Сын убийцы миров - Валентин Шатилов

– Ты это имела в виду, когда сказала: «Профилактика произведена»? – тихо спросил меня Олег.

– Какая профилактика? Ничего я не говорила!

– Но я же слышал… Ты негромко так сказала… Когда взорвалось что-то. Я сразу хотел спросить, но отвлекли…

– Да ничего я не говорила! – отмахнулась я. – Успокойся!

– Голос, который сказал про профилактику был как раз спокойным, – усмехнулся Олег. – Значит он был не твой.

– На что ты намекаешь?! – немедленно взъелась я. И даже застонала от возмущения: наши с Олегом спиры опять лобызались! – Отодвинься от меня немедленно!

– Подозреваю, это значит, – задумчиво произнес Олег, послушно отодвигаясь, – что это был голос телепатический. Автомата, ответственного за профилактику несчастных случаев.

Все, даже расстроенный Семен, замолчав, повернулись к юному мудрому князю, изрекающему только и исключительно истины. Хоть и непонятными словами.

– Пространственная конфигурация Бренькова уже была такова, что гривна в любой момент могла начать его отторгать, – пояснил Олег. – То есть придушила бы. Как Жирослава. Это большая удача, что Бреньков пришел в «холодильник». Подозреваю, что это и не холодильник вовсе, а нечто вроде операционной палаты. По безболезненному снятию гривен. Или их распылению. Не гривна ли вас болью своей обдала, Акинфович? Когда ее распыляли. В профилактических целях.

– Если все так, – воинственно начала я, – тогда почему эта профилактика раньше не началась? Когда Семен в первый раз приходил в «холодильник»? А? Когда помогал переносить сюда тело Жирослава?

– А он не помогал, княгиня! – вступил в нашу беседу Гаврила. – Мы с Матвеем сами несли! Этот, – он презрительно мотнул смоляной бородкой в сторону Семена, – даже и не помогал! Брезговал! «Не лыцарово дело – голутвенных таскать!» – ха! Теперь сам – голутвенный! У нас по две гривны, у кого и поболее, а у него – ни одной!

На Бренькова было тяжело смотреть. По-моему он жалел, что гривна его не придушила.

– Ладно, – устало сказала я. – Побуянили – и хватит! У одного чужая гривна болит, он всех поднимает ни свет – ни заря… Другой на сапоги позарился… А я не выспалась из-за вас!

– Сестричка, так иди, поспи еще чуток! – засуетился Серега. – Чего ж мучиться?

– Теперь-то спать поздно! – отмахнулась я. – Вы лучше спросите, что у вашего князя на уме? Не зря же он таскался куда-то спозаранку!

Все снова уставились на малолетнего князя.

А тот – на меня. Помолчал, спросил:

– Пойдешь со мной на «псарню»?

«На фиг? – хотела поинтересоваться я. И грозно добавить. – Бывали мы там уже! Хорошего понемножку!»

Но посмотрев на сплетение наших с Олегом спиров, вновь протянувшихся друг к другу через довольно приличное расстояние, неожиданно вздохнула:

– Пойду… Куда ж я денусь…

Олег серьезно кивнул. Будто и не ожидал другого ответа. И объявил присутствующим:

– Сегодня идем все вместе. Далеко от двери отходить не будем. Пусть спиры к нам привыкнут. Обнюхают по-своему. А ваша задача, господа лыцары, внимательно глядеть на все, слушать и мне рассказывать обо всем. Есть у меня задумка одна. Но не знаю как ее лучше провернуть… Вдруг кто из вас мне и поможет? С новыми-то вашими гривнами!

– Князь, – осторожно подал голос Матвей. – Но как можно будет вам сказать что-то? Мы ж в гривенной защите там будем! А в защите – не поговоришь.

– Ну, это поддается настройке! – успокоил его Олег. – И довольно легко. Подойдите, Акинфович, присядьте, чтоб я достал до вашей шейной гривны.

Матвей покорно приблизился, встал на одно колено, как на царовой уединенции.

Олег поднес к его шее свою левую пястную гривну, что-то там поколдовал, и сообщил:

– Все. Вы настроены на ту же волну, что и мы с Еленой. Теперь мы будем слышать вас, а вы – нас. Гаврила, Дмитрич, подходите. Надо же обеспечить многостороннюю связь всей нашей группе!

– А с этими тварями ты все-таки перемудрил! – сообщила я Олегу пока мы нестройной толпой выдвигались к «псарне». – Не может этот глист, этот паразит из иного измерения, так уж прям участвовать в «поджигании свечечки» моего сознания!

– Да? – только и спросил Олег. Он явно не собирался возражать пока не услышал всей аргументации.

– Да! Сам говорил: шофер, машина… Мол, кто из них смотрит на дорогу – тот и настоящий хозяин… А смотрю – я! Через вот это мое тело, человеческое! Человеческими глазами!

– А, ты в этом смысле… – кивнул Олег. – Ну тут, думаю, особой загадки нет. Ты смотришь через, – он подчеркнул это слово, – через глаза человеческого тела. Оно, тело твое человеческое, умное. И, видимо, поумнее все-таки, чем тело спира. Хотя тот тоже – очень высокоразвитое животное, очень. Но все-таки чуть менее, чем человек. Поэтому фокус зеркал – ну, тот мираж объема, который и является твоим самосознанием, твоей самостоятельной личностью – он чуть сдвинут в сторону мозга животного под названием «человек». Было бы обратное соотношение интеллектов – твое «я» смотрело бы на мир через глаза спира… Или через что они там смотрят…

– Так все таки – кто такая «я», по твоему мнению? Кем ты меня считаешь: человеком? Спиром? Каким-то символическим огоньком между ними?

Олег покачал головой:

– Каждый из нас – это триединство. Два тела, одна личность. Но ни один элемент самостоятельным быть не может. Если тебя или меня разъять на составные части, то мы получим всего лишь двух животных из двух разных измерений. Без всякой искры самосознания. Ты для меня – именно ты, твоя личность. Но она неотделима ни от твоего красивого человеческого тела, ни от спирского – менее симпатичного, на мой взгляд, но тоже вполне ничего. Не волнуйся: красота – это целесообразность. А все три компонента «тебя» – они сливаются в максимально целесообразном единстве. Поэтому… Как там у поэта: «Во всех ты видах хороша»?

– «Во всех ты, Душенька, нарядах хороша»! – машинально поправила я.

– А, наряды… Наряды – это вообще второстепенное дело, – хмыкнул Олег. – Но, видишь, здесь поэт провидчески восхищается красотой души – то есть спира.

– Он девушкой восхищается, – вздохнула я. – Ее человеческим телом. «Душенька» – это имя собственное, главная героиня поэмы…

– Да? Не знал, – задумчиво сказал Олег, останавливаясь.

Мы подошли к заветной двери в «псарню». Он заглянул в окошечко.

– А Старик этот… – вдруг вспомнила я. – Большой спир… Он на тебя снова не кинется? Не прибьет?

– Все может быть. Но этого бояться нечего, – отмахнулся Олег. Потом посмотрел на меня более внимательно и решил объяснить подробней. – Понимаешь, не ему, динозавру неповоротливому, тягаться с моим надрессированным спиром. Хотя Старичку вновь может захотеться забраться на живую вкусную человечинку. Это нормально и естественно. Они все этого хотят, несмотря на то, что на «псарне» им голодать не приходится – сама видишь, какие они раскормленные. Но одно дело – консервы, а другое – живой, съедобный товарищ и друг! – Олег ободряюще улыбнулся и поднес палец к отверстию хитрого дверного замочка.