Паруса над волнами - Николай Андреевич Внуков

да, прекрасная школа, прекрасный, знающий капитан». И без страха доверяли свои лучшие корабли бывшим ученикам славного Ричарда. Может быть, когда-нибудь так же скажут и про него, капитана Лухманова. Сорок пять лет отдал он морю. Когда он придет в Ленинград, сухопутные знакомые будут спрашивать:

— Вы были в Аргентине? Расскажите, это, должно быть, страшно интересно!

Но разве расскажешь? Разве передашь бледными словами все, что видено, что пережито?

Да, он был в Аргентине, и в Австралии, и в Англии, и в Японии, и в Сингапуре и… даже и не припомнить где. Он работал при страшной жаре. Пил тухлую воду из корабельных цистерн. Спал на палубе, где тело обжигали москиты. Иногда после дня каторжных разгрузочных работ съезжал на берег. Ходил по великолепным улицам среди разряженной толпы, мимо ресторанов, где призывно гремела музыка. Смотрел на затопленные электричеством гигантские витрины, за которыми были выставлены драгоценные вещи сказочной стоимости, и думал о том, где бы найти лавчонку дешевой распродажи, чтобы купить себе пару рабочих башмаков на те несколько монет, что звенят в кармане форменных полотняных брюк… Он был юнгой, матросом второй статьи, матросом первой статьи, штурманским учеником, помощником штурмана, штурманом, помощником начальника порта, начальником порта, морским представителем в чужой стране, капитаном, директором морского техникума… С четырнадцати лет строил он свою жизнь так, как задумал еще мальчишкой. Он неплохо построил ее. Он может гордиться своей головой, своими руками, пройденной тяжелой дорогой. Не каждому удается такое, не у каждого хватает терпения, возмечтав, осуществить свою мечту. А теперь — время уйти, дать дорогу другим. Он не только строил свою жизнь, он учил и учит строить жизнь других. У него прекрасные ученики. Можно уверенно сдать судно старшему помощнику Эрнесту Ивановичу Фрейману, а самому вернуться домой, в техникум, к будущим штурманам и капитанам… Что нужно сделать в эти короткие дни стоянки? Составить рейсовое донесение, заполнить акты о приеме и сдаче корабля, похлопотать об обратном грузе для «Товарища», договориться о вводе корабля в док для очистки подводной части, запастись консульскими визами на въезд в разные государства Европы, купить билет на пароход трансатлантической линии. И все.

Прощай паруса навсегда!..

20 января пароход «Хайланд-Лок», на который он купил билет, отдал швартовы и, развернувшись, тронулся на Монтевидео, а оттуда в Лондон.

18 февраля показался виденный столько раз мыс Лизард.

Туман, туман, туман, густой, как кисель. Из-за него только через месяц пароход стал у стенки в Лондоне.

Потом Дувр. Остенде, Брюссель, Берлин, Варшава.

Москва. Доклад о благополучном плавании.

Вокзал.

И вот наконец Ленинград, милый, родной, тихий после столицы. Ленинград, который он оставил девять месяцев назад.

Газеты принесли весть, что «Товарищ» вышел из Буэнос-Айреса с грузом для Ленинграда 20 апреля.

1 мая экипаж «Товарища» послал по радио из южной части Атлантического океана праздничное поздравление советскому народу.

25-го сообщил, что пересек экватор в долготе 27 градусов 42 минуты к западу от Гринвича.

И после этого — тишина. Зловещая, непонятная.

Парусник будто нырнул в безвестность.

В техникум начали приходить родственники и знакомые членов экипажа. Волнуясь, они спрашивали:

— Где же «Товарищ»? Ведь у него есть новая радиостанция. Почему он молчит? Что вы думаете о его положении?

Дмитрий Афанасьевич успокаивал всех.

Но время шло, и молчание корабля все сильнее тревожило капитана Лухманова. В самом деле — что произошло? Может быть, заболел радист? Он единственный на борту, кроме него, никто не умеет обращаться с радиостанцией… Может, сама радиостанция вышла из строя и ее никак не могут отремонтировать? А может быть, «Товарищ» погиб в океане? На днях газеты сообщили, что над Атлантикой пронесся сильнейший шторм… Неужели спокойный, рассудительный Фрейман сделал какую-нибудь грубую ошибку и погубил судно? Нет, нет, этого не может быть!..

О судьбе «Товарища» запрашивали американские радиостанции.

Волновался Лондон.

Весь июнь прошел в неизвестности.

И вдруг 4 июля из Англии телеграмма: «Товарищ» прошел Плимут».

Жив!

6-го прилетела телеграмма из Дувра: «Надеемся на скорое свидание. Все товарищи приветствуют. Фрейман».

Начали приходить письма. По ним Дмитрий Афанасьевич узнал, как прошло обратное плавание.

Погрузив на борт в Буэнос-Айресе квебраховое дерево для Ленинграда, «Товарищ» 20 апреля снялся с якоря, 16 мая пересек тропик Козерога и сразу же получил свежий попутный ветер, который не оставлял его до берегов Европы. 4 июля он уже был в виду английских берегов, а 6-го бросил якорь на дуврском рейде. До дома ему оставалось всего 1350 миль.

А связь прервалась из-за того, что в северных широтах бушевали над Землей сильнейшие магнитные бури.

«Товарищ» завершал плавание.

Русские военные парусники старого времени хаживали из Кронштадта на Дальний Восток, пересекая два, три океана. Они совершали кругосветные путешествия. Но торговых парусных кораблей дальних рейсов у нас со времен Российско-американской компании не было.

И вот он первый!

И наверное, последний, увы…

Дмитрий Афанасьевич не выдержал. Вечером, когда два буксира вели «Товарищ» от острова Котлин в Ленинградский порт, он на катере вышел навстречу…

За поворотом морского канала на лилово-багровом закатном горизонте он увидел знакомые высокие мачты с длинными реями и густую паутину снастей.

Ближе, ближе…

Уже видна на юте дородная фигура капитана Фреймана. Уже различимо у штурвала лицо третьего помощника Черепенникова.

— Поздравляю с благополучным прибытием! — кричит с катера Дмитрий Афанасьевич.

— Ура!! — раздается в ответ.

13 августа ровно в полдень корабельный колокол пробил восемь условных склянок. С мостика раздалась команда:

— Ученики и команда, во фронт, на шканцы, на правую!.

Стройно вытянулись две шеренги одетых по форме молодых моряков во главе со своими вахтенными начальниками.

— Внимание!

Представитель Ленинградского губкома и губисполкома приветствует экипаж корабля и передает капитану Фрейману большой шелковый кормовой флаг — подарок Ленинградского Совета депутатов трудящихся.

— Кормовой флаг сменить!

И под плавные звуки «Интернационала» новый флаг, дорогой подарок, мягко шелестя на влажном ветру, пополз под высокий гафель крюйс-салинга.

«Товарищ» был достоин этой награды.

Он подготовил для советского торгового флота пятьдесят испытанных ветрами всех широт, привыкших ко всяким опасностям молодых капитанов.

Он установил связь между народами молодой Республики Советов и трудящимися далеких южноамериканских стран.

Он с честью пронес по западным морям и Атлантике алый флаг с серпом, молотом и пятиконечной золотой звездой.

И навсегда для экипажа корабля слово «товарищ» стало символом дружбы, символом мужества, символом победы над стихиями.

Через год «Товарища» перевели на юг.

Двенадцать лет еще плавал он между портами Черного моря.

На нем проходили практику будущие штурманы — курсанты мореходных училищ Одессы, Николаева и Таганрога.

Грянула война.

Осенью