Загадка о тигрином следе - Антон Кротков

В этот момент краем глаза Луков заметил, что к нему кто-то подходит сбоку.

– Вы не из Москвы?

Одиссей повернул голову и уткнулся взглядом в сощуренные глаза, чуть ниже ощетинился крепкими зубами оскаленный в отталкивающей хищной ухмылке рот человека с красной, словно обожжённой солнцем кожей. Краснолицый приблизился к Лукову вплотную.

– Вы не меня искали? – довольно развязно поинтересовался он.

Одиссей не знал, что ему ответить и растерянно оглянулся на начальника, и ужаснулся увиденному. Резко побелевший лицом генерал странно покачивался на месте, словно балансируя на зыбкой опоре. Из груди несчастного торчала рукоять ножа. Старик хрипел и изумлённо глядел на орудие убийцы. Из его рта брызгала кровь. Но вот ноги его подкосились в коленях. Одиссей едва успел подхватить падающего начальника. Совершенно потрясённый случившимся, молодой человек стал трясти умирающего учителя.

– Подождите, не надо умирать! Я найду вам врача! Только подождите немного!

Старик слабо улыбнулся, и попытался что-то сказать, но из его пронзённой кинжалом груди вырвался только свистящий хрип, а из горла новый фонтан алой крови. Через полминуты старик испустил последний вздох.

Одиссей поднял глаза и увидел убийцу начальника.

Тот не торопился покидать место преступления. Он сделал свою работу с феноменальной скоростью и очень аккуратно. Пока его сообщник отвлёк Одиссея, убийца ударил старика в грудь и быстро отошёл, чтобы не испачкаться в брызнувшей крови. Теперь он стоял и наблюдал за агонией своей жертвы. Это был человек восточной внешности, но одетый в костюм европейского кроя в бело-синюю полоску. Между ним и Одиссеем было расстояние не более вытянутой руки. В любой момент убийца мог нанести свой следующий удар. Однако Одиссей не мог даже достать пистолет или хотя бы попытаться прикрыться. Обеими руками он осторожно придерживал голову уже мёртвого учителя, не смея отпустить её. А тут ещё чёртова граммофонная труба! Лукову даже в голову не пришло бросить её. Нелепая покупка торчала у Одиссея под мышкой. Так что он просто ждал, что будет дальше. И тут вдруг услышал за спиной голос кого-то третьего, обращённый к убийце и краснолицему:

– Уходим!

Голос был властным и на удивление очень спокойным. Он показался молодому человеку знакомым. Луков оглянулся. Конечно, он сразу узнал крепыша с офицерской выправкой, который в Москве вручил ему карту джокера. Обладатель квадратной челюсти на прощание подмигнул Лукову. Он сделал это как-то совсем по-приятельски, будто не сомневался: Одиссей, в отличие от казнённого отступника – свой, и только ждёт, когда таинственный джокер предъявит ему пароль в виде половинки своей карты, чтобы тут же начать исполнять его приказы.

Глава 41

Проводившие расследование чекисты быстро пришли к заключению, что погибший начальник московской группы стал жертвой бандитского нападения с целью грабежа. Преступники действительно похитили у Вильмонта мешочек с оставшимися самородками. Однако Одиссей ни словом не упомянул о трофейном басмаческом золоте, дабы избежать неудобных вопросов со стороны чекистов и спасти репутацию покойного. Вместо этого он предположил, что у генерала могла быть с собой крупная сумма из тех денег, что им выделили на оснащение экспедиции.

Не доверяя больше никому, Луков умолчал и о том, что знал одного из убийц. Таким образом, он фактически признал, что его начальник пал от руки обычного уголовника, привлечённого богатой добычей.

Единственное чего Луков не смог утаить, так это того, что перед самым убийством они посетили лавку местного торговца, с которым генерал обсуждал какое-то дело. У чекистов на рынке были свои осведомители, так что они всё равно бы об этом узнали. Но Одиссей уверял, что при разговоре своего начальника с купцом сам он не присутствовал.

Чекисты сразу стали подозревать купца в организации преступления.

Естественно, что по горячим следам никого из преступников или их пособников задержать не удалось. К тому моменту, когда чекисты нагрянули к предполагаемому наводчику или даже организатору преступления, на лавке Рахматуллы уже висел здоровенный амбарный замок. Удалось задержать лишь одного из приказчиков торговца, который прятался в доме своих дальних родственников. Но это мало что дало следствию. Ни о каких криминальных делах хозяина его работник не ведал. Он мог лишь сообщить, что, узнав об убийстве человека, который только вышел от него, купец сам перепугался, и тут же сбежал в Бухару. Спешно организованные поиски силами двух конных партий ничего не принесли – лавочник как в воду канул. Отношения же между бухарским эмиром и правительством самопровозглашённой советской республики были мягко говоря далёкими от дружеских. Так что нечего было и думать о том, чтобы добиваться у соседей выдачи единственного подозреваемого. Да местным чекистам сейчас было не до этого. Каждый день им приходилось бороться с контрреволюцией, так что на уголовников у них сил почти не оставалось. Таким образом, едва начавшись, следствие практически сразу было свёрнуто.

