Т. 11. Любовь зла. Конец времён. Растиньяк-дьявол - Филип Фармер

— Продолжение в следующем номере, — усмехнулся Лейф.

— Будь серьезнее! Почему ты не сказал об этом остальным?

— Слушай, кто бы ни покушался на жизнь Аллы, этот человек неподалеку. Он хотел иметь возможность убрать своего человека, если бы того взяли живым. Трупы не болтают. Нет, тот, кому выгодна смерть Аллы, совсем рядом.

— То есть это любой из двух дюжин человек. Как насчет Кандельмана? Он так старательно разнес убийце-неудачнику череп, словно старался сделать его лицо неузнаваемым.

— Он выстрелил почти одновременно со мной. Если бы он стоял за этим, то подождал бы, пока копье полетит в Аллу. А выстрел в голову ничего не скроет. Отпечатки пальцев, например, остаются. Я, кстати, хочу их потом добыть и проверить кое-что. И еще, возвращаясь к Кандельману — Аллу он не любит, но Даннто верен полностью.

— Лейф, первую Аллу убили в Париже. Мы в Канаде. Убийца прибыл вместе с нами. Кто приехал с Даннто? Или с тобой?

— Добрых два десятка крупных шишек, явившихся из Европы по приглашению метатрона. Хочешь, чтобы я допросил всех?

— Остается только ждать нового покушения.

— Вот и радуйся. Ты же ненавидишь Аллу.

— Да, но она из КХВ.

— И не забывай этого, — напомнил Лейф. — Покрутись тут и попробуй добыть мне эти отпечатки. А у меня есть работа.

Он смело подошел к сидящей на пеньке Алле и Даннто, стоящему рядом с женой.

— Госпожа Даннто пережила большое потрясение, — произнес Лейф. — Ей не следует продолжать охоту. Меня стрельба не слишком интересует, и, поскольку я ее врач, я отвезу ее к метатрону. Хотите поехать с нами, сандальфон? В принципе ваше присутствие не требуется, но…

Даннто явно не хотел расставаться с супругой, но после того, как врач перед дюжиной высоких чинов заметил, что идти не надо, уриэлит считал делом чести продолжить охоту. Собственно, на это Лейф и рассчитывал. Даннто побоялся бы признаться окружающим, что нападение выбило его из колеи.

Так что, как и предполагал Лейф, Даннто прорычал, что он единолично расправится с каждым гемманцем, таящимся в канадских лесах. Приятели добродушно кивали, похлопывали по плечу и дружно уступали ему право первого выстрела.

Но все же архиуриэлит с грустью смотрел вслед уходящей за Лейфом супруге. В последнюю минуту он неловко подошел к ней, чмокнул в щечку и пообещал, что принесет ей парочку голов. Алла вздрогнула и промолчала.

— Позаботьтесь о ней, доктор, — крикнул Даннто, когда машина поднялась в воздух.

— Абба, — ответил Лейф, — я буду заботиться о ней, как никогда в жизни.

Но морщины на лбу сандальфона от его ответа не разгладились.

ГЛАВА 19

Лейф проводил Аллу до ее комнаты, выставив смахивавшую пыль служанку. Та, конечно, донесет уззитам, но Лейфа это не волновало. Ламед на груди и профессия врача давали ему больше свободы, чем обычному гайке.

Алла затворила дверь и заперла на радиоключ.

— Мои дуэньи сообщат Даннто, что все в порядке, — сказала она.

Каждое ее движение, каждое слово точно проводили по щеке Лейфа нежными пальцами. У него перехватило дыхание, руки задрожали. В груди образовался тугой ком.

Алла подошла к секретеру у дальней стены. Нарочно или нечаянно, но бедра ее покачивались чуть более обычного. Лейф обратил на это внимание — он весь день заглядывался на нее. С той минуты, как она сказала, что хочет побыть одна, воздух вокруг нее насытился электричеством. Еще чуть-чуть — и грянет молния. Лейф боролся с давлением изнутри, подкатывающим к перехваченному горлу, готовым прорваться от неосторожного слова, от взгляда…

— Алла! — выдохнул он хрипло.

Она остановилась, полуобернувшись, замерла — полная грудь поднята вздохом. Взмах головы поднял волну в реке рыжих волос.

— Алла… должен ли я что-то говорить?

Она обернулась так стремительно, что едва не упала. В другое время Лейф усмехнулся бы. Но сейчас грянула молния, и он быстрыми шагами двинулся к ней через просторную комнату, раскинув руки, вперед, вперед, слыша только грохот крови в висках, зная, что его не остановит никакая сила в мире…

Изо всех сил сжимая Аллу в объятиях, Лейф едва слышал, как она кричит:

— Лейф, Лейф! Не позволяй больше Даннто касаться меня! Я люблю тебя! Только тебя!

Потом, много позже, кто-то постучал в дверь, тихо, как совесть. Алла вскочила с постели, бессознательно прикрываясь простыней; глаза ее казались кругами над алым овалом рта. Лейф приложил палец к губам, на цыпочках подошел к платяному шкафу, знаками приказал Алле ответить и вытащил пистолет.

