Походы и кони - Сергей Мамонтов

— Я майор Турецкой войны (1877 г.), и потому у меня приоритет.

— В таком случае конечно, господин майор. Простите меня, сударыни.

Чай у майора был брандахлыст и без варенья.

— Вы еще молодой человек и, вероятно, еще пороху-то не нюхали. А я в двух баталиях участвовал.

Чтобы его не огорчать, я промолчал о сотне боев, в которых бывал, и просил его рассказать, как это было в его время. Майор стал рассказывать, а я прислушиваться не столько к рассказу, сколько к отдельным выстрелам в городе. Выстрелы участились. Что за черт? — подумал я.

Вдруг бухнуло орудие, и где-то в городе разорвался снаряд.

Э... Дело-то серьезно.

Я встал. Что это такое? — спросил обеспокоенный майор.

— Кажется, начинает пахнуть порохом, как вы изволили выразиться. Надо пойти посмотреть. Сохраните, пожалуйста, мои переметные сумы.

Очевидно, красные вошли в город, а я разослал всех своих людей и остался совершенно один. Что же мне делать?.. Надо идти в центр города. Там есть наши, раз там стреляют.

В центре была сильная перестрелка, но отдельные выстрелы раздавались по всему городу. Я расстегнул кобуру револьвера, чтобы скорей его вытащить, если... и шел по пустынной улице, поглядывая на окна и на крыши, — не затаился ли там стрелок. С одной стороны улицы была невысокая стена кладбища. Не перепрыгнуть ли стенку и затаиться среди могил, пока не подойдет наша дивизия? Нет, а вдруг дивизии не удастся занять город? Лучше пойду искать своих... Эх, была бы у меня Дура, было бы совсем другое дело. Кому пришла эта несчастная мысль ехать поездом? Без лошади, как без рук.

Извозчик ехал мне навстречу. Я его остановил, попросил седока вылезти и сам сел на его место.

Пошел к центру. Но там ведь стреляют.

— И все-таки поезжай.

На перекрестке встретил двух других извозчиков с кавалеристами-квартирьерами. Короткое совещание — и мы поехали к центру. Но летящие оттуда пули заставили нас свернуть в поперечную улицу. Мы решили выехать из города. Навстречу идут два воза с сеном.

— Эй! — закричал я. — Есть на возу солдаты?

Появились заспанные головы моих солдат.

— Поворачивайте и следуйте за нами.

На моего извозчика сел кавалерист. Он удержал меня, когда я хотел стрелять в типа в черном пальто с винтовкой в руках.

— Так это же наш гусар.

Успел стибрить пальто. А я принял его за махновца. Мы вышли из города и устроили военный совет. Нас было человек двадцать. Гусары хотели атаковать, но возобладало мое более благоразумное мнение: идти к вокзалу, установить связь с нашими и уяснить обстановку. Тут должен быть наш броневой поезд.

Мы рассыпались и пошли к железной дороге. По ней медленно отходил состав. Очевидно, база бронированного поезда. Увидя нашу жидкую цепь, он прибавил ходу. Мы стали кричать и махать руками. Наконец он остановился. Мы подошли. Они нам сообщили, что бронепоезд один пошел на Киев. Куда девался эскадрон конной гвардии, они не знали, а сами отказались к нам присоединиться, хотя их было человек шестьдесят — все высунулись с любопытством.

База, в отличие от храброго бронепоезда, который рискнул один, без наших войск идти за 120 верст на Киев (и с успехом), оказалась робкой и самостоятельно действовать не решалась.

— Ступайте тогда быстрей и предупредите нашу идущую дивизию о том, что случилось.

Но они и на это решиться не могли. Мы оставили этих трусов и пошли в город. Мы были храбры, потому что чувствовали за спиной идущую нашу дивизию.

Стрельба между тем смолкла. Мы прошли по пригороду, никого не встретив. Дошли до моста, и я предложил тут и остаться и дождаться прихода дивизии. Кавалеристы, видимо, устали, поэтому со мной согласились. Я лег у дороги и крепко заснул.

Проснулся я от шума прибывшей дивизии. Было совсем темно. Я услыхал голос прапорщика Мильчева, рапортующего полковнику Шапиловскому.

А куда девались поручик Мамонтов и солдаты? Мы их больше не видели, они исчезли. Я тут, со своими солдатами. Это вы исчезли, — крикнул я в темноту. Ну и слава Богу, значит, все в целости, — отозвался Шапиловский. Вот ты где, — сказал брат. — Ты знаешь, я пересел на Дуру, потому что Рыцарь еще не совсем оправился от раны.

Я похлопал Дуру по шее и засмеялся.

ПОГРОМ

Спустя некоторое время мы узнали, что произошло. Нежин со стороны Сейма примыкает к болотам и кустам. Очевидно, гвардейцы поставили охрану по железной дороге и просмотрели болота. Банда, вроде махновцев, вошла именно с этой стороны. Охранение их прозевало, неожиданность была полная. У бандитов была даже сорокавосьмилинейная мортира, из которой они пальнули лишь раз. Гвардейцы были захвачены врасплох и удирали на неоседланных лошадях. Артиллеристы не успели запрячь орудия. Но бандиты скрылись так же быстро, как появились, и даже не увезли с собой брошенные два орудия. С приходом нашей дивизии бандитов уже нигде не обнаружили.

Несмотря на довольно сильный огонь красных, потери гвардейцев были не так велики. Кажется, два убитых и несколько раненых, две или три лошади. Конечно, это было очень неприятное происшествие для гвардейцев, и в виде мести они стали утверждать, что еврейское население Нежина принимало участие в нападении. И устроили погром.

Вполне вероятно, что несколько агентов бандитов принимали участие, но ни в коем случае не все евреи. Не думаю, чтобы убивали, но, конечно, грабили. Нашу дивизию не ввели в город, а расположили в пригороде. Для того чтобы удержать солдат от грабежа, говорили одни. Для того чтобы облегчить грабеж, говорили другие. На самом деле, поселенные солдаты не позволят грабить их дом. Понятно, что грабили зажиточных, то есть наименее склонных к коммунизму.

Многие офицеры протестовали против погрома, и генерал Барбович его прекратил энергичными мерами. Кого-то пороли и даже кого-то повесили, и все сразу прекратилось. Дивизия вошла в город и расположилась по квартирам. Я пошел к майору за моими переметными сумами.

Объясняется погром, может быть, тем, что в то время значительный процент красных комиссаров составляли евреи и главнокомандующим был Троцкий-Бронштейн.

Киев был взят без нашего участия 30 августа 1919 года. Мы остались стоять в Нежине. Тут мы подверглись критике нашего начальника, инспектора конной артиллерии, генерала князя Авалова. Он потребовал коновязи. Вывели лошадей из прохладных конюшен и привязали на площади на коновязи. Солнце, жара, мухи, трудно поить и кормить. Но что поделаешь — воля начальства.

Мильчев и Форберг ничего интересного на заводе не нашли, но привезли новое деревянное ложе для моего карабина.