Мозг: Тонкая настройка. Наша жизнь с точки зрения нейронауки - Питер Уайброу

Мой зять Питер Форбс{309} давно утверждает, что хорошее питание начинается с хорошей земли. «На том, что мы едим и пьем, строятся наши важнейшие ежедневные отношения с землей», – говорит он, неся к столу кастрюлю со свежеприготовленной домашней бараниной. «Замаринована в йогурте с имбирем, – сообщает Хелен. – А Врен чистила картошку и сделала этот замечательный салат».

Все это происходило во время ужина на ферме «Нолл» примерно с год назад. Мы сидели, глядя на пруд и большой старый амбар. Возбужденные голоса, собачий лай, соблазнительное потрескивание поленьев… Все дневные дела были переделаны. Овец согнали на ночь с поля, боясь нападения койота: жившая на ферме лама недавно умерла, и овцы лишились своего естественного защитника. Куры вернулись в курятник, к своему зерну и мясным обрезкам. Врен разложила на столе разноцветные салфетки и записочки с именами для всех, кроме себя: она знала, где всегда сидит. К баранине подали свежие огурцы в рисовом вине, лук-шалот, красный листовой салат и молодую картошку. Изобилие довершал салат из трех сортов местных помидоров: красных, зеленых и шафранно-желтых. «Все это с нашей фермы», – гордо прошептала мне на ухо Врен, когда мы уселись. Я кивнул и понимающе улыбнулся.

Это был особый ужин. Я стараюсь не упускать возможности навестить своих дочерей и их семьи, но на этот раз приехал в Вермонт специально для того, чтобы узнать от Хелен и Питера об итогах десяти лет их фермерства. Мне хотелось не просто поностальгировать о мостах с крышами[26] и осенних листьях, а узнать, что необходимо для создания экономически жизнеспособного фермерского хозяйства в сельском районе. Фейстон находится неподалеку от Уэйтсфилда в долине Мэд-Ривер; летом сюда приезжают желающие полюбоваться прекрасными пейзажами, а зимой – спортсмены-горнолыжники. Меня распирало любопытство. Как местное фермерство вписывается в культуру, приобретающую все больше городских черт? Насколько серьезно здесь относятся к производству и продаже свежих продуктов?

«Смотря кого спросить, – ответила Хелен. – Те, чьи семьи живут здесь уже много поколений, всегда растили собственные продукты, так что для них это вполне естественно. Но для людей, которые приезжают сюда только на лето или недавно перебрались из города, возможность питаться местными продуктами – это откровение. Однако они быстро схватывают идею, что хорошая пища означает хорошее здоровье; конечно, нужна поддержка соседей, нужно держаться вместе и учиться чему-то новому. Для них это новая культура: это интересно, это захватывает, и это для всех хорошо. В Вермонте фермерские рынки быстро набирают популярность. Фермеры здесь получают от прямых продаж своей продукции в три-четыре раза больше, чем в большинстве других штатов. Это показатель местной заинтересованности. Кроме того, это совершенно иной общественный опыт, что, вероятно, и привлекает новичков. Покупка свежих продуктов у местного фермера дает гораздо больше возможностей для общения, чем посещение обычного супермаркета».

В начале второго десятилетия XXI в. фермерские рынки быстро распространяются по всей стране. «Движение ширится во всех штатах, – говорит Питер. – Таких рынков сейчас стало раз в десять больше, и их число, наверное, уже достигло 10 000». Как считает Питер, дело в том, что люди заново открывают для себя взаимоотношения – не только с едой, но и друг с другом. «Поэтому так популярны книги Майкла Поллана; поэтому мы наблюдаем расцвет устойчивого сельского хозяйства. В нашем перенасыщенном технологиями мире движение за местные продукты дает людям возможность общения. Какой-нибудь циник может сказать, что я слишком романтичен, но здесь, в Вермонте, все на самом деле так. И в других частях страны происходит то же самое. Продукция местных фермеров дешевле, полезнее и интереснее как для производителя, так и для потребителя».

Ферма Хелен и Питера стоит на холме и занимает примерно 56 га пастбищ и кленовых рощ. Она существует с 1804 г. Земля и постройки включены в государственный реестр исторических мест и охраняются Земельным трастом Вермонта. Главный элемент фермерского хозяйства здесь – стадо чистопородных исландских овец, знаменитых своей мягкой шерстью и вкусным мясом. Каждую весну рождаются 40–50 ягнят, которые примерно до восьми месяцев кормятся материнским молоком и травой на пастбищах. После этого лучших животных оставляют для разведения, а остальных продают местным ресторанам и частным лицам. Кроме того, выращивается восемь видов ягод для местных рынков и посетителей фермы, которые могут сами собирать их за определенную плату. На ферме есть магазин, открытый с июня по октябрь, где продаются ягоды, овощи, фрукты, повидло, яйца, баранина, шерсть, пряжа, одеяла и овечьи шкуры. Предприятие приносит доход, однако его недостаточно для того, чтобы полностью обеспечивать семью. Поэтому, как и многим мелким фермерам, Хелен и Питеру приходится работать на стороне: Хелен пишет и редактирует тексты, а Питер читает лекции по сохранению и управлению землями. Дополняют картину семинары Центра за здоровое общество, посвященные устойчивому фермерству; на них в летнее время собираются экологи и общественные активисты.

