Dневник Z - Дмитрий Зименкин

в Бахмут. Оттого часть россиян и украинцев считает справедливым возвращение к советскому наследию. По мне так оба названия — это наша отечественная история. И как город будет именоваться дальше — должны решать не мы, а сами жители Бахмута/Артемовска. Правда, после долгих ожесточенных боёв от города мало что осталось. Возможно, и будущего тоже.

Мы внутри пикапа «Митсубиши L-200» — одного из самых популярных авто войны во многих странах мира. Направляемся с «музыкантами» в штаб ЧВК «Вагнер». Он находится в искусственных пещерах на глубине многих десятков метров, на территории завода шампанских вин. Въезжаем в туннель и долго едем по катакомбам. Боже, да это целый подземный город!

Ждем нашу группу сопровождения у охраняемого входа в обитель «вагнеров». Боец сидит на проходной с «вертушкой», как обычный заводской вахтёр. Только вооруженный и чутко контролирующий всех посетителей. И он напрягается сразу, как только я пытаюсь сфотографировать одну забавную деталь: вместо коврика для ног — желто-голубое знамя с эмблемой 99-го отдельного пехотного батальона ВСУ.

— Я только коврик сфоткать, — успокаиваю его.

Дальше по коридору вижу еще несколько украинских флагов, лежат, как придверные тряпки.

В наш зал ожидания врываются военкор Брюс и его коллега-фотограф. Оба возбужденные, закопчённые, словно вырвались из ада.

— Там пи…ц сегодня! — говорит позывной «Брюс». — Начали крыть, головы не поднять.

Внутри меня пробегает холодок. Я мысленно готовился к самой жёсткой «бахмутской мясорубке», и похоже ожидания оправдываются. Это же Бахмут, как может быть иначе! Побываю внутри самой «горячей точки» СВО, смогу увидеть всё своими глазами и снять прекрасный репортаж, на «живом нерве». Но и риски погибнуть или получить ранение высоки. Впрочем, назад дороги нет, на всё воля судьбы или Всевышнего. Мандраж усиливается.

Наконец сопровождение подошло, выдвигаемся. Я беру в руки камеру, включаю гоупро на шлеме: пусть пишет, ведь дальше может быть всё что угодно. Погнали!

Над горизонтом встают черные столбы дыма. Мы едем в их сторону. Впереди моторазведчик, он лихо прокладывает нам безопасный маршрут к самой западной окраине города.

— Он на мотоцикле поедет дальше, посмотрит, где машину можно припарковать, после этого двинемся за ним, — говорит один из командиров. Позывных «вагнеров» журналисты не упоминают в целях конспирации, а зачастую мы просто и сами их не знаем. Но в этой истории будет два исключения. Командира зовут Лавр, и он разрешил его упомянуть.

Едем по центральной раздробленной бомбежками магистрали Артемовска. Улице Незалежности. Это словно памятник безвозвратно утраченному: и независимости, и мира. Впереди прилёт. Байкер останавливает нашу машину жестом, а сам с буксом срывается вперёд. Мы пережидаем в переулке, а парой минут спустя, получив добро от моторазведоса, на скорости мчимся сквозь пелену дыма. Она рвётся под нашим напором, как паутина. Через слегка тонированное лобовое стекло пикапа мгла кажется голубой, будто мы погрузились в морскую бездну. Выплываем к небольшому мосту и прячемся в туннеле с кучей пороховых зарядов. Чуть поодаль покоится подбитый танк.

— Раньше, чтобы пройти этот участок, требовалось много усилий, — говорит боец. — Очень неспокойное место было. Теперь намного легче.

Байкер снова покидает нас, уходя в разведку. На стене туннеля намалёвано граффити в виде известного нацистского шифра «14/88», выполненного в жовто-блакитных цветах. Пока есть время, общаюсь с Лавром.

— Недавно я беседовал с человеком, который работал у вас, — поделился я. — Он рассказывал, что раньше слово «Вагнер» и сказать-то публично было нельзя, мол, опасно. Дикая секретность. А если называть, то исключительно «компания». Теперь бренд ЧВК «Вагнер» это уже такое популярное, можно сказать, поп-явление. Что для тебя лучше: времена ореола таинственности или сегодняшняя всенародная любовь и слава?

— Лучше, когда обо мне никто ничего не знает, — спокойно отвечает «музыкант». — Полное отсутствие соцсетей и фотографий в интернете, никаких контактов с прессой, о нас никто ничего не должен знать. Даже семья. Им спокойнее. Никто из друзей, соответственно, тоже вообще ничего не знает. Для всех я геолог, строитель.

— И сколько ты в этом лет уже?

— В августе девять лет будет, — улыбается глазами «вагнеровец».

— А сможешь ли ты после этого жить в мирное время? — задаю ему резонный вопрос. — Найти себя на «гражданке».

— Я пытался, но происходит звонок: «Поедешь?» И я тут, — снова улыбается под маской «солдат удачи».

В туннеле зарокотало. Это вернулся наш сопровождающий.

— Я нашёл одно место, — отчитался байкер. — За домиком машину поставим.

Мы двигаемся к нему с камерами. Сегодня работаем в журналистском тандеме с военкором Астраханем. Разведчик поправляет балаклаву:

— Я красивый?

— Ты шикарен, — отвечает ему в тон Дима Астрахань.

Моторазведчик на кроссовом мотоцикле, расписанном славянскими рунами. Глаза закрыты солнечными очками. На плече шеврон с кувалдой, разбивающей череп. На бронежилете — трофейные украинские патчи, тоже в виде черепов: один в зеленом берете ВСУ, другой в стиле логотипа героя американских комиксов «Каратель», только в бандеровских черно-красных цветах. Он носит их на манер воинов туземных племен Океании, делавших себе ожерелье из ушей поверженных врагов.

— В чём специфика мотоциклиста на войне? — спрашиваю его.

— Специфика каждого солдата — быть всем, стрелять со всего, ездить на всём и убивать противника, — уверенно и лихо отвечает боец. — Он должен быстро принимать всё новое, будь то оружие или техника. Потому что путь к успеху — это развитие.

Подъезжаем к району бывшей воинской части и прячем транспорт. Рядом со мной боец, судя по глазам, азиатской внешности. На спине подвешенный к «бронику» карабином плюшевый чебурашка. Прям как у Тимохи из 374-го ОСБ. Хотя много кто теперь чебурашек-то носит. Его позывной «Такаяма». (И это второе исключение из правил. Потому что через несколько месяцев боец погибнет.)

— Штурмовики наши отбили дом, — рассказывает парень. — Мы их прикрываем. Зашли оборудовать позиции, а там на полу лежит чебурашка. Вот взял, прикрепил и хожу с ним. У меня не один талисман. Вот ещё.

Такаяма показывает на пластикового кота из мультфильма «Том и Джерри». Тот висит уже на груди.

— Это товарищ, который уезжал домой по окончанию контракта, передал мне его и сказал, что он полгода с ним отбегал и ни разу даже «триста» не был.

Идём колонной. Три-четыре метра дистанция друг от друга. Чтобы в случае прилета или сброса боеприпаса с дрона не накрыло всех разом. Идём, слушаем небо. Я сразу почувствовал, что напряженность как-то сгущается. Хотя, возможно, это лишь мои предустановки.

Блям!! — зазвенело вдруг под ногами! Это я задел какую-то железяку.

— Чёрт, чёрт, чёрт, — выругался я, сбрасывая пар.

Повсюду раздавленные пятиэтажки. Говорят, рельеф здесь меняется до неузнаваемости очень быстро. Нам вдруг командуют укрыться в ближайшей постройке —