Богословская мысль Реформации - Алистер МакГрат

Это не значит, что средневековые писатели отрицали важность труда: они считали его необходимым, но унизительным. Христиане, посвятившие себя жизни и работе в повседневном мире, согласно определению, были второсортными. Как отмечал Адриано Тилгер в своем полном исследовании труда в западном мире, монашеская духовность никогда не считала повседневный труд в миру, чем-то стоящим. К тем, кто выбирал жизнь и работу в миру в лучшем случае относились со «снисходительным милосердием». Труд не был серьезным делом для истинного христианина. Эразм с презрением относился к этой идее: разве труд скромного хлебопашца не был более приятен Богу, чем монашеские правила?

Реформация изменила такое отношение к труду окончательно и бесповоротно. Для примера рассмотрим использование Мартином Лютером немецкого слова Beruf («призвание»). В Средние Века термин Beruf означал монашеское или священническое призвание — иными словами, призвание к профессиональной церковной деятельности. Лютер стал употреблять это же слово по отношению к мирским делам. Используя термин Beruf для обозначения деятельности в повседневном мире, Лютер подразумевал и религиозную важность монашеского призвания для жизни и деятельности в миру. Бог призывает человека служить Себе различными способами в миру. Таким образом, можно видеть, что современное значение слова «призвание» зародилось в эпоху Реформации благодаря новому подходу к труду. В шестнадцатом веке в языках всех областей Европы, затронутых Реформацией, можно проследить коренное изменение значения слова, обозначающего труд: немецкий (Beruf), английский (calling), голландский (benoep), датский (kald), шведский (kallelse) и т.д.

То же явление можно увидеть и в отношение слова «талант». Слово «талант» в том значении, как оно использовано в притче о талантах (Лк. 19. 11-27), дословно означает слиток серебра или золота, а не человеческое умение, которое мы сейчас называем этим словом. Средневековые проповеди, основанные на этой притче, толковали таланты метафорически, как духовные дары или благодать, даруемые Богом определенным благочестивым христианам. Однако Кальвин истолковал понятие таланта в плане мирского призвания христиан и способностей, даруемых им Богом, чтобы они могли успешнее действовать в миру. Здесь вновь можно видеть, что современное значение слова, связанного с трудом, возникло в период Реформации благодаря новому позитивному отношению к труду.

Для реформаторов, как результат труда, так и трудящийся человек имели равное значение в глазах Божиих. Не существовало различий между духовным и мирским, священным и светским трудом. Все человеческие труды, какими бы низменными они ни были, вполне способны прославить Бога. Труд был актом восхваления, потенциально продуктивным актом восхваления. Как отмечал Лютер: «Весь мир можно заполнить служением Богу — не только церкви, но и дома, кухни, погреба, мастерские и поля». Как Лютер, так и Кальвин отмечали важность плодотворной деятельности для христианского самоуважения. Трудясь для Бога, христиане в соcтоянии достичь чувств удовлетворения и самоуважения, которых иначе достичь нельзя.

Для реформаторов окончательный мотив человеческой деятельности направлен на Бога. Частные акценты у различных реформаторов могут отличаться, однако основная тема остается неизменной: труд является естественным ответом на милостивую инициативу Божию, проявленную к нам, посредством которого мы проявляем нашу благодарность и одновременно служим Ему и восхваляем Его в Его мире. Труд является прославлением Бога, он служит общему благу, в нем проявляется человеческое творчество. Следует подчеркнуть, что последние два блага охватываются первым. По словам английского последователя Кальвина Уильяма Перкинса, «Истинным смыслом нашей жизни является служение Богу посредством служения людям». Для самого Кальвина общей человеческой обязанностью является возделывание сада Божьего в манере, соответствующей, с одной стороны, Богоданным дарам и способностям человека, а с другой — нуждам конкретной обстановки. Общая обязанность трудиться является великим социальным уравнителем, напоминанием о том, что все люди сотворены Богом равными.