Тем не менее некое чувство вины перед Москвой, что не уберегли её посланца, у ташкентцев, по-видимому, присутствовало. Ибо, не смотря на уголовную версию убийства, хоронили Вильмонта, как видного комиссара, злодейски убитого контрреволюционерами. Похороны были организованы с большим размахом в духе новой власти. Гроб с его телом выставили для прощания в том самом «Доме свободы», где покойный совсем недавно выступал с лекцией перед местным активом. Теперь его недавние слушатели приходили прощаться со «старым большевиком товарищем Вильмонтом». Организаторы мероприятия нагнали солдат и рабочих, так что церемония получилась многолюдной. Почтить память погибшего героя приехали почти все видные военные и партийные деятели. В почётном карауле у гроба с траурной повязкой на рукаве стоял сам Фрунзе – человек в простой солдатской шинели.

Одиссею же вспомнилось, как убитый лежал с ножом в груди на покрытой семечковой шелухой и прочим мусором базарной земле. Кто-то набросил на него старую дерюгу. Под ним тело казалось совсем маленьким, словно женским или даже детским, хотя при жизни старик казался Лукову почти исполином. Поставленный охранять место преступление милиционер в стареньком пиджачке и тюбетейке вяло отгонял норовящих заглянуть под дерюгу любопытных. А вокруг снова, как ни в чём ни бывало шумел и бурлил восточный базар…

После завершения церемонии прощания гроб торжественно вынесли из здания, чтобы водрузить на катафалк, который должен был доставить его на кладбище. Одиссею и комиссару экспедиции Граниту Лаптеву, как ближайшим товарищам покойного вместе с двумя кавалерами туркестанского ордена красного знамени было доверено нести гроб. Но когда Одиссей увидал, что именно решено использовать в качестве катафалка, он едва не уронил свою часть ноши. Внизу лестницы их ожидал большой чёрный броневик с надписью огромными белыми буквами по борту «Антихрист». Между тем генерал был верующим, православным человеком!

Одиссей стал убеждать организаторов, что этого делать нельзя. И если у них не нашлось другого транспорта, что ж, тогда он готов за свои деньги нанять простую крестьянскую арбу, и на ней довезти тело руководителя до погоста. Но Гранит Лаптев прервал его:

– Не обращайте внимания, товарищи! Это у моего впечатлительного друга истерика случилась от переживаний за всеми нами любимого начальника. Покойник был нам не только командиром, но и учителем, можно сказать почти что отцом. Хочу сказать вам огромное спасибо, друзья, за те почести, которые вы ему оказываете. Если бы Анри Николаевич только мог, он бы тоже поблагодарил вас. И можете быть уверенны, товарищи: красное знамя нашей особой экспедиции, выпавшее из рук верного ленинца и старого большевика Анри Николаевича Вильмонта, сражённого подлым кинжалом деникинского наймита, не упадёт на землю! Его подхватят молодые крепкие руки ближайших соратников и понесут дальше, – туда, куда направила нас Партия!

После такого спича скандал удалось замять. Лукова просто тихо оттеснили в толпу сопровождающих гроб людей, а на его место встал плечистый парень с новеньким орденом на груди. Но когда гроб устанавливали на бронемашине, он вдруг сорвался, и с глухим стуком упал на мостовую. Покойник вывалился наружу. Никто и глазом не повёл! Мертвеца тут же уложили обратно в обитый кумачом ящик и снова водрузили туда, где его душа категорически не хотела прибывать, даже то короткое время, пока траурная процессия будет двигаться к кладбищу.

И снова усмешка судьбы: на кладбище над свежей могилой жандармского генерала, значительную часть своей жизни боровшегося со всякой революционной крамолой, был исполнен революционный гимн. Никакой панихиды не было. Её заменили речи ораторов. Всех как и следовало ожидать перещеголял Гранит Лаптев. Он начал с того, что похвалил организаторов похорон за то, что погребение обошлось без гнусавого поповского пения, и тут же высказал предложение в будущем вернуться к практике погребальных костров, как более соответствующей духу революции. Но это было лишь начало. Потом молодой комиссар с каким-то патологическим сладострастием произнёс: «Пусть в этой могиле спокойно будут тлеть кости нашего начальника, но дело, ради которого он пришёл сюда и погиб – нетленно! Пусть его мозг пепелится и смешивается с этой чужой землёй, дух его будет радоваться тому преображению, которое принесла в этот край революция…»