Порочные занятия (ЛП) - Шейд Сигги

— Я полагаю, Вы дочь Лиама Бресса?

— Кто это? — спрашивает она.

— Один Бестлэссон, — отвечает он. — И мне не нужно описывать Вам широкомасштабные последствия сокрытия моего племянника, поэтому давайте не будем тратить время на уклончивость и скажем, где он находится.

— Вот в чем проблема, — говорит она, всхлипывая. — Его нет уже несколько часов.

— Что? — рычит Уил.

Мышца на челюсти Одина напрягается, но это его единственная реакция на новости.

— Объясни.

— Мы думали, что он вернулся в отель вместе с Феникс, потому что она тоже пропала, но он бы обязательно вернулся к концерту.

Один зажмуривает глаза, а кулак в моем животе тянется к легким.

Люди Криуса схватили Феникс. Это единственное объяснение того, почему она тоже пропала.

Мой оптимизм падает до одного процента. Одного единственного шанса, что Криус приказал ее забрать, потому что она дочь нового надзирателя тюрьмы, Гордона Гофаннона.

Скорее всего, она мешала или проще было взять их обоих, чтобы не оставлять свидетелей.

И мой девяностодевятипроцентный пессимизм знает, без тени сомнения, что Феникс Шталь — именно тот тип красоты, который Криусу нравится разрушать.

Глава 43

ФЕНИКС

Холодная паника разливается внутри, и я тяжело дышу, пытаясь замедлить пульс. Все не так уж и плохо, должна сказать я себе. Я связана, но это не ново. Мне больно, ну и что? И это не первый раз, когда я просыпаюсь в незнакомом месте.

Ледяная металлическая поверхность подо мной грохочет от движения фургона, а в боку колет оттого, что эти ублюдки швырнули меня на заднее сиденье машины.

Я не так сильно сопротивлялась, но они все равно усмирили меня кулаками. Теперь я лежу, руки связаны за спиной веревкой, которая трется о кожу, как проволока.

К счастью, эти похитители — новички. Узлы профессора Сегала были бы намного крепче, и ему не пришлось бы заставлять меня подчиняться.

Что бы мне ни надели на голову, оно воняет потом, а петля на шее натирает. Держу пари, что, представляя все возможные передряги, в которые я могу попасть, папа ни разу не воображал даже близко что-то похожее на данную ситуацию.

Вир издает приглушенный стон. Вероятно, ему заткнули рот кляпом, единственным в наличии, потому что все, что досталось мне, это распухшая челюсть и угроза, что мне сломают шею, если буду шуметь.

Я не настолько глупа, чтобы проверять.

Единственный способ сохранять спокойствие в такое время — притвориться, что это одна из игр профессора. Может быть, он совсем одичал и решил похитить меня куда-нибудь для жесткого траха.

Между бедер вспыхивает жар. Я сжимаю их и сдерживаю стон. Сейчас не время волноваться, но если я думаю о сексе, то не беспокоюсь о похитителях.

Мои мышцы расслабляются, освобождая пространство и ослабляя веревки. Поздравив себя с тем, что задержала дыхание и сопротивлялась, когда этот ублюдок связывал меня, я вращаю запястьями взад-вперед.

Веревки немного ослабевают, и я продолжаю движение до тех пор, пока не появляется достаточная свобода действий, чтобы сделать скручивающее движение. Вир стонет так, будто ему больно, и я ускоряюсь.

Как только освобождаю одну руку, я развязываю узел на шее и ослабляю веревку. Ткань, которую похитители использовали в качестве мешка на голове, оказалась огромной толстовкой, которую они завязали сверху. Я отбрасываю ее и анализирую обстановку.

В задней части фургона темно, крошечные струйки света пробиваются сквозь щели в задней двери. Ни моей сумки, ни телефона, который был в ней, не видно, но Вир лежит позади меня, его запястья скованы металлическими наручниками.

Я морщусь. Это будет сложно.

— Вир.

Он напрягается.

— Эй, — кладу руку ему на плечо. — Это Феникс. Я освобожу тебя.

