Корабль судьбы (Том II) - Робин Хобб

Грубая ладонь, зажимавшая ему рот… Боль… Унижение… Кеннит, свирепея, прогнал воспоминание прочь. Этой памяти уже полагалось бы отправиться в небытие. Разве Совершенный не должен был забрать ее у него?

– Не путай одно с другим! – сказал он и услышал в своем голосе оправдательные нотки. Это было отвратительно. – Я ни в чем ему не уподобился. Я нравлюсь ей. И потом, она – женщина!

– А коли так, значит, все можно?

– Да, можно. То, что случилось, было естественно. В отличие от того, что пережил когда-то я сам!

– Кэп? – подал голос штурвальный. Кеннит раздраженно обернулся.

– Что там еще?

– Прости, кэп. Мне показалось, ты мне что-то сказал. Матрос выглядел испуганным.

– Ничего я не говорил, – буркнул Кеннит. – Веди корабль и больше мне не мешай.

А сам спросил себя, сколь много сумел расслышать этот болван. Впрочем, не важно. В случае чего Кеннит всегда мог устроить ему внезапное исчезновение. Допустим, так или иначе подманить к борту, стукнуть по голове – и вся недолга. Кенниту некого было бояться. И он никогда больше никого не станет бояться. Нынче ночью он изгнал последнего демона из тех, что так долго отравляли ему жизнь.

Талисман на запястье тем временем помалкивал, но его молчание несло в себе больше обвинений, чем любые слова.

– Она женщина, – в конце концов шепотом повторил Кеннит. – А для женщин это дело самое простое и естественное. Они привычны к нему.

– К чему? К насилию? Ты же ее изнасиловал!

Кеннит рассмеялся.

– Вот уж не думаю. Я же понравился ей. Она говорила, что я учтивый, вежливый, благородный. Она сопротивлялась только потому, что покорность свойственна шлюхам. А она – честная женщина.

– Так почему все-таки ты сделал это, Кеннит?

Никак он не мог отделаться от этого вопроса. Может, потому, что и сам без конца спрашивал себя о том же? Он-то думал, что поцелует ее разок и тем ограничится. И ограничился бы, если бы она не расплакалась в темноте. Не заплачь она, он нашел бы в себе силы уйти. Короче говоря, она была виновата никак не меньше, чем он сам. Короче говоря…

Кеннит напряженно искал вразумительный ответ. И наконец еле слышно проговорил:

– Возможно, я хотел понять, почему же он делал это со мной. И как он вообще мог так со мной поступать. Откуда в нем были эти метания от жестокости к отеческой доброте, от обучения этикету к приступам звериной жестокости.

Он умолк.

– Вот что, ты ничтожество, жалкий ублюдок, – сквозь зубы проскрипел талисман. Обвинение, которое он затем произнес, было поистине страшным: – Ты же превратился в Игрота! Ты сам-то понимаешь это или нет? Пытаясь победить чудовище, ты сам в него превратился! – Тоненький голосок сделался совсем тихим. – Бойся же теперь себя самого.

Этта отшвырнула неоконченное вышивание, и оно шлепнулось на пол. Уинтроу поднял голову от книги. Вздохнул про себя – и водворил вышивание обратно на стол. Он ждал, и Этта сказала:

– Да, я его люблю. Ну и что? Это не значит, будто я заблуждаюсь на его счет! – Темные глаза были двумя кинжалами, нацеленными на Уинтроу. – Он ведь снова там с ней, верно?

– Он ей поднос с едой понес, – мягко проговорил юноша.

За последние четыре дня – с тех пор как они вернулись на Проказницу – норов Этты сделался положительно невыносимым. Он даже предположил про себя, что виною всему была ее беременность. С другой стороны, когда ждала ребенка его собственная мать, она чуть только не мурлыкала все время, словно кругленькая, всем довольная кошечка. По крайней мере, так ему помнилось. А помнил он, прямо скажем, не многое. И вообще, может, не в беременности было дело, а скорее в странноватом поведении и рассеянности Кеннита? Или она ревновала его за то, что он многовато времени проводил наедине с Альтией? Уинтроу опасливо покосился на Этту, соображая, не начнет ли она швыряться чем-нибудь еще.

