Пирамида - Джеймс Роллинс

Сэм пожалел, что рядом нет Денала, однако сумел разобрать несколько слов. Речь шла о таинственном боге Инкарри. Не понимая, Сэм лишь улыбался и кивал.

Когда они добрались до граничивших с площадью домов, Камапак замолчал и похлопал Сэма по плечу. Затем шаман с поклоном удалился, чтобы проследить за завершением праздника.

Мэгги замешкалась, глядя ему вслед. Ей отвели отдельную комнату. Сэм смущенно стоял, раздумывая над тем, можно ли вернуть ту сокровенную минуту с Мэгги, но ее слова остудили его, как ушат холодной воды, вылитой на голову.

— Что он там говорил об Инкарри?

Сэм пожал плечами и пересказал часть эпоса инков. Согласно ему Инкарри был сыном Инти, Солнца, последнего бого-царя своего народа. По преданиям, его захватили и обезглавили испанские конкистадоры, но отделенная от туловища голова не умерла. Ее выкрали и спрятали в священной пещере, где и поныне голова якобы обрастает новым телом. Когда это завершится, Инкарри снова поднимется и вернет инкам былую славу.

Однако это, конечно, просто миф. Последний вождь инков звался Атауальпа. В тысяча пятьсот тридцать третьем году его казнили испанские войска под командованием Писарро, а тело сожгли. Сэм покачал головой.

— Кто знает, что имел в виду шаман? Может, утром Денал сможет с ним переговорить.

Мэгги нахмурилась.

— И все-таки странно. Я всегда думала, что этот миф возник, когда рассказы об испанском завоевании смешались с библейскими историями, привезенными миссионерами, — историями о воскресении Христа. Странно слышать, как шаман этого изолированного племени пересказывает то же самое.

— Что ж, откуда бы ни взялась эта история, его так и распирало.

Кивая, Мэгги продолжала смотреть на деревню. Костры погасли, а факелы были опущены в песок. По каменным домикам растеклась, поглощая их, темнота. Наконец Мэгги вздохнула и отвернулась.

— Я, пожалуй, пойду. Сегодня у нас был долгий день. Спокойной ночи, Сэм.

Помахав ей рукой, Сэм подошел к тростниковой циновке, висевшей над их дверью. Едва Сэм ее открыл, истории об инкских богах отодвинулись, уступая место воспоминанию о сидевшей рядом с ним Мэгги. У Сэма до сих пор болело в груди при мысли о том, как не вовремя им помешали.

Возможно, в ту минуту он прочел в ее глазах слишком многое. Сэм знал, что ночью его сон будут тревожить воспоминания о губах Мэгги.

Вздыхая, он нырнул в комнату.

День пятый

Инкарри

Пятница, 24 августа, 6 часов 30 минут

Куско, Перу

Всю ночь Джоан при свете керосиновой лампы проработала за столиком в своей камере. На источенном насекомыми столе лежал помятый лист желтой бумаги. Огрызок карандаша в руке Джоан затупился, а ластик совершенно стерся. Тем не менее она ряд за рядом продолжала расшифровывать значки, переписанные с оборотной стороны распятия отца Франсиско де Альмагро. Никто не отнял у пленницы этих записей, да и зачем? О подлинном значении нацарапанных символов знали только она и Генри.

Джоан постучала карандашом по губам.

— О чем же ты пытался нас предупредить? — в сотый раз прошептала она.

Сон к ней не шел. Ее томило как заточение, так и любопытство по поводу всего увиденного в лабораториях аббатства.

Товарищ по несчастью ничем не мог ее утешить.

Узнав о том, что его племянник в опасности, Генри отдалился от Джоан, замкнулся в себе, а его глаза стали жесткими и злыми. За обедом он не проронил ни слова. По сути, профессор почти не дотронулся до еды. Любая ее попытка подбодрить Генри наталкивалась на вежливый отпор.

Поэтому Джоан вернулась в свою камеру в раздражении и тревоге. Примерно в полночь, так и не сумев заснуть, Джоан принялась трудиться над шифром.

Она просмотрела свою работу. Большие куски текста были переведены, но осталось еще много пробелов. До сих пор успех расшифровки обусловливался в основном подсказкой самого аббата Руиса, поделившегося знаниями об el Sangre del Diablo. Джоан уже сообразила, что руноподобные символы соответствуют буквам алфавита: простой шифр замены. Нужно было лишь найти ту же последовательность символов, что в сочетании el Sangre del Diablo. Джоан уповала на то, что где-то в криптограмме монах упомянул это название.

И он упомянул!

Теперь, зная значение части символов, расшифровать остальную запись стало делом проб и ошибок. Однако трудности оставались. Джоан знала испанский далеко не в совершенстве. Вот если бы Генри был рядом! Ведь эти слова — предсмертное предупреждение монаха, последний его завет.

Джоан подняла бумагу. Когда она прочитала написанное, по ее спине пробежал холодок.

«Это мое последнее слово. Да простит меня Господь... Эдемский змей... бедствие... Кровь дьявола разрушает доброе Божье дело... Наше спасение в руках Прометея... молитесь... да не будет выпущен на волю змей».

Вздохнув, Джоан отложила карандаш и бумагу, потерла уставшие глаза. Отец де Альмагро либо сошел с ума, либо ужасно перепугался. Но после всего увиденного в подвалах Джоан не сомневалась в том, что в его бредовых словах содержится хотя бы крупица здравого смысла. Что бы монах ни обнаружил, это потрясло его до глубины души.

Размышления Джоан прервал звук приближающихся шагов.

Быстро сложив листок, она убрала его обратно в карман. Если ей удастся переговорить с Генри наедине, он выскажет свое мнение, если, конечно, захочет обратить внимание на ее слова. Джоан вспомнила, каким упрямым слыл Генри в молодости; его настроение было трудно уловить. Но она решила, что теперь это ее не остановит. Она заставит Генри выслушать себя, даже если придется выкручивать ему руки. Франсиско де Альмагро нашел в горах что-то ужасное, что-то связанное с таинственным металлом. Если Сэм попал там в передрягу, Генри обязан прислушаться к словам коллеги.

В дверь громко постучали.

— Аббат желает видеть вас обоих, — отрывисто проговорил Карлос.

Джоан резко обернулась, когда в ее двери зазвенели ключи.

Что дальше?

Генри снова оказался в кабинете аббата. Вдоль стен выстроились длинные ряды книг. Широкие окна были распахнуты, открывая взору церковь Санто-Доминго. Крест на шпиле блестел в утренних лучах солнца. За спиной Генри стоял с пистолетом в руках еще один монах.

Однако сгорбившийся в кресле Генри ничего не видел. Его мысленный взор рисовал Сэма, похороненного под грудами булыжника и тоннами гранита. Генри стиснул кулаки. Это его вина. О чем он думал, оставляя раскопки на кучку неопытных студентов? Генри знал ответ. Его ослепила возможность доказать свою теорию. Все остальное потеряло значимость. Даже безопасность Сэма...

Скрип тяжелых дверей объявил о прибытии еще кого-то. Оглянувшись через плечо, Генри увидел Джоан, которую ввел черноглазый Карлос. У нее опухли веки, а измятая блузка и брюки говорили о том, что Джоан тоже не удалось поспать.