Заговор мерлина - Джонс Диана Уинн

В Лондоне Максвелл Хайд остановился перед домом и заставил входную дверь распахнуться саму по себе. Я неуклюже выбрался из машины, поднялся на крыльцо, и все саламандры спрыгнули с меня и огненным ковриком побежали впереди меня к задней двери, где я и выпустил их в сад. Потом я вернулся к машине и помог Максвеллу Хайду разбудить Тоби и отволочь в сад корзину. Когда мы открыли корзину, ярко светящиеся саламандры побежали оттуда в таких количествах, что Хельге пришлось немало попрыгать из стороны в сторону, чтобы увернуться от них.

— А чем мы их всех кормить будем? — прохрипел я.

— Кормить их не надо, — ответил Максвелл Хайд. — Они питаются солнечной энергией. По крайней мере, мне так рассказывали. Надеюсь, это правда.

Он отправил внука спать. Тоби взял свою саламандру с собой. Я сварил еще какао.

— Ну что, теперь-то мы всех саламандр в стране повыловили? — спросил я осипшим голосом, когда Максвелл Хайд вернулся из гаража. Я изрядно охрип после всех этих колыбельных.

Он подул на какао и покачал головой.

— Отнюдь нет, — сказал он. — Боюсь, мы всего лишь малость попортили торговлю. Еще кое-кого мы отловим, когда в Лондоне начнутся пожары. И то же самое в других частях страны. Но, подозреваю, на этой неделе нам придется совершить налеты еще на несколько складов. Завтра попробую выяснить, каким путем саламандры вообще попадают в нашу страну. А пока иди спать.

Глава 4

На следующий день у нас повсюду кишели саламандры. Они ползали по саду и по крыше. Несколько сотен проникли в дом и уютно свернулись в самых неожиданных местах — главное, чтобы там было тепло. Почти что единственным теплым местом, куда они не проникли, была кухонная плита — там поселилась Дорина личная саламандра, которая плевалась искрами в своих товарок, не пуская их к плите, — и шея Тоби, потому что там сидела его саламандра, — а так они были повсюду. Я то и дело смахивал их с тетрадки или вытряхивал из одежды. Они обсели дальноговоритель, у которого, засучив рукава, трудился Максвелл Хайд: он обзванивал компании, занимающиеся грузоперевозками, выясняя, не доводилось ли им в последнее время ввозить из жарких стран ящики, которые казались пустыми. Он не раз садился на этих саламандр.

Во время ланча он устроил себе перерыв и вместе со мной выпил чайку на лужайке для барбекю. Я смотрел наверх. Крыша была усеяна блаженно пульсирующими саламандрами. Если прищурить глаза, их можно было принять за жаркое марево — их и прозрачный народец тоже. Прозрачные существа, по-видимому, очень заинтересовались саламандрами и слетались к дому толпами. Даже коза, похоже, начинала нервничать.

Я заметил, как нам повезло, что стоит такая жара.

— Ну да, — сказал Максвелл Хайд, тоже взглянув на крышу, — но только из-за жары все так высохло… Достаточно будет одной искорки от испуганной саламандры…

Меня в самом деле бесит, так это то, что ввоз этих несчастных созданий был такой жестокой и ненужной затеей! Если идиоты, которые это сделали, просто хотят обрести побольше силы, почему бы им не использовать оживленные шоссе или силовые линии? Кроме того, на Островах сотни силовых узлов. Совершенно незачем мучить живых существ!

— А вы выяснили, откуда они берутся? — спросил я.

— Нет еще, — сказал он. — Но я выясню! И снова отправился к дальноговорителю.

В тот же вечер, после ужина, он наконец получил ответ. Саламандр доставили самолетом из какого-то места в Египте, которого на Земле не было — по крайней мере, я о таком никогда не слышал. И следующий грузовой самолет оттуда прибывал в Лондонский аэропорт в субботу вечером.

— Ник, Тоби, в субботу нам спать не придется, так и запишите! — радостно объявил Максвелл Хайд и включил новостной экран, приступая к первой части ежевечерней программы. — И, кстати, напомните мне кто-нибудь прикупить еще парочку корзин для белья.

Экран включился и сообщил, что на барже, следовавшей в Манчестер, внезапно вспыхнул пожар. То же самое произошло с грузовиком, направлявшимся в Норидж, и деловой центр Бристоля также объят огнем. Максвелл Хайд смотрел новости и грыз карандаш, которым он весь день делал заметки.

