверен, что Йосеф Бен Халеви окажется почтенным седовласым профессором, сутулящимся при ходьбе и, вероятно, давно разменявшим седьмой десяток. Однако, когда они с Анджелой вошли в небольшой тихий и уютный бар, навстречу им поднялся человек, не имеющий ничего общего с нарисованным в воображении Бронсона портретом. Бен Халеви оказалось около тридцати, он был высок, строен и красив, с копной роскошных курчавых черных волос; всем своим обликом он напоминал типичного байронического героя.

— Анджела. — Он радостно улыбнулся и обнажил безупречные белые зубы, которые прямо сверкали на фоне загорелого лица.

Бронсон моментально его возненавидел.

— Привет, Йосеф, — воскликнула Анджела, подставляя поочередно обе щеки для поцелуя. — Это Крис Бронсон, мой бывший муж. Крис, познакомься, это Йосеф Бен Халеви.

Они сели за столик, и Бен Халеви повернулся к Анджеле.

— Ты так загадочно выражалась по телефону, — сказал он. — Что ты все же делаешь в Израиле и как я могу тебе помочь?

— Все довольно сложно… — начала Анджела.

— А кто говорил, что будет легко? — прервал ее израильтянин и подарил еще одну ослепительную улыбку.

— Мы здесь на отдыхе, но меня попросили заодно провести изыскания касательно некоторых аспектов еврейской истории первого века нашей эры. Все дело в старинных надписях, которые обнаружились в Лондоне.

— Стало быть, отпуск, совмещенный с работой, так? — посмотрев на Бронсона, предположил Бен Халеви.

— Совершенно верно. Меня интересуют события, которые происходили в окрестностях Кумрана ближе к концу первого века нашей эры.

Йосеф Бен Халеви понимающе кивнул:

— Ессеи и сикарии. Я угадал? Ну и в придачу к ним, вероятно, римские легионы, а также императоры Нерон, Веспасиан и Тит.

Бронсон вынужден был про себя признать, что израильтянин хорошо разбирается в интересующем их предмете. Также он мысленно похвалил Анджелу, что она выбрала для встречи такое спокойное местечко. В баре сидели всего несколько человек, так что они могли свободно беседовать за своим угловым столиком, не опасаясь, что кто-нибудь подслушает их разговор.

Анджела кивнула:

— И кое-что поставило меня в тупик. Вот, например, слово «Геди». Похоже, это имя собственное или же часть такового. Тебе оно ничего не говорит?

— Говорит. Многое, как ты понимаешь, зависит от контекста, но наиболее очевидный вариант, что это часть названия Эйн-Геди. Если так, то ниточка, возможно, ведет к сикариям. А где ты наткнулась на это слово?

— Ну, оно встретилось в обнаруженной нами надписи, — спокойно объяснила Анджела.

— Значит, Эйн-Геди. Это очень плодородный оазис, лежащий к западу от Мертвого моря, которое в древности называли Асфальтовым озером. Он находится недалеко и от Кумрана, и от Масады.

— Всего лишь оазис? — спросил Бронсон. — Как-то не впечатляет.

— Это не только оазис, — объяснил Бен Халеви. — Название множество раз упоминается в Библии, в особенности в Паралипоменоне, Книге пророка Иезекииля и Книге пророка Исайи. Возможно, что мы встречаемся с ним и в Песни Соломона: в ней в одной строфе есть слово «Энгадди», и наиболее вероятно, что оно означает Эйн-Геди. И царь Давид якобы спрятался там от преследования Саула. В общем, на протяжении весьма длительного периода еврейской истории это было действительно важное место.

— А сикарии?

— Я как раз подходил к этому вопросу. Согласно рассказу Иосифа, — надеюсь, вы слышали о нем[26] — в то время как римляне продолжали безуспешно осаждать Масаду, большой по численности отряд сикариев сумел выбраться из крепости и предпринял набег на еврейское поселение в Эйн-Геди. В ходе его было убито более семи сотен человек. Нужно не забывать, что в тот исторический период стычки между евреями были самым обычным делом.

Об обитателях Эйн-Геди того времени известно немногое. Но наверняка можно сказать, что поселение было весьма процветающим, коль скоро оно могло прокормить такое количество народу. Предположительно, сикарии совершили вылазку в поисках оружия, пищи или тому подобного, что помогло бы им продолжать сдерживать окружившие крепость римские легионы. Однако, — закончил рассказ Бен Халеви, — это все равно не принесло им особой пользы, поскольку цитадель пала вскоре после этих событий, а все сикарии погибли.

— Спасибо, Йосеф, это очень интересно, — сказала Анджела, взяв себе на заметку его рассказ. Потом резко сменила тему. — Нас также интересует подоплека истории о Завете Моисеевом. Ты бы не мог просветить Криса еще и в этом вопросе?

— Завет Моисеев? — повторил Бен Халеви и пристально уставился на Анджелу. Слишком пристально, по мнению Бронсона. — Хорошо. Итак, согласно вашей Библии (конечно, я говорю о Ветхом Завете), одним из самых почитаемых священных предметов, которым обладали евреи, был Ковчег Завета. На протяжении долгих лет он попеременно хранился в различных потайных местах на территории Иудеи, в том числе в Шилохе и Шехеме. Когда царь Давид захватил Иерусалим, он решил построить в городе сооружение для постоянного хранения этой реликвии. Наиболее подходящим местом ему показалась Храмовая гора в старой части города.

Соломон, второй сын Давида, унаследовал трон отца в 961 году до нашей эры. Он продолжил дело, начатое Давидом, и в 957 году завершил строительство храма. Для Ковчега Завета в храме было отведено специальное помещение, которое называлось двир, или Святая Святых. Однако храм служил не только «домом» для Ковчега, в него также приходили помолиться простые люди. Как гласит легенда, хотя само здание храма имело весьма скромные размеры, двор его был достаточно обширным, чтобы вместить большое число верующих. По всей видимости, первоначально храм был построен из кедра и изнутри богато украшен золотом. Он получил известность под названием Храма Соломона, а позднее — как Первый Храм. Он просуществовал 370 лет, пока захвативший Иерусалим царь халдейский Навуходоносор не сровнял город с землей и не разрушил храм до основания. Где-то в то время Ковчег Завета исчезает изо всех исторических упоминаний.

— А из чего был сделан Ковчег? — спросил Бронсон. — Надо полагать, из золота?

Бен Халеви покачал головой:

— Большинство источников действительно описывает его как золотой, но мы полагаем, что на самом деле он был сделан из акациевого дерева, а уже потом обшит листами золота. Судя по всему, Ковчег был богато украшен, имел отделанную крышку и кольца по бокам. В эти кольца продевались шесты, и таким образом Ковчег можно было переносить. Если данное описание соответствует действительности, тогда очень велика вероятность, что дерево давно сгнило, и Ковчег как таковой к настоящему времени уже перестал существовать. Так что, возможно, никто его и не похищал.