Сыщица начала века - Елена Арсеньева

Однако, хоть я его и на дух не выношу и презираю всем существом своим, глупо подозревать товарища прокурора в шантаже господина Самойлова. Прежде всего потому, что книжек Конан Дойла Смольников начитался лишь в последние два-три месяца, а этому письму несколько лет. Впрочем, есть еще один почитатель английского сыщика… вернее, был! Это убитый письмоводитель Сергиенко.

Боже мой… да ведь Сергиенко жил в Минске! Самойлова приехала в Нижний после смерти мужа из Минска! А что, если Милвертон – это именно Сергиенко?

Тогда на картину его жуткой гибели следует смотреть совсем под другим углом, чем глядели мы прежде.

Или я ошибаюсь, и Милвертон – не Сергиенко? Легче всего это будет установить, сличив образцы почерка. Но возможно сие только в прокуратуре.

Надо набраться терпения. Письмо у меня и уже никуда не денется. Медальон – тоже у меня. На все, на все вопросы постепенно сыщутся ответы. Например, на такой: как одежда Самойловой попала к Дарьюшке, бывшей кухарке ее брата?!

Все, сейчас думать надобно не об этом, а как вернуться на половину Лаллы. Я начисто забыла обратную дорогу!

Дважды сворачиваю не туда, наконец соображаю, что обе части дома похожи друг на друга, как две капли воды. Квартира Лаллы – зеркальное отражение квартиры Вильбушевичей. Там, где у хозяйки так называемый холл, у Вильбушевича кабинет. То есть если я свернула под лестницу Лаллы направо, здесь надо идти налево. Именно это я и делаю, открываю дверь в чуланчик – и…

О господи! Нос к носу сталкиваюсь с Дарьюшкой!

Нижний Новгород. Наши дни

Она прохандрила весь вечер, перелистывая дневник, иногда чихая и кашляя от тонкого запаха пыли (вчера эта пыль доводила ее до удушья, а сегодня уже выветрилась, легче стало), читая и перечитывая страницы, исписанные стремительным почерком, который теперь разбирала так же легко, как собственный, – снова и снова изумляясь прихоти судьбы, которая воистину подкинула ей отгадку точно в ту минуту, когда был задан вопрос. Правильно писал Конан Дойль (Конан Дойл! ): «Все злодеяния имеют фамильное сходство». Не зря, не зря Алена последнее время так часто вспоминала прадеда Георгия Владимировича – он отозвался, послал ей помощь… пусть и таким странным, диковинным, опосредованным способом. При этом не пощадил ни себя, ни жены своей, дал на обоих такой компромат правнучке…

«Юная бабушка! Кто целовал ваши надменные губы?» – вспомнила Алена ту же Марину Цветаеву и насмешливо покачала головой: губы у бабушки отнюдь не были надменными, вот какая история! А впрочем, Алена никого не осуждала. В чужом глазу соринку видишь, в своем бревна не замечаешь, – нет, она не принадлежит к числу таких людей. Самокритика, доходящая до самоедства, всегда была ее отличительным качеством. Строго говоря, Алена обрадовалась, узнав, что неудержимая фривольность ее натуры была задана еще сто лет назад.

Алена читала дневник, думая, что, если бы могла показать его Денисову, он бы поверил ее «домыслам». Вдруг желание доказать ему свою правоту стало таким острым, что она схватила мобильный телефон и вызвала его номер, записанный у нее в телефонном справочнике. Но электронный голос сообщил, что телефон абонента выключен или временно недоступен, и Алена с облегчением отключилась сама. Нормальная женщина после такой отповеди, какую она выслушала от мерзкого шоферюги, вообще ничем бы о себе мужчине не напомнила, но ведь Алену Дмитриеву назвать нормальной можно только с перепугу!

Обойдется Денисов без доказательств ее правоты. Тем паче что он тоже прав: доказательств как таковых еще нет, все пока на уровне предположений, то есть домыслов.

Телефон зазвонил. Алена как дурочка схватилась сначала за мобильник – а вдруг это Денисов?! – потом, коротко взвыв от собственной глупости, сообразила, что звонит городской телефон.

– Привет, ну как ты там?

– Светочка, здравствуй, я нормально, а ты? Ты где?

– На работе. Я же заменялась только на полсуток, теперь буду аж до послезатрашнего утра пилить. Ночь у меня с чужой сменой, а утром свои заступят. Ты придешь, покатаешься со мной?

Алена замялась. Вообще-то хочется повидаться со Светой, есть еще вопросы по работе «Скорой», некоторых деталей не хватает. Может быть, помотаться последний день? Завтра не будет никакого риска столкнуться с Денисовым, он сменится в восемь и уйдет домой, можно подъехать позднее. Да, завтра еще поездить со Светой – и на этом хватит набираться впечатлений, пора уже и писать! Совершенно непонятно, что и о чем, но… как всегда, господь непременно поможет, если его хорошенько попросить.

– Приду, договорились.

– Слушай, а ты кассету не смотрела?

– Какую кассету?

– Ну привет! – негодующе воскликнула Света. – Которую мы у Нонны нашли.

– А, эту… Слушай, я про нее начисто забыла. Зачиталась этим дневником, там такое…

– Как ты думаешь, Алена, что там может быть записано, на той кассете? – нетерпеливо перебила ее Света.

– Да тут и голову ломать нечего, – пожала плечами писательница, многоопытная инженерша человеческих душ. – Адюльтер какой-нибудь. Нонна говорила, что это сломало ее жизнь, что из-за этой кассеты она разошлась с мужем? Ну так я по себе знаю, что именно адюльтер ломает все отношения. Причем готова спорить, что виновата именно Нонна, что это она там снята с каким-нибудь мужичком. Вот муж ее и выгнал. Мне только непонятно, почему она хотела, чтобы ты за нее отомстила. Кому? Ее муж умер. Что, жене этого ее любовника фильм послать? Глупо и жестоко, столько лет прошло! Это вообще не твое дело!

– Ну вот, ты опять какой-то сюжет измыслила, – вздохнула Света. – А может быть, на кассете вовсе не адюльтер, а политический компромат!

– Давай поспорим, а? На тысчонку баксов!

– Я бы с удовольствием, да вдруг проспорю – чем проигрыш платить? Алена, у меня просьба, – голос Светы звучал смущенно. – Ты не посмотришь эту кассету, а?

– Без тебя?

– Ну а что? Потом расскажешь. У меня все равно видак сломан. А потом… я как-то боюсь сама смотреть. И так столько из-за Нонны нанервничалась… Я не хочу больше ничего плохого про нее узнавать. Посмотришь? – Света заспешила, и Алена поняла почему: в трубке эхом отдавалось громогласное: «14-я бригада, на выезд!».

– Конечно, хорошо, если ты наста… – начала было Алена, однако Света уже положила трубку.

Ну что же, если просит подруга, которой ты обязана находкой семейной реликвии… Кстати, интересно, откуда эта самая реликвия взялась у Нонны? Неужели она родственница Ковалевской? Нет, скорее дело именно в доме. Нонна могла случайно наткнуться на тайник в подоконнике, а там уже лежал этот старый-престарый дневник. Она не потрудилась развернуть его, может быть, даже и не заметила. Скорее всего, так оно и было. Сунула туда по пьянке кассету – именно по пьянке, а потом и сама забыла, куда ее спрятала.