— Их разослали по всей стране! — подытожил он. — Но зачем? Кому вдруг понадобился дополнительный источник магической энергии во всех этих местах?

— Надеюсь, те саламандры, что плыли на барже, благополучно добрались до берега, — сказал Тоби, поглаживая пальцем огненную ящерку, вытянувшуюся у него на плече.

— Я тоже на это надеюсь, — сказал Максвелл Хайд. — Кстати, когда мы поедем в гости к твоему отцу, саламандра Останется здесь.

Тоби побледнел и упрямо насупился, но не стал спорить, как я ожидал. Полагаю, это кое-что говорит о его отце.

Отца Тоби зовут Джером Керк. Он тогда жил сам по себе, на ферме где-то к югу от основной цепи меловых холмов — на Островах их называют Становые холмы. Я бы не сказал, что это так уж далеко от Лондона, но нормальных шоссе на Островах всего два, да и те извилистые как я не знаю что. Так что для того, чтобы попасть к отцу Тоби до ланча, нам пришлось отправиться в путь практически на рассвете. Когда меня запихивали в машину, я еще не успел разлепить глаза.

Всю первую часть пути я ворчал про себя, что, если уж не могут построить железных дорог, могли бы, по крайней мере, шоссе нормальные сделать, и переживал, что меня сейчас укачает. Но потом глаза у меня открылись, и я почувствовал себя лучше. Я начал даже восхищаться тем, как вздымаются из молочно-белого марева зеленые холмы, похожие на хребет какого-то зверя. Дорога змеилась между рядами засохших деревьев так, что хребет холмов все время оставался вдали, пока наконец мы не свернули на узкий проселок и, попетляв по другим узким проселкам, не выехали к ферме, притулившейся у южной оконечности холмов, среди куда большего количества деревьев.

Мы отлепились от сидений, пошли и постучали в некрашеную входную дверь. Это был угрюмый желтый старый дом, и казалось странным, как внутри может быть так темно в такой ослепительно яркий день. В доме были тусклые каменные полы и низкие потолки со множеством балок, которые, похоже, не только не красили, но даже и не обметали как минимум полвека. Повсюду были пыль и хлам. Отец Тоби вроде как рыскал посреди всего, большую часть времени держась к нам спиной. Это был крупный мужчина с кустистой бородой, крупным, пронизанным жилками носом и довольно маленькими слезящимися глазами. Брюхо у него тоже было большое, но главное, что я запомнил — наверное, оттого, что чаще видел его со спины, — это его кривые ноги в мешковатых штанах с пузырями. Я все думал, что, когда он ночью снимает эти штаны, он, наверное, прислоняет их к стулу, и так они и стоят, сохраняя свою мешковатую форму.

Джером Керк вроде бы считался художником, но я что-то не заметил, чтобы он особо занимался своим ремеслом. В одной маленькой комнате действительно стоял мольберт, лежали кисти и всякие принадлежности, но они были покрыты пылью, как и все остальное.

Не похоже было, чтобы он был так уж рад нас видеть.

— А-а, приехали! — сказал он. — Я думал, вы не приедете.

Тоби тоже не прыгал до потолка от радости. Он сдержанно сказал:

— Здравствуй, папа.

Джером Керк оскалил зубы в свирепой приветственной (хотя в последнем я не уверен) улыбке и хлопнул Тоби по спине. И пошел бродить по дому, а мы остались стоять, где стояли.

Через некоторое время он вернулся с большим глиняным кувшином.

— Вы, наверное, пить хотите, — сказал он. — Вот тут у меня грушевый сидр, сам делал. Хотите?

Максвелл Хайд и Тоби дружно ответили:

— Нет, спасибо!

Но мне было так жарко и так хотелось пить, что я сказал:

— Пожалуйста, если можно.

Пока Джером Керк наливал мне сидр в пыльный стакан, мне показалось, что Максвелл Хайд пробормотал что-то вроде «Н-не советую!», но я не понял, в чем дело, пока не сделал большой жадный глоток.

Сидр был не просто дрянной. Он был тошнотворный. Знаете, как бывает, когда рыгнешь и желудочный сок попадает в рот? Я подумал, уж не отравили ли меня.