– Я предложила пригласить твою тетку пообедать с нами, – проговорила она. – Он мне ответил, что она-де слишком слаба. Но когда я вызвалась сама отнести ей покушать, он мне запретил: якобы из опасения, что она может напасть на меня. По-твоему, есть в этом логика?

– Да, противоречие налицо, – осторожно согласился Уинтроу.

Разговор приобретал опасное течение. Этта всегда сохраняла за собой право говорить про Кеннита всякую всячину, даже в чем-то его винить, но стоило Уинтроу высказать самомалейшее осуждение – и на его голову обрушивался водопад площадной брани.

– Ты хоть разговаривал с ней? – осведомилась Этта, словно он был в чем-то виноват.

– Нет. Не говорил.

Уинтроу не желал сознаваться, что сделал-таки такую попытку. Однако дверь оказалась заперта. Заперта снаружи. На этой двери раньше не было такого замка. Похоже, Кеннит его туда приспособил уже после того, как Альтия оказалась внутри. Уинтроу тихо позвал тетку по имени. Никакого ответа не последовало.

Этта молча взирала на него, ожидая продолжения, но он ничего ей не сказал. Ему больно было видеть ее в таком состоянии: крайне возбужденную и разобиженную. И он спросил, умом понимая, что спрашивает, скорее всего, зря:

– А ты уже сказала Кенниту?

Она уставилась на него так, словно он ляпнул нечто жутко непристойное. И почти защитным движением скрестила руки на животе.

– Время еще не настало ему говорить, – мрачно заявила она.

Что означали эти слова? Что Кеннит более не делил с ней ложе? Но коли так, где же он тогда спит? Уинтроу и сам последнее время спал там, где мог найти для этого уголок. Кеннит волевым порядком отдал Альтии его каюту – и весьма мало озаботился тем, где и как устроится ее прежний хозяин. Уинтроу пришлось дважды обращаться к нему с просьбой, прежде чем он принес ему хоть что-то из одежды. Да, последнее время капитан был определенно сам на себя не похож! Даже команда это замечала. Правда, шептаться по углам и перемывать Кенниту косточки ни у кого покамест храбрости не хватало.

– А та вторая женщина? Йек? – язвительно спросила Этта.

Он хотел было соврать, потом вспомнил, что Этта знала о его визите к ней. Пришлось сказать правду:

– Она не захотела со мной разговаривать.

Йек по приказу Кеннита держали запертой в одном из рундуков, где хранились якорные цепи. Уинтроу исхитрился посетить ее там. Йек сразу засыпала его вопросами о судьбе Альтии. Когда выяснилось, что ни на один он толком ответить не может, Йек плюнула в его сторону – и намертво замолчала. Между прочим, держали ее в кандалах, хотя и не в самом жестоком их варианте. По крайней мере, она могла сидеть, вставать, ходить по своему рундучку. В действительности Кеннита трудно было за это винить. Воительница была рослой, крупной, очень сильной физически. Ее обеспечили одеялом и не мучили голодом, так что раны от змеиных ожогов постепенно затягивались. Уинтроу даже подумал про себя, что ее участь была не намного хуже его собственной, когда он впервые угодил на борт этого корабля. Даже рундук был тот самый. Скверно было лишь то, что она не желала с ним разговаривать. Он так хотел, чтобы она поведала ему об участи Совершенного: дело в том, что россказни команды весьма сильно отличались от того, что рассказывал ему Кеннит, и Уинтроу хотел разобраться… Он подступил с этим к Молнии, но никакого толку не добился. Носовое изваяние только насмешничало и всячески издевалось над ним.