Укрепить престол - Денис Старый

А еще проблема, где я не только не потерплю противодействия, но и жду помощи — это учителя. Ну нет в России должного количества ученых людей, чтобы открывать школы. Если и имеется образованный человек — так боярин какой или рядом с ним по статусу. Даже я, человек из будущего, с некоторыми иными понятиями системы общества, не могу представить себе боярина, который будет преподавать в школе или университете. Заставить бы их иногда давать лекции, рассказывая о своем опыте администрирования, и то — победа великая.

Потому и выходит, что нужны иностранцы. И тут одними православными греками не обойтись. Да и сгодятся те греки, в лучшем случае для предмета богословия. Иные же, европейские умы, — это такой раздражитель для православного люда, что нужно учитывать и народное мнение. Знаю я, что одной из причин, почему меня чуть не убили 17 мая прошлого года, когда я бежал из Москвы с Басмановым, была лютеранская проповедь у кремля. И путь пастырь говорил для немецких наемников и иных немногочисленных немцев, и это место больше походило, чем тот же Кремль, но сей факт имел такой бешеный резонанс, что стало позволительно покушаться на институт верховной власти. Ведь то, что я самозванец — не такая уж и распространенная информация, многие верят в мою легенду спасенного цесаревича.

Вот и говорил я Гермогену, что хочу, кабы иностранцы не подвергались нападкам со стороны православной церкви, если только не уголовники и не прилюдно оскорбляли веру людей. Пусть будут их кирхи в Немецкой Слободе. Но только там.

— Я супротив того, государь! Не можно на православной земле учения от Лукавого поощрять. Что до наук, то можно все, окромя того, что славит Змия, — говорил Гермоген.

— Так не пойдет, владыко! Коли нынче не сговоримся, то не будет меж нами более ничего! Ты же на свой лад все переиначишь после. Вот, пример тебе… — я сделал вид, что задумался. — Разрезать мертвое тело для его изучения, кабы лечить живых можно? Что на это скажешь, коли такое учение спасет в грядущем тысячи православных?

— Не годно это, кабы православных резали опосля последнего причастия. Но я и не супротив лечения и телесного, коли и молитвы звучать станут! — пробасил Гермоген.

— А коли режут не православного, а басурманина, али схизматика? — спросил я.

— Так… тако же не гоже, но… можно, — растерянно говорил кандидат в патриархи.

— Вот! Владыко! Так и нужно договариваться и искать, как выйти из положения. И коли ты будешь вместе со мной искать выходы, так и найдем, — обрадовано говорил я, прикидывая, где брать трупы для вскрытия.

Но я не столь щепетилен. Да и можно же обойти ситуацию. К примеру, какой тать злобный будет отлучен от церкви, или вырезать разбойнику язык, да крест сорвать — все, он и не православный вовсе.

После обсудили ситуации с иноверцами в нашем отечестве. Уже есть среди подданных не только мусульмане, или разного толка язычники, даже буддисты, с переселением калмыков, появляются. Тут, что удивительно, наши мнения почти сошлись. Пусть они и верят в свои, как утверждал Гермоген, «заблуждения», но необходимо сделать такую систему, чтобы быть православным становилось выгодно. К примеру, должности могут занимать только православные, или российские внутренние таможни для православных станут дешевле. Понемногу, но пойдут в православие. Если же гнать всех силой, то на выходе ни православных не получим, но и рассоримся со всеми вокруг.

Поговорили мы и о музыке, танцах, соблюдении поста в войсках. Ну как можно не давать воину мясо? И где набраться столько круп, чтобы компенсировать мясной рацион? А воин, плохо питающийся — это добыча для врага.

Но что стало последней гирей на весах моих сомнений, когда чаша с назначением Гермогена, все-таки стала перевешивать — это его маниакальное выражение лица человека, готового на все и даже больше, но чтобы было сделано то, что я предлагал. Москва должна иметь свою семинарию и со временем отказаться от признания какого-либо иного церковного образования, кроме как московской Высшей семинарии, ну и тех средних учебных заведений, которые я хотел бы открыть под шефством семинарии. Со временем, но все священники должны обучаться академиях, ну а епископы — в Высшей Православной семинарии. Пусть не сразу, но лет через двадцать количество образованных по единым стандартам священников должно будет перевалить за половину. Может и удастся тогда избежать Раскола в церкви и умах людей? Ведь сколько потеряла Россия от того, что тысячи и тысячи людей бежало или сгинули во время преследований? Много!

— Разумею я, государь, почему ты меня ставить хочешь на патриарший стол, — Гермоген сделал вид человека, который столь мудрый, что раскусил мою хитрость.

— Я был с тобой честным. И еще раз скажу, владыко, коли станем много работать на благо России и православия, так не будет и время, кабы лаяться. Но многое решили сейчас, иное обсудим позже и всех наших уговоров следует крепко держатся. И я жду от церкви дел славных, — сказал я и сделал вид, что разговор окончен. — Работай, владыко Гермоген!

И пусть работает! Монастыри могут и должны взять себе на постой коней, когда война закончится. Да и монастырские могут и заняться разведением лошадок. Я надеюсь, что скоро получится значительно обезопасить южные украины и там появятся и монастыри, где и коней разводить можно, но и овец на шерсть. Ну а со следующего года нужно настаивать и на реформах в сельском хозяйстве на церковных землях.

— Лука! — выкрикнул я.

— Государь-император! — материализовался мой помощник.

— Ты говорил, что ко мне некие немцы просятся. До заседания Боярской Думы есть время, зови их! — сказал я, и Лука испарился.

После выздоровления, у моего помощника, как будто второе дыхание открылось. Порхает и работает так, что и мне приходится удивляться. Вот его бы сделать боярином… но Лука даже не дворянин и я еще до конца не просчитал, чем аукнется мне такой волюнтаризм.

Скоро, через часа полтора, приехали те самые немцы. Что было удивительным и интригующем, среди них была женщина. До их прибытия я успел попить чаю, который подло был украден из патриаршей усадьбы, а еще провел несколько поединков на шпагах и даже чуть поработал с моим посланием к народу по поводу войны. Но вот постучались в дверь.

— Государь-император, я самолично привез немцев. И баба у них… ох и