Тайны Далечья - Юрин Денис Юрьевич

Трое воинов удивленно переглянулись, а вот предводитель их к такому повороту готов был. Заиграла на губах вожака хитрая ухмылка. Понял Биврук, что подраненного колдуна то происки, и обрадовался. На верном они были пути, оставалось лишь жертву загнать да последний удар нанести. В топь, заунывно булькающую и лютой смертью путникам грозящую, северяне, конечно же, не полезли. Побоялись чужаки, что добыча от них ускользнет, разделился отряд, да только не поровну: не носивший даже сапог предводитель меч двуручный на плечо закинул и справа болото обходить стал; трое же его подручных налево двинулись.

Едва враги разошлись, как затряслись ветки густой ели, и, отряхиваясь от снега и иголок колючих, из-под нее Чик вылез. Не ожидал ведун начинающий такого поворота. Сотворив болото, он, конечно, не рассчитывал, что враги через топь двинутся, уж слишком тогда расправа простой бы была, но думал, что они вместе пойдут иль поровну разделятся. В первом случае заводил бы он чужаков по лесу до смертельной усталости, благо, что из книги узнал, как ландшафт изменять и препятствия разные на месте пустом создавать. Если северяне по двое пошли б, облегчило бы это задачу. Он бы сначала одну пару извел, а затем и другую. Но разом с тремя бойцами заманчиво было справиться, а с другой стороны, и соблазн казался велик, от беспечного предводителя избавиться. Думал, Чик, думал, чесал затылок, не зная, в какую сторону сначала отправиться, а затем все же налево пошел. Трое воинов большую опасность представляли, чем один, пусть и могучий. Ограничен был у новичка запас сил и волшебных чар, посчитал он, что лучше сначала от основной угрозы избавиться, а уж затем оставшееся колдовство на одиночку-воина напустить.

Сперва натравил на врагов волчью стаю ведун-самоучка, да только толку от этого вышло мало. Прав был наставник, северяне – хорошие воины, не испугались они приближения клыкастой оравы, и как только первая морда оскаленная из-за кустов показалась, так сразу же спиной к спине встали, оружие обнажили и бой приняли. Волки только набросились, а уж трое серых кровью снег оросили. Вовремя понял Чик промашку свою и отозвал стаю в лес. Ни к чему зазря зверье губить, коли проку в том нет! Напустил Чик тумана с болота, звуки, похожие на завывания духов-скитальцев, имитировал. Думал, испугаются враги да к оврагу отступят, где уже несколько ловушек для них приготовил: глубокие ямы с острыми кольями, вверх торчащими. Однако воители храбрые пустого воя не устрашились, двинулись дальше, так что пришлось Чику потрудиться и иллюзии мертвяков гниющих призвать. Поднять настоящие трупы парень пока не мог: было хлопотно, требовало куда больше знаний, чем те, которые он из книги в переплете черном почерпнуть успел. Да к тому ж откуда на болоте, только что сотворенном, мертвякам взяться? В нем еще пока никто и не завяз, разве что зайчишка-глупышка случайно забежал да с кочки упал.

Зашевелились сугробы на пути у отряда, с ревом протяжным и стонами, повыползали из них человеческие да зверья останки уродливые… на воинов двинулись. Северяне же, к великому удивлению парня, ни капельки не испугались, загоготали дружно, то ли над видом трупов, то ли над бессилием колдуна насмехаясь, а затем вскинули топоры и принялись кости крушить. Если бы настоящими мертвяки были, то не была бы победа людей такой скорой да бескровной. Быстро управились чужаки с ходячими трупами, изрубили их на мелкие части да дальше уже собирались отправиться, как знахарь, на немощь свою разозленный, новое препятствие создал, всю выдумку, все знания, что почерпнул, в него вложил.

Завьюжила метель, ударил мороз, да такой сильный, что даже Чик в теплом тулупе и тот до кости промерз, не то что латники, у которых под доспехами лишь куртки надеты были; меховые, но уж больно тонкие. Стало воинам с севера не по себе, затоптались на месте, запрыгали, лица раскрасневшиеся растирая да броню поспешно с себя скидывая. Инеем белым их доспехи покрылись и стали хозяев не защищать, а, наоборот, холодом лютым морозить. Обрадовался Чик, что задумка его удалась, что мороз, который он напустил, даже для северян шибко сильным оказался. Да только радость ведунья продлилась недолго! Опустилось внезапно на голову сзади что-то тяжелое, и мир перед глазами парня мгновенно померк.