И Хелен, и Питер довольны разнообразием своей жизни. По их мнению, то, что они, обрабатывая землю, принимают в расчет будущие поколения, имеет более важное значение, чем любые аспекты бизнеса. «Кто-то может раскритиковать наше дело, – говорит Питер, – потому что оно не приносит больших денег, но где есть большие деньги, там обычно нет перемен». И он прав: Скотт Ниринг[27] трудился не ради доходов, так же как Ив Бальфур и Рэйчел Карсон, но именно пример Ниринга помог развитию движения земельных трастов спустя десятилетия после его смерти.

По мнению Питера, неравнодушие к тому, зачем, как и что мы едим, может вернуть ощущение смысла жизни даже самому занятому человеку. Поэтому для домохозяйки из Аннаполиса с кучей долгов и двоими детьми, которых она пытается воспитать посещение местной фермы для сбора овощей становится значимым моментом в ее лихорадочном существовании. Дети узнают, на что похожа настоящая морковка, а мать приобретает более тесные связи с соседями. «С этого и начинаются перемены, – утверждает Питер. – Такие моменты происходят в жизни разных людей по всей стране. В эпоху Интернета движение за свежие продукты помогает людям вернуться к своим социальным корням. То, что начинается на экономических окраинах, в маленьких городках Вермонта или на побережьях, постепенно приобретает государственное значение. И не только в сельских районах. Вспомните такие организации и предприятия, как Just Food в Нью-Йорке, Growing Power в Милуоки и Чикаго или People Grocery в калифорнийском Окленде. В США сейчас примерно 2200 CSA – ферм с общественной поддержкой, и это число быстро растет».

Я еще раз напомнил себе: еда – это культура, имеющая глубокие корни. В различных американских субкультурах имеются замечательные традиции питания и приготовления пищи. Во многих семьях живы воспоминания о том, как готовили вместе с бабушкой, о разговорах и наслаждении каким-нибудь супом. Культурный опыт не ограничивается едой как таковой: за ней стоят коллективная память, этническая идентичность и исторические корни.

В общем контексте человеческой истории эпоха индустриального сельского хозяйства – всего лишь краткий промежуток. Но, как заметила Хелен тогда за ужином, «индустриализация настолько широко и глубоко распространилась повсюду, что два последних поколения американцев уже не представляют, что такое пойти в огород и сорвать помидор». Поэтому, чтобы быть успешным, движение за «настоящую еду» должно перестать быть чем-то доступным лишь ограниченному кругу, должно выйти за рамки романтических образов и глянцевых книжек с картинками и поставить себе целью образование и переориентацию следующего поколения детей, начав как можно раньше прививать им привычки к здоровому питанию и знакомить с натуральными продуктами. Во время Второй мировой войны многие американские общины и семьи дополняли свой рацион, сажая «сады победы»{310}. К 1943 г. таких садов и огородов было более 20 млн (у домов, в парках и на школьных участках), и они производили более 8 млн тонн свежих фруктов и овощей. Сегодня этот опыт вновь востребован благодаря программе пришкольных участков, которая возникла как ответ на эпидемию ожирения и повышение озабоченности здоровьем нации. Это начало культурного пробуждения. С помощью таких программ дети учатся делать выбор, создавая на своих грядках островки надежды на лучшее будущее.

В тот вечер Питер напомнил мне о геологическом термине terra refugere – так называют кусочки земли, оставшиеся не затронутыми последним ледником при его движении на юг. Такие участки могут быть совсем маленькими, в четверть акра или даже меньше, но на них полностью сохранилась доледниковая флора и микроорганизмы. Немалая часть нашей современной природы, включая и те места обитания, которые поддерживают нашу жизнь, происходит из этих маленьких островков-убежищ. Возвращение к устойчивым методам сельского хозяйства даст нам возможность сохранять их и в дальнейшем – как для того, чтобы научить наших детей и внуков уважать хрупкую экологию нашей планеты, так и для того, чтобы постоянно совершенствовать взаимодействие с ней в интересах будущего здоровья и процветания человечества.