Вечная сталь - Григорий Игнатов

удивлением осознав, что та еще горячая. Значит, ее все же кипятили. Опустившись на колени у ног вервульфена, Онория выжала тряпку:

— Тебе нужно наложить швы или рана затянется естественно? Вернее, сверхъестественно.

— Исцелюсь.

Онория закатила глаза:

— Ну правда, неужели так трудно быть вежливым?

Уилл посмотрел ей в глаза:

— Ты мне не по нраву, потому шо плохо на него влияешь.

— Блейд, похоже, думает иначе.

— Ага, када мужика ведут за одно место, он паршиво соображает.

Онория осторожно ощупала рану.

— Я не совсем понимаю, что ты сказал, но подозреваю, не комплимент. — Она молча очищала рану, а потом села, бросила тряпку в миску с водой и взяла чистые льняные повязки. — Я не причиню ему боли. Никогда. Он был ко мне невероятно добр.

— Ты не из нашего круга. — Уилл презрительно покосился на ее рабочее платье. — Сколько пройдет времени, прежде чем ты вернешься обратно в свой?

Онория обернула тканью его талию, жестом приказав «пациенту» сесть ровно:

— Ты путаешь меня с теми, кому нравятся роскошные шелка и красивые паровые экипажи Эшелона. Это по душе Лене, а не мне. И так всегда было. Придется тебе смириться с моим присутствием, ведь я никуда не собираюсь.

Стоило словам сорваться с губ, как Онория поняла, что не солгала. У нее никогда не было дома: о владениях Кейна она почти ничего не помнила, а жизнь в замке Ланнистера походила на кошмарный сон. Потрепанная и почти не обжитая квартирка стала ее первым настоящим пристанищем. И Онорию тошнило при мысли о том, чтобы покинуть Блейда.

Трущобы — коварное место, и господин рисковал собственной жизнью, встав между своими людьми и опасностью. Голубокровные не бессмертны. Онор и подумать не могла о том, чтобы оставить Блейда и никогда больше не узнать, жив он вообще или мертв. Никогда больше не обнять его, не поцеловать.

Она моргнула и поняла, что застыла в раздумьях, и под недружелюбным взглядом Уилла наклонилась, оборачивая вокруг его талии новый слой бинтов.

— Блейд принадлежит мне, грубиян, — сказала Онория и надежно завязала ткань. Как интересно, ведь она говорит чистую правду. — И тебе просто придется с этим смириться. А теперь, тебе что-то принести?

— Сырое мясо из кладовой, — угрюмо буркнул Уилл.

Глава двадцать вторая

В логове стояла гулкая тишина. Отправив Лену и Чарли спать, Онория бродила, не зная, куда податься. Эсме охраняла Рипа, а вот Блейда нигде не было видно.

Гостья поднялась по ступенькам к его покоям и ощутила, как по спине побежали мурашки. В доме хватало свободных постелей, но Онор не собиралась ложиться, пока не убедится, что господин в порядке. Его суровое лицо окаменело от горя, и пусть он спокойно помог Рипу во время первого кормления, плечи выдавали сковывавшее его напряжение.

Просто страшно, как много она стала о нем думать. Каждая мысль и действие были связаны с Блейдом. Едва заходя в комнату, Онория искала его и, если не находила, теряла весь интерес к происходящему. Беспокойство снедало ее, а сердце робко тянулось к Блейду. Раньше только Лена с Чарли тревожили Онор и требовали заботы, а теперь кто-то еще претендовал на ее чувства.

Голубокровный. Онория всегда презирала их, однако Блейд сумел открыть ей глаза и заставить сомневаться во всем, что твердил ее отец и она знала по собственному опыту. Это так сбивало с толку.

Возможно, Онор поспешила с ненавистью и обвинениями, и теперь ей было очень стыдно сознаться в своих предрассудках. Разве не она сама говорила: «Манипулирование — не симптом вируса?..»

В щель под дверью лился свет. Онория судорожно вздохнула и открыла ее:

— Блейд?

Молчание.

В спальне было темно, но из ванны струился свет. Онория прошла туда и остановилась на пороге. Комнату озаряло теплое сияние свечей. Обнаженный Блейд в одном только полотенце сидел на стуле у зеркала, положив голову на руки. Что-то сжалось в ее груди. Он даже не пошевелился, когда она вошла. У его ног стояла полупустая бутылка бладвейна.

Онория робко шагнула вперед и только набрала воздуха, чтобы снова позвать господина…

— Те не стоило приходить.

Она от удивления открыла рот:

— Хотела узнать, не нужно ли тебе чего.

И затаила дыхание, встретившись со взглядом черных глаз в зеркале. Лицо Блейда ничего не выражало.

— А чо, кажется, будто мне шота нужно?

В горле Онории встал ком.

— Да.

Взгляд господина помрачнел.

— Убирайся.

— Нет.

Внезапно Блейд оказался прямо перед ней. От неожиданности Онория едва успела отступить, но он уже схватил ее за руку:

— Седня я не гожусь в собеседники.

Онория посмотрела на него. Пульс грохотал в ушах. Блейд давал ей шанс уйти, убежать до того… как между ними все изменится. Сейчас перед ней стоял не тот мужчина, кого она знала, а человек, который борется с собственными демонами. Раздавленный горем, беспомощностью и неудачей. Онории хотелось обнять его и крепко сжать, но, похоже, сегодня Блейд ей это не позволит. В его глазах горело обжигающее пламя.

Заметив нерешительность гостьи, Блейд опустил взгляд на ее грудь. Его дыхание чуть участилось.

— В последний раз предупреждаю, черт тя дери!

Онория сжала кулаки. Сама мысль о близости лишала ее способности дышать. Однако она нашла в себе силы открыть рот:

— Я никуда не уйду.

И к своему удивлению осознала, что так оно и есть. Онор хотела этого мужчину, желала того, что произойдет между ними. От одной мысли об этом соски затвердели, а внизу живота и ниже, в тех местах, о которых она старалась слишком часто не задумываться, стало жарко и влажно.

Если Онория ожидала, что Блейд обрадуется ее ответу, то ошиблась. Господин резко повернулся и смахнул бритвенный набор с туалетного столика. Его зеркальце разбилось на миллион осколков, мыло уехало под ванну на когтистых лапах, а помазок медленно покатился и остановился рядом с бритвой. Блейд оперся на туалетный столик и опустил голову, словно пытался взять себя в руки. Его спина и плечи ходили ходуном от напряжения.

Это должно было напугать ее. Страсть Блейда была дикой и примитивной, а ярость — острой. Но он никогда ее не обидит. Онория знала это с уверенностью, которой прежде не испытывала.

Потому и шагнула к нему, хрустя осколками. Нервозность пропала.

— Я тебя не боюсь и знаю: ты никогда не причинишь мне боли. Так