Тяжко просыпаться после удара по голове: затылок раскалывается, в висках резь несусветная, да и глаза готовы наружу вылезти, так что их и открыть-то боишься. Застонал Чик от боли и тут же понял, какую глупость совершил. Увидели чужаки, что пришел пленный в себя, залопотали на своем языке северном, к даленческой речи привыкшему уху, противном, а затем удары на бедолагу посыпались. Не по телу, путами сдавленному, они пришлись, а всего лишь по щекам, но уж больно у северянина ладонь оказалась тяжелой. Задергался ведун, отчего ему еще больнее стало; веревки крепкие в руки и грудь впились.

Стиснув зубы, чтобы не порадовать врагов стоном новым, и страдания телесные превозмогая, открыл пленник глаза и узрел мерзкую рожу мучителя. Сам Биврук, предводитель отряда маленького, до пытки его снизошел. Ухмылялся бессмертный премерзко, зубы не хуже волка скаля, а когда увидел, что Чик в себя пришел, ударил еще пару раз да горло пленника цепкими пальцами сжал.

– Говори, щен-н-нок, где хозяин твой прячется?! В какую нору забился этот трусливый червь?! – проорал Биврук пленному прямо в лицо, слова далеченские почти до неузнаваемости коверкая.

Страх мозг парня пуще пальцев, что его горло терзали, сковал. Понял знахарь, что будут его долго пытать… люто и изощренно, пока он иль дух не испустит, иль на убежище ведуна раненого не укажет. Не знал парень, жив ли еще ведун, но выдавать дикарям тело товарища старшего на поругание было не след. А что до боли, ему предстоящей, да кому же зазря мучения принимать хочется. Вот и пришлось пленнику выкручиваться да врать…

– Ушел он, я ему раненому лес покинуть помог да до города добраться… – прохрипел Чик, превозмогая жуткую резь в кадыке.

Трое северян, за пыткой у костра наблюдавших, дружно загоготали, а Биврук беспощадный, словам пленника не поверив, тут же кулачищем своим квадратным в живот его ткнул.

– Не шуткуй со мной, грязь подноготная! – Лапища мучителя схватила Чика за волосы и, не успел парень рта открыть, как его затылком о ствол дерева больно ударило. – Не поведал те хозяин, а ведь мы, дарконты, колдовство поганое с рождения чуем! Здесь недобитый выродок, здесь… где-то поблизости прячется! А ты за него не токмо смерть, но и мучения примешь… Я тя медленно резать буду, по кускам мелким, пока на нору его, гадючью, не укажешь! Но для начала глаза те выколю! Лжец недостоин на нас глазеть!

Чтобы угрозы пустыми не показались, достал Биврук из-за пояса нож широкий и острие его заточенное к глазнице парня поднес. От страха у Чика дыхание сперло, зажмурился пленник и быстро залепетал:

– Не губите меня, люди добрые! Чистую правду вам сказал! Приказал мне хозяин вас задержать, пока…

«Видать, на роду мне начертано смертью такой сгинуть», – мелькнула мысль в голове у знахаря, твердо решившего убежище жителя лесного не выдавать. Боль терпеть мало кому охота, да только из всех людей, которых Чик знал, ведун единственным был, кто к нему по-доброму отнесся, кто не ради корысти, а по доброте душевной его к делу хорошему пристроил да обогрел. Не мог он отплатить за добро черной неблагодарностью! Себя бы парень перестал уважать, если бы по слабости человека хорошего предал.

– Режь, режь меня на куски, поганая рожа! – обезумев от боли, прокричал знахарь палачу в лицо, а затем мучителю прямо в рот ухмылявшийся плюнул.

Не успел знахарь ложь свою до конца досказать, пронзила предплечье жуткая боль. Биврук все же соврал, не глаз ему выколол, а с размаху нож в парня по самую рукоять вонзил, так что лезвие стальное не только плоть живую прошило, но и сквозь половину ствола прошло. Закричал Чик, завыл неистово, даже о пощаде молить не в состоянии, но северные воители к виду чужих страданий, видать, с детства приучены были. Троица у костра лишь рассмеялась, а палач, лезвие острое из стороны в сторону водить начал, рану глубокую расширяя, потом же резким движением нож в теле жертвы провернул.