Он издает ряд приглушенных звуков, но я не понимаю ни слова. Я переворачиваю его на живот и прощупываю веревку, которую они обвязали вокруг его шеи. Эти узлы более тугие, более замысловатые, и похоже, что головорез, связавший его, имел немного больше опыта, чем тот, кто связал меня.

Фургон наезжает на выбоину, и мы подпрыгиваем. Я падаю вперед, тяжело приземляясь на ребра Вира.

Его болезненный стон ранит мое сердце.

— Прости, — шепчу я. — Петля сложнее, чем я думала.

Дрожь пробегает по его телу, которое начинает конвульсивно биться. Я не знаю, является ли это чем-то серьезным с физической точки зрения или полномасштабной панической атакой.

Конечно, он сходит с ума. Он ничего не видит, не может двигаться, и, если этот кляп настолько серьезный, насколько я себе представляю, он, вероятно, не может дышать.

Сев на корточки, я копаюсь в волосах и вытаскиваю шпильку. Может быть, мне больше повезет с инструментом, потому что видимость здесь дерьмовая.

— Вир, — шепчу я. — Мы справимся с этим.

Он издает болезненный стон.

— Я знаю, — нежно провожу круговыми движениями по его плечу.

Фургон быстро поворачивает, и мы оба перекатываемся на другую сторону салона. Я держусь за штифт, как будто это единственное, что отделяет нас от жизни и смерти, и жду, пока водитель продолжит движение по прямому участку дороги.

Наконец фургон выравнивается, и я встаю на колени.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Стон, который он мне издает, ничего не объясняет, но паника точно растет. Требуется несколько попыток, но, в конце концов, я ослабляю узел настолько, что появляется крошечная щель.

Стягиваю тканевый мешок и нахожу кожаный ремешок, обвивающий основание головы. Мои пальцы нащупывают три пряжки и, наконец, отпускаю кляп.

— Помогите! — кричит Вир.

— Прекрати, — хлопаю ладонью по его слюнявому рту и гримасничаю.

Он борется, пытаясь вырваться, но я цепляюсь за него, как отчаянная коала.

— Подумай, — шиплю я. — Фургон мчится по закоулкам воскресным утром, и все либо досыпают в церкви, либо слишком заняты, чтобы прислушиваться к приглушенным голосам. Все, кроме наших похитителей.

Вир не двигается.

— Более того, — говорю я, заимствуя интонацию у профессора Сегала. — если они узнают, что я пытаюсь освободить тебя, они остановят фургон и убьют меня.

Он вздрагивает.

— Ты будешь сохранять спокойствие? — спрашиваю я, зажав обеими руками его рот.

Он кивает.

— Я не шучу, — говорю я низким голосом. — Эти люди уже ударили меня по лицу. Нужно вести себя хладнокровно, потому что у нас может быть только один шанс сбежать.

Он говорит что-то непонятное, но кивает.

— Ладно, — отдергиваю руку.

Вир сгибается пополам, сильно кашляя, и я чувствую себя дерьмом из-за того, что сдерживаю его дыхание.

— Извини, — отхожу от него в поисках своей сумки. — Но я не могла рисковать.

— Что случилось? — спрашивает он между хриплыми вздохами.

— Тебя похитили, а заодно и меня прихватили.

Он поворачивается ко мне, широко раскрыв глаза.

— С чего ты взяла, что я был целью?

Мои губы сжимаются, и я продолжаю водить рукой по темному салону в поисках следов моей сумки.

Вир явно отрицает это. Я подыгрываю, потому что разговор с кем-то в такой ужасной ситуации успокаивает.

— Есть причины, по которым я думаю, что они хотят тебя, а не меня.

— Продолжай, — хрипит он.

— Во-первых, я никто из ничтожной семьи. Во-вторых, я покидала академию каждые выходные с первого курса, и никто даже не обратил на меня особого внимания. В-третьих, они схватили тебя и подумали взять меня только тогда, когда я попыталась напасть на твоего похитителя.

— Оу, — он склоняет голову.

— Где твой телефон?

— Во внутреннем кармане, — он поворачивается в сторону. — Сможешь достать?

Я подползаю к нему и прощупываю куртку, не находя ничего, кроме горстки бумажек.

— Видимо, они, забрали его.