Автостопом по Галактике. Опять в путь (сборник) - Дуглас Адамс

– Теперь мы можем вздохнуть спокойно, – проговорила она, раздвинув губы в медленной улыбке. Ее улыбка заполнила все существо Артура, и ему показалось, что еще немножко – и он взорвется.

– Фенчерч, – сказал он, упиваясь звуками этого имени. – Я…

– Коробка «Пьяной вишни», – возвестил приближающийся голос, – и еще одна прелестная вещь, я так и знала, что вам понравится – пластинка. На ней записаны пьесы для шотландской волынки…

– Да, спасибо, очень мило, – твердо сказал Артур.

– Я решила вам их показать, раз уж вы приехали из Лондона, – объяснила особа с химической завивкой.

Она держала их на вытянутых руках, чтобы Артуру было лучше видно. Он видел, что это и впрямь коробка конфет «Пьяная вишня» и пластинка с пьесами для шотландской волынки. Вот такие призы.

– Теперь пейте спокойно ваше ситро, – сказала особа, легонько потрепав Артура по мокрому от пота плечу. – Я так и знала, что вам захочется на них посмотреть.

Глаза Артура вновь встретились с глазами Фенчерч, и он вдруг не нашелся что сказать. Мгновение пришло и миновало, испорченное этой проклятой старой дурой.

– Не волнуйтесь, – произнесла Фенчерч, пристально глядя на Артура поверх стакана, – мы еще поговорим.

И сделала еще глоток.

– Возможно, – добавила Фенчерч, – если бы не она, у нас ничего бы не получилось.

Фенчерч улыбнулась уголком рта и встряхнула головой. Волосы вновь упали ей на лицо.

Она была совершенно права.

Артуру пришлось признать, что она была совершенно права.

Глава 13

В тот же вечер Артур прогуливался вприпляску вокруг своего дома, воображая, что медленно бредет через поле спелой ржи, и каждую минуту, сам не зная почему, разражаясь хохотом. Ему пришло в голову, что даже прослушивание выигранных пьес для волынки не испортит ему настроения. Было восемь часов, и он решил, что принудит себя, силком заставит прослушать всю пластинку – а потом уже позвонит Фенчерч. Возможно, вообще следует отложить звонок до завтра – это будет ход светского человека. Или до следующей недели.

Нет. Никаких хитростей. Девушка нужна ему, а на остальное ему наплевать. Она нужна ему решительно и бесповоротно, он обожает ее, он желает ее, он хочет проделать с ней вместе много всяких вещей и разделить с ней свою жизнь.

Он изумленно поймал себя на том, что кричит «Гип-гип-ура!» и, как дурак, несется вприпрыжку вокруг дома. Ее глаза, ее волосы, ее голос да вся она…

Артур остановился.

Он поставит пластинку с волынкой. А потом позвонит.

Или сначала позвонит.

Нет. Он сделает вот что. Он поставит пластинку с волынкой. Прослушает все пьесы до самого конца, до последнего стона раненой ведьмы. И только тогда позвонит. Именно в таком порядке. Да будет так.

Артур уже боялся дотрагиваться до предметов; ему казалось, что от его прикосновения они взорвутся.

Он взял в руки пластинку. Надо же, не взорвалась. Вытащил ее из конверта. Открыл проигрыватель, включил усилитель. Все осталось цело.

Опустив иглу на диск, глупо захихикал.

Уселся в кресло и торжественно прослушал «Шотландского солдата».

Прослушал «Чудотворное милосердие».

Прослушал нечто о какой-то горной долине.

Вспомнил о сегодняшнем замечательном ленче.

Только они собрались уходить, как вдруг раздались оглушительные возгласы. Особа с жуткой химической завивкой махала им рукой из другого конца зала, точно глупая куропатка с перебитым крылом. Все посетители буфета повернулись к Артуру и Фенчерч, будто требуя от них ответа.

Они пропустили мимо ушей рассказ о том, как довольна и счастлива будет Энджи, когда узнает, что ей собрали четыре фунта тридцать пенсов на искусственную почку, до них еле-еле дошло, что кто-то за соседним столиком выиграл коробку «Пьяной вишни», и они не сразу усекли, что громогласная особа интересуется, не у них ли билет номер тридцать семь.

Оказалось, что у них. Артур сердито посмотрел на часы.

Фенчерч подтолкнула его локтем.

– Идите, – сказала она, – идите и получите приз. Не будьте букой. Произнесите речь про то, как вы рады, и можете мне позвонить и рассказать, как все прошло. Мне очень хочется послушать пластинку. Идите!

Она легко коснулась его руки – и ушла.

Завсегдатаи буфета сочли благодарственную речь Артура чересчур эмоциональной. В конце концов он получил всего лишь пластинку.

Артур вспоминал об этом, слушал музыку и хохотал.

Глава 14

Дзинь-дзинь.

Дзинь-дзинь.

Дзинь-дзинь.

– Алло, слушаю. Да, правильно. Да. Говорите громче, здесь очень шумят. Что?

– Нет, я обслуживаю только вечером. Днем подают Ивонна и Джим, он хозяин. Нет, меня не было. Что?

– Говорите громче. Что? Нет, ничего не знаю ни про какую лотерею. Что?

– Нет, ничего не знаю. Не ложьте трубку, я позову Джима.

Буфетчица зажала отверстие трубки ладонью и попыталась перекричать шум.

– Эй, Джим, тут парень звонит и говорит, он выиграл в лотерею. Говорит, у него тридцать седьмой билет и он выиграл.

– Нет, выиграл парень, который сидел в буфете, – зычно отозвался буфетчик.

– Он спрашивает: его билет у нас?

– Почем он знает, что он выиграл, если у него нет билета?

– Джим говорит, почем вы знаете, что вы выиграли, если у вас нет билета? Что?

Она снова закрыла ладонью отверстие трубки.

– Джим, он мне совсем закрутил голову. Говорит, на билете номер.

– Само собой, на билете номер, это же лотерейный билет, пропади он пропадом.

– Он говорит, на билете номер телефона.

– Давай ложь трубку и обслуживай клиентов, черт побери.

Глава 15

К западу отсюда, в точке, отделенной от буфета и Артура восемью часами лета, на пляже в полном одиночестве сидел человек и оплакивал одну непостижимую утрату. Он мог переживать свою утрату лишь частями, капля за каплей, потому что вся целиком она была так велика, что ни одна живая душа не смогла бы ее вынести.

Он смотрел, как набегают на песок высокие, величавые волны Тихого океана, и ждал, ждал, когда придет пустота, которая, он знал, должна прийти. Когда же приходило время ей прийти, она не приходила, а меж тем день неторопливо клонился к вечеру, и солнце ныряло в морские волны, и наступала новая ночь.

Мы не станем называть этот пляж, поскольку рядом стоял частный дом этого человека. Скажем лишь, что это была маленькая песчаная полоска, крохотный отрезок длинного побережья, которое, вырвавшись за границы Лос-Анджелеса, поворачивает к западу («Путеводитель» в одной главе отзывается о городе Лос-Анджелес как о «сборище болванов, хулиганов, наркоманов и прочих павианов, а также иной всевозможной дряни», а в другой, написанной всего несколькими часами позже, сравнивает его с «несколькими тысячами квадратных километров, заваленных рекламой «Америкэн экспресс», но без присущего этой компании чувства моральной ответственности. Вдобавок местный воздух по неизвестным причинам имеет очень желтый цвет»).