Историческое преобразование статуса труда благодаря этой этике является примечательным. От взгляда на труд как на социально унизительное, хотя и практически необходимое занятие, которое должно быть уделом социальных низов, богословие Кальвина прямо привело к взгляду на труд как на достойное и славное средство прославления и утверждения Бога через Его творение, которое еще более увеличивает человеческое благополучие. Не случайно те регионы Европы, которые приняли протестантизм, вскоре оказались экономически процветающими — таковым оказалось неожиданное следствие нового религиозного значения, придаваемого труду. Это подводит нас к рассмотрению влияния Реформации на экономику и знаменитому тезису Вебера о взаимоотношениях протестантизма и капитализма.

Реформационная мысль и происхождение капитализма

Популярная версия веберовского тезиса гласит, что капитализм является прямым результатом протестантской Реформации. Такое утверждение является исторически несостоятельным и, в любом случае, не соответствует тому, что в действительности сказал Вебер. В своей работе «Протестантская этика и дух капитализма» Вебер подчеркивает, что он не имел.

«… ни малейшего намерения поддерживать такой глупый и доктринерский тезис, как то, что дух капитализма… мог возникнуть только в результате определенного воздействия Реформации. Само по себе то, что определенные формы капиталистической деловой организации были известны задолго до Реформации является достаточным опровержением такого утверждения».

Операции великих средневековых католических банкирских домов, таких, как Медичи и Фуггеры, являются ясным свидетельством наличия капиталистических представлений и методов до периода Реформации. Накануне Реформации такие города, как Антверпен, Аусбург, Льеж, Лиссабон, Лусса и Милан были центрами капитализма в его средневековой форме. Нельзя пройти мимо и религиозного значения дореформационного капитализма. Семейство Медичи смогли полностью скупить папство. Фуггеры контролировали практически каждое епископское назначение в Германии, Польше и Венгрии; они даже финансировали избрание Карла V императором. Эти события указывают на значение капитализма как религиозной силы накануне Реформации. Более того, исследования Раймонда де Рувера, историка, имевшего во второй четверти двадцатого века редкие знания по средневековой бухгалтерской практике, указывают, что капиталистические представления и методы глубоко укоренились в средневековом обществе в целом.

Так что же на самом деле сказал Вебер? Во — первых, он отметил, что капитализм существовал задолго до Реформации. Капиталистические отношения характерны как для средневековых купеческих князей, так и для традиционных крестьянских обществ. Вебер назвал капитализм, который он увидел в средневековом периоде, «авантюрным капитализмом». Он утверждал, что эта форма капитализма была оппортунистической и беспринципной: она предполагала трату своих денежных доходов на пышный и испорченный образ жизни. Хотя средневековое общество терпимо относилось к финансовой деятельности, она, тем не менее, считалась безнравственной. Вебер утверждал, что новый «дух капитализма» возник в шестнадцатом веке. Это был не столько капитализм, сколько конкретная форма капитализма, которая требует пояснений.

В отличие от средневекового «авантюрного капитализма», эта новая версия капитализма имела твердое нравственное основание. Хотя она поощряла приобретение и накопление богатств, она, тем не менее, относилась к ним аскетически. Эта форма капитализма, утверждал Вебер, не была склонна к гедонизму. Напротив, временами она сознательно избегала прямых радостей жизни. Как же можно было объяснить столь драматический поворот настроений?

На основании своих исследований Флоренции четырнадцатого и пятнадцатого веков Вебер приходит к выводу о том, что в сознании тех, кто в этот период приобретал капитал, происходил серьезный конфликт между их финансовой деятельностью, с одной стороны, и спасением их душ — с другой. Например, Яков Фуггер осознавал серьезное расхождение между своей банковской деятельностью и действиями, которые Католическая Церковь традиционно считала приводящими к спасению. В протестантских обществах шестнадцатого и начала семнадцатого веков приобретение капитала не считалось угрозой спасению. Таким образом, этому драматическому повороту в настроениях находится религиозное объяснение.

Вебер связывает эти новые настроения с возникновением протестантизма. Это особенно хорошо видно на примере кальвинистских писателей семнадцатого века, таких как, Вениамин Франклин, работы которых сочетали похвалу приобретению капитала в миру с критикой его растраты. Капитал следовало приумножать, а не тратить. Британский историк пуританства Кристофер Хилл следующим образом обобщает различия между протестантским и католическим отношением к капиталу: