Хроники ветров. Книга цены - Екатерина Лесина

— В чем?

— В тебе, придурок.

— Семьдесят два килограмма. — Вальрик мысленно поблагодарил темнокожего Шакру за совет, весы стояли в раздевалке, но сам бы он в жизни не догадался воспользоваться ими.

— Сколько, сколько? — Гарро сморщился, видно цифра его не впечатлила, оно и понятно, в самом Гарро весу было… ну раза в два больше. — Ближе подойди. Еще ближе.

Глаза у Гарро маленькие, глубоко посаженные, а брови наоборот, большие, лохматые, сросшиеся на переносице. А удар крепкий, хорошо поставленный, Вальрик с трудом удержался на ногах, хотя вряд ли Гарро бил в полную силу.

— Хотя… может, на что и сгодишься. Ну, что стал? Вперед, на пары и работать, ты давай пока с… ним вот давай, — Гарро ткнул пальцем в Скима. — А ты, скотина, смотри, не искалечь ненароком, а то знаю вас, дай только над молодыми покуражится… Вперед, сучьи дети, быстро! Я еще заставлю вас пожалеть, что на свет родились.

И заставил. К вечеру Вальрик чувствовал себя совершенно изможденным, зато Гарро, после того, как Вальрик в пятый раз кряду выбил деревянный меч из руки Скима, одобрительно пробурчал:

— ХитрС… Ладно, завтра с черным станешь, там и поглядим…

Вальрик кивнул, хотя был уверен, что завтра он и пошевелиться не сможет. Доползти бы до кровати и упасть… он в Саммуш-ун не уставал так, как здесь.

— Ты чересчур напрягаешься, — в полголоса заметил Шакра, — и спешишь. В доспехе тяжелее и нужно привыкать к этой тяжести постепенно, а ты пытаешься ее игнорировать. Ну ничего, скоро приспособишься.

И он был прав. Вальрик постепенно привыкал, и к ежедневным тренировкам, и к тяжелому «игровому» доспеху, и к душному запаху агрессии, который с каждым днем становился четче, острее.

— Неделя осталась, — как-то заметил Шакра после очередной тренировки.

— А потом что?

— А потом как кому повезет. Сезон Игр начинается… да ты в голову не бери, против серьезного противника Суфа тебя не выпустит, не для того деньги платил… хотя… говорю же, как повезет.

Рубеус

Тяжело жить предателем. Тяжело, когда каждую чертову ночь аккурат перед рассветом напоминают о предательстве, иногда Рубеусу начинало казаться, что он сходит с ума, потому что невозможно существовать в двух мирах одновременно, особенно, если эти миры так непохожи друг на друга.

Один — Хельмсдорф, стройка, темные башни и острые горные пики, похожие на клыки диковинного зверя. Люди, да-ори, проблемы, которые возникали ежедневно, ежечасно, ежеминутно, будто все вокруг сговорились.

Второй — черное небо, летящее вниз, боль и ощущение беспомощности, страх и желание жить. Иногда Рубеусу казалось, что он слышит обращенный к нему вопрос, и тогда он терялся, не зная, что ответить. Иногда была просто боль, от которой хотелось откреститься, иногда плач, тихий, израненный осколками звезд голос.

— Ты ничем не сможешь помочь, — так сказал Карл. Он явился сразу после заката, уставший и измученный. — И ты не имеешь права оставлять регион без присмотра.

— День, максимум два, ничего не случится.

— Если бы я был уверен в том, что это займет день-два, я бы сам туда отправился, — Карл сел на кровать и, прижав к вискам ладони, словно боялся, что голова вот-вот развалится, произнес. — Я когда в Пятно уходил, думал, что на месяц, от силы два, а вышло?

— Плевать.

— Ну да, конечно, плевать на все… пусть рушится замок, пусть граница остается открытой, пусть Кандагарцы наступают, пусть захватывают территории, в конечном итоге Империя не самый худший вариант государственного устройства. А что до нас, то в горы кандагарцы не полезут, будем жить как раньше… черт, голова трещит, как с похмелья.

— Ты и без меня справишься.

— А кто спорит? — Карл пожал плечами. — Справлюсь, незаменимых вообще нет. Поставлю кого-нибудь на этот участок… для меня принципиально ничего не изменится, для региона — другой вопрос. Ну да какое нам дело до людей, правда? У тебя в регионе самый низкий уровень смертности, причем, буквально везде, что на предприятиях, что на дорогах, что в городах, хотя к городам ты отношения не имеешь, но против статистики не пойдешь. А знаешь почему? Они уважают тебя. Не люди — да-ори, они из кожи вон лезут, чтобы работать так, как ты этого хочешь, не из-за страха или потому, что ты занимаешь более высокое положение, а из-за этого чертового уважения. Почему? Кто знает, сам не понимаю, но факт — тому, кто придет на твое место придется тяжело. Ему просто не будут подчиняться, недолго, месяц-другой, но сам знаешь, сколько всего может произойти за какой-то месяц. Вероятнее всего, регион рухнет в ту яму, из которой ты его вытащил, почти три года работы уйдут в никуда. Ты — Хранитель, это не столько титул, сколько ответственность, от которой черта с два избавишься, даже если захочешь. Ну а о том, кто, как и чем заплатит за твою прихоть, думай сам.

И Рубеус думал, каждую ночь думал, оценивал, переоценивал, выбирал, и каждый раз выходило, что он прав. От него зависели, ему доверяли, на него надеялись, и он не мог обмануть эту надежду.

И не мог не сходить с ума, каждую ночь, незадолго до рассвета, когда боль накрывала с головой, он снова и снова менял принятое решение, но боль уходила, наступал день, потом снова ночь и… очередные срочные дела, люди, да-ори… война эта треклятая.

А зов с каждым днем становился все слабее и слабее, точно затухающее горное эхо, и точки выхода Рубеус больше не видел, направление осталось, а вот расстояние… сволочь он все-таки. И предатель.

— Опять? — Мика, сидя на кровати, расчесывала волосы. — На твоем месте я бы воспользовалась предложением, конечно, в голове туман будет, зато боли никакой…

Наверное, стоило бы прислушаться к совету, тем более что Карл сам предложил. Когда же это было? Третьи сутки? Пятые? Как раз пик боли, когда накатывало приступ за приступом, и Рубеус готов был согласиться на все, что угодно, лишь бы вырваться из того, другого, черно-звездного мира.

— Одна таблетка в день и восприятие снижается. Правда, при передозировке возможен летальный исход, поэтому держи при себе, а то мало ли, — сам вице-диктатор выглядел не слишком хорошо. — Главное Мике не показывай.

Рубеус не показывал, Мика сама нашла стеклянный флакон с плотной подогнанной крышкой и круглыми розовыми таблетками внутри. Любопытная, хоть и осторожная, но не настолько осторожная, чтобы Рубеус не заметил, что кто-то рылся в его вещах. Оправдываться или отказываться она не стала, просто повторила совет, одна таблетка и никаких мучений, просто связь исчезнет. На время. Сниженное восприятие.

Только это самое «сниженное восприятие» весьма походило на очередное предательство. Или Мика права, утверждая, что по сути нет ведь никакой разницы, слышит он зов или не слышит, но флакон с розовыми таблетками так и остался нераспакованным.