Он вполне мог выйти из положения. Врач-ламедоносец имел право обследовать женщину в отсутствие иоаха. С другой стороны, лучше было бы не позволить никому понять, как долго они с Аллой провели наедине. Все зависело от того, кто именно стоял под дверью.

— Кто там? — окликнула Алла.

Ответил неразборчивый мужской голос. Алла повторила вопрос. Ответ все равно нельзя было понять, так что, накинув платье, Алла прошла в соседнюю комнату, к двери. Лейф неслышно последовал за ней. В этот раз ответ услыхали оба.

— Алла, пусти меня. Это Джек Кандельман.

Оба одновременно подняли брови. Лейф молча кивнул — «пусти его» — и вернулся в шкаф. Алла попросила уззита подождать, пока она ляжет, погасила свет и залезла под одеяло.

Лейф намеренно оставил дверцу шкафа полуоткрытой и теперь мог подглядывать в щель. В поле его зрения появился Кандельман, согнутый, точно переломанная посредине сухая ветка. Узкое лицо избороздили морщины. Он подошел к постели, нервно оглянулся и, к изумлению обоих зрителей, распростерся ниц.

— Алла! Алла! — простонал он. — Прости меня!

Он потянулся к ней, и она шарахнулась.

— О чем вы? За что простить?

— Ты знаешь, за что, Алла, любимая. Не смейся надо мной. Я не могу выносить это. И не стану. Ты же знаешь, со мной шутки плохи. Ты знаешь.

— Вы с ума сошли? — Голос Аллы дрожал не меньше, чем голос уззита. — Я понятия не имею, о чем вы говорите.

Отстраниться она не успела — Кандельман схватил ее за руку.

— Не говори так! Я ведь спрашивал тебя, когда мы встретимся снова — а ты отказала. Ты свела меня с ума. Я не мог прикоснуться к тебе вновь и не мог вынести разлуки. Я сказал, что убью тебя, и едва не сдержал слова. Алла, любимая, скажи, что ты прощаешь меня. Я никогда больше… Я чуть не умер, когда мне передали, что ты погибла в той аварии. Когда я узнал, что ты легкоранена, я ругался и клялся себе, что в следующий раз ты не уйдешь от меня — и все же радовался, что ты жива. Я не мог вынести, что тебя нет на свете. Аллы нет, нет, нет — вертелось у меня в голове. Нет моей Аллы, нет ее, нет!

Девушка была совершенно ошеломлена таким поворотом событий. Лейф надеялся, что она подыграет этому безумцу — иначе она выдаст себя с головой.

Кандельман попытался притянуть Аллу к себе. Она отвернулась.

— Да что с тобой? — вскричал уззит. — Не так ты и чиста. Ты ведь уже отдалась мне однажды, забыла? Ты предала своего супруга, сандальфона. Я обесчестил его и все, что он олицетворяет, но ты того стоишь… Алла, ты единственная на свете. Мы с тобой…

Лейф поверить не мог, что слышит это неразборчивое воркование. Всегда монотонный голос Кандельмана обрел страстность, лицо, обычно выразительное не более чем сжатый кулак, дергалось, как пальцы глухонемого.

Теперь Лейф понял, что именно Кандельман заманил Аллу-первую в такси, вероятно, для последнего свидания, и подстроил аварию. Неудивительно, что он так недоверчиво отнесся к словам Лейфа о «легких ранениях». Должно быть, он решил, что Алла выдала его — а то и явился, чтобы завершить начатое дело. Но вряд ли он слишком опасался шантажа с ее стороны — тогда она выдала бы и себя. Кроме того, он тоже ламедоносец. Все его действия по определению праведны.

Основной причиной покушения на убийство была месть.

Наблюдая, как Кандельман пытается одновременно обнимать Аллу и на коленях признаваться ей в любви, Лейф размышлял о том, как это случилось. Очевидно, покойная Алла из сострадания отдалась однажды уззиту — или ради какой-то услуги, или для получения информации. Этого уже никто не узнает. Так или иначе, она отказалась иметь с ним дело в дальнейшем. Убежденный, что Алла презирает его, Кандельман попытался убить ее. Нет, не попытался — убил. Женщина, с которой он говорил сейчас, понимала это — и ненавидела его.

— Послушай! — выдохнул уззит. — Я сказал Даннто, что возвращаюсь присмотреть за тобой, что меня беспокоят новые покушения. Они вернутся не раньше чем через несколько часов…

— А как насчет доктора Баркера? — спросила Алла, отворачиваясь от Кандельмана.

— Этот развратник! Он не осмелится нас беспокоить. Ради Сигмена, Алла, не сопротивляйся так! Я не могу ничего поделать, ты должна быть моей. Ты ведь тоже хочешь меня, я знаю, иначе ты никогда не вела бы себя так в тот, первый раз. Тебя просто волнует твое многоложество — но, Алла, откуда нам знать, что верносущно, а что нет?