Зимняя луна (Ад в наследство) - Дин Кунц

Тоби во сне тихо бормотал.

Он говорил:

- Уходи... уходи... прочь...

Умолкнув на некоторое время, он сбросил с себя одеяло и поднялся с кровати. В румяном отблеске ночника его бледно-желтая пижама казалась покрытой полосками крови.

Он встал рядом с кроватью, качаясь, как будто следуя ритму музыки, которую слышал лишь он один.

- Нет, - прошептал он, без тревоги, спокойным голосом, лишенным эмоций: - Нет... нет... нет...

- Снова замолчав, подошел к окну и поглядел в ночь.

Вверху двора, угнездившийся среди сосен на краю леса, домик управляющего больше не был темным и пустым. Странный свет, чисто-голубой, как пламя газовой горелки, выливался в ночь через щели по краям фанерных прямоугольников, которыми были забиты окна, из-под двери, и даже из трубы дымохода камина.

- Ах, - сказал Тоби.

Свет не был постоянной интенсивности, но чем-то мигающим, иногда пульсирующим. Периодически даже самые узкие из исчезающих лучей были так ярки, что смотреть на них было больно, хотя иногда они становились настолько смутными, что почти растворялись. Даже в самые яркие моменты это был холодный свет, не дающий никакого ощущения тепла.

Тоби смотрел долго.

Постепенно свет погас. Домик управляющего снова стал темным.

Мальчик вернулся в постель.

Ночь миновала.

16

Воскресное утро началось солнечно. Холодный бриз дул с норд-веста, и время от времени стаи темных птиц проскальзывали через небо от Скалистых Гор к западным равнинам, как будто спасаясь от хищника.

Синоптик со станции в Бутте - Хитер и Джек слушали его, пока принимали душ и одевались, - обещал снег к ночи. Это будет, как он заявил, одна из самых ранних бурь за многие годы, и толщина покрова может достичь десяти дюймов.

Судя по тону репортажа, погода, при которой снег заносит землю на десять дюймов, не казалась какой-то жуткой пургой в этих северных краях. И речи не заходило об ожидаемом перекрытии дорог, никто не напоминал об опасности заносов фермеров. Вторая буря пройдет над ними вслед за первой; ее ожидали утром в понедельник, но считалось решенным, что ее фронт будет слабее, чем тот, который ударит вечером.

Сидя на краю кровати, наклонившись, чтобы завязать шнурки на своих "Найках", Хитер крикнула:

- Эй, нам надо купить пару саней!

Джек скрылся в своем стенном шкафу, он снимал красно-коричневую в клетку фланелевую рубашку с вешалки.

- Ты веселишься, как младенец, - заявил он.

- Ну и что, ведь это мой первый снег!

- Точно. Я и забыл.

В Лос-Анджелесе зимой, когда смог рассеивался, только горы в белых кепках служили городу далекими декорациями, а для Хитер это было самым близким свиданием со снегом. Она не была лыжницей. Никогда не ездила в Эрроухед или в Биг Бир зимой, только иногда летом, и надвигающаяся буря действительно взволновала ее как ребенка.

Покончив со шнурками, она заявила:

- Нужно будет договориться в гараже Паркера о снегоочистителе на "Эксплорер", прежде чем начнется настоящая зима.

- Уже сделано, - сказал Джек. - В десять утра в четверг. - Застегивая рубашку, он подошел к окну, чтобы поглядеть на восточный лес и северные долины. - Это зрелище меня гипнотизирует. Я что-нибудь делаю, очень деловой, затем поднимаю глаза, вижу вот это в окне, или с крыльца и просто застываю и смотрю.

Хитер подошла к нему сзади, обвилась вокруг него руками и поглядела из-за плеча на удивительную панораму лесов, полей и широкого синего неба.

- Будет хорошо? - спросила она, чуть помедлив.

- Будет отлично. Мы ведь к этому всему принадлежим. Ты разве не чувствуешь?

- Да, - сказала она, после короткого колебания. При свете дня события предыдущей ночи казались ей неизмеримо менее грозными все более относящимися к работе воображения. Она ничего не видела, в конце концов, и даже точно не знает, что ожидала увидеть. Остаточные страхи города, осложненные ночным кошмаром. Ничего больше. - Мы к этому принадлежим.

Он повернулся, обнял ее, и они поцеловались. Она медленно закружила руками по его спине, нежно массируя мышцы, которые снова выросли благодаря упражнениям. Ему было необычайно приятно. Утомленные путешествием и домоустройством, они не занимались любовью с той самой ночи, как выехали из Лос-Анджелеса. Как скоро они сделают дом их собственным в этом смысле, он будет их и во всех других, а ее странное недомогание, вероятно, пройдет.

Он проскользил своими сильными руками по ее бокам к бедрам. Притянул к себе. Перемежая слова, произносимые шепотом, с поцелуями в шею, щеки, глаза и уголки рта, он сказал:

- Как насчет сегодня... когда начнется снегопад... когда мы выпьем... стаканчик-два вина... у огня... романтическая музыка... по радио... когда мы расслабимся...

- Расслабимся, - повторила она мечтательно.

- И тогда мы будем вместе...

- ...м-м-м-м вместе...

- ...и устроим изумительную, действительно изумительную...

- ...изумительную...

- Битву снежками.

Она шлепнула его, играя, по щеке:

- Животное! В моих снежках будут камни.

- Ну, или займемся любовью.

- Ты уверен, что не захочешь выйти наружу и скатать снежную бабу?

- Пока не знаю, у меня так мало времени об этом думать.

- Одевайся, умник. Мы должны кое-что купить.

Хитер нашла Тоби в гостиной, уже одетого. Он сидел на полу перед телевизором, глядя программу с отключенным звуком.

- Сегодня ночью будет сильный снегопад, - сообщила она сыну в дверях, ожидая что восторг мальчика превзойдет ее, потому что это была и его первая белая зима.

Он ничего не ответил.

- Мы собираемся купить пару саней, когда поедем в город, подготовимся к завтрашнему дню.

Он все еще сидел, окаменев. Его взгляд оставался прикованным к экрану.

Оттуда, где она стояла, ей не было видно, что такое захватило его внимание.

- Тоби? - Она вышла из-под арки и зашла в гостиную. - Эй, малыш, что ты там смотришь?

Он наконец, заметил ее, только когда она приблизилась.

- Я не знаю, что это. - Его глаза, казалось, расфокусировались, как будто он по-настоящему ее не видел. Потом снова повернулся к телевизору.

Экран был заполнен постоянно изменяющимся потоком амебовидных пятен, светящихся, как под лампами "Лава", которые когда-то были весьма популярны. Лампы всегда были двухцветные, однако, в этой сцене они разрослись до всех цветов спектра, то темные, то светлые. Постоянно изменяющиеся формы сплавлялись вместе, извивались и изгибались, текли и били струями, моросили и летели вниз ливнем. Пульсировали в бесконечной круговерти аморфного хаоса, вздымаясь в неистовом ритме на какое-то время, потом вяло замедлялись, затем дергаясь снова быстрее.