Ромул - Сергей Житомирский

   — Если мы хотим жить здесь, это единственный разумный путь, — Публий говорил мягко, гордость не позволяла ему отчитывать жену при посторонних. — Царь Ромул хочет мира. Он теперь наш единственный царь и нашёл бы, как избавиться от несогласных.

   — Да, новый наш правитель не чета прежнему! — проворчала Клавдия. — Таций стоял за свой род и погиб, а Ромул не потрудился отомстить за соправителя, потому что воевать слишком хлопотно. Бедный Таций был лишён стольких преимуществ — отец не Марс, а простой смертный, и братьев нет, некого убить.

   — Вы оба правы, — вмешался Марк, пытаясь помирить спорщиков. — Я рад, что собрание присудило отпустить убийц невредимыми, раз ими руководила честь. Это великодушно и умножит славу Рима. А что касается царя Ромула, наверно, ему и вправду следовало отомстить. Он предоставил собранию решать, но все видели, какого приговора он хочет. Странный человек, а может, и больше, чем человек; я помню, как он убил Рема, хоть и кажется, что это было в незапамятные времена, и знаете, они друг друга стоили. Как бы то ни было, Ромул с тех пор процветает, а уж если ему даже братоубийство не повредило, значит, он действительно любимец богов.

   — Посмотрим ещё, как он кончит. Боги иногда долго ждут, прежде чем покарать злодея. Но раз мы все римляне, он теперь наш царь; так что, наверно, нехорошо желать ему зла, — Клавдия осталась при своём мнении, но готова была кончить спор.

   — Давайте выпьем снова, — обрадовалась перемирию Сабина. — За вечный Рим, за нас и за римлян после нас, во веки веков!

Глава 8. БЕГЛЕЦ

Даже в такое тяжёлое, отчаянное время про обряды не забывали. Наоборот, их надо было исполнять с умноженным рвением, потому что город как никогда нуждался в помощи богов. Но после недавнего разгрома едва хватало воинов, чтобы защищать стены, все жрецы и гадатели встали в строй, и приносить утреннюю жертву остался только один юноша, да в помощь ему старый калека.

Семнадцатилетний Перпена ещё никогда не приносил жертвы, но в бою он тоже ещё не бывал, хотя учился и военному и жреческому делу. Главный жрец решил, что его можно отпустить на час заколоть барана и посмотреть печень. Врагов больше, чем защитников крепости, но один новичок дела не меняет. Тем более всякий, кто учился читать знамения, справится с этим делом с первого раза, а про неопытного воина, как его ни готовь, никогда неизвестно, будет ли он полезен в бою. Поручение было очень ответственным, на целый час счастье города оказалось в руках Перпены. Обряд надо было совершить без единой ошибки, без суеты и точно по всем правилам.

Святилище находилось в старой части города, на плосковерхом утёсе, который поднимался из речной излучины и служил крепостью первым поселенцам. Только здесь сейчас и было тихо: враги не могли подступиться к окружённым водой стенам. Свежий утренний ветерок уносил шум сражения, почти весь нижний город ещё покрывала тень. Перпена взглянул на южный берег, и на миг ему показалось, что всё как раньше и в городе по-прежнему мир.

Он аккуратно снял железный панцирь; боги не понимают новшеств, нехорошо вносить в святилище железо. Шлем и поножи он тоже снял, хотя бронзу боги знают и любят, но гадатель должен подходить к алтарю босиком, чему поножи вроде бы противоречили, а голову полагалось покрыть особой тканью из чистого льна, этого не сделаешь в шлеме.

Оставшись в одной тунике, он нагнулся за мечом, надел перевязь и остановился. Когда под стенами битва, свободный этруск должен быть вооружён, и меч у Перпены был отличный — только выкован из железа. Осторожно, по краю священной борозды Перпена подошёл, как можно ближе, к алтарю и положил меч рукоятью к святилищу на самой его границе. Нечистого железа он за борозду не внесёт, но оружие будет всего в двух шагах.

Баран стоял у алтаря спокойно. Служитель, как водится, накормил его зерном, вымоченным в вине, чтобы он захмелел, ведь нет хуже знамения, чем если жертвенный баран начнёт отбиваться. Поднять его на камень у хромого служителя сил не хватило, и Перпена сам взвалил туда барана одним движением сильных молодых рук.

Теперь баран лежал на спине, служитель удерживал его задние ноги. Перпена занёс бронзовый нож и вдруг почувствовал, что сейчас совершит убийство, до того похож был баран на скрюченного старика. Всё правильно: ведь он действительно заменял человека. Человеческая жертва пришлась бы богам больше по вкусу, но убивать сограждан преступно, а каждый день раба дорого. Так что придётся барана. Перпена всадил ему нож в горло и перепилил жилы.

Итак, баран был мёртв, кровь его дымилась на алтаре, чтобы боги остались довольны и помогли этрускам в этот нелёгкий час одолеть северных дикарей. Перпена перехватил нож и с некоторым трудом вспорол жертве брюхо. Тут он снова замешкался: очень уж противно было засовывать руку в вонючие внутренности, копаться там и нашаривать печень. Но такова уж одна из важнейших обязанностей жреца, со временем он притерпится. Главный жрец умел вытащить печень, не посадив на свои безукоризненные одежды ни капельки крови.

Нижний город внезапно взорвался криками, беспорядочно гудела одинокая бронзовая труба, мерно били мечи о щиты: дикари разъяряли себя перед штурмом. Обычно они любили поспать, рассвет в осаждённом городе был самым тихим временем, но на сей раз, похоже, враги решили броситься на стены с утра. Шум был до того оглушительным и страшным, что Перпене захотелось подхватить оружие и бежать вниз, на своё место у северных ворот. Но он знал, что выполняет важное дело, что здесь он нужнее, чем на стене. Содрогаясь от омерзения, он запустил пальцы в склизкие потроха.

Вот и печень, точно как его учили; пусть он в первый раз совершает обряд, но какой-нибудь другой орган по ошибке не вытащит, это принесло бы большое несчастье. Перпена достал окровавленный бурый комок, поднял руку, чтобы первым знамение увидел Небесный отец, потом протянул её вперёд и стал ждать, пока печень заберёт служитель.

Глядя, как положено, в небо, он произнёс заученные слова молитвы, но служитель не торопился. Это было просто возмутительно. Первый раз Перпене доверили самому приносить жертву, он справился безупречно, а тут ветеран, который уже сто лет помогает в таких обрядах и должен знать их без подсказки, стоит столбом и всё портит.

Служитель не отрываясь смотрел в нижний город.

   — Там очень шумно, — беспокойно сказал он, — несколько крыш загорелись. Наверно, часть диких забралась внутрь. Боги получили жизнь барана, может, поторопимся вниз и поработаем мечами?

   — Мы приносим жертву или обсуждаем осаду? — рассердился Перпена. — Ты знаешь не хуже меня, что на священной земле произносят только слова заклинаний, но раз ты нарушил правила, я тоже их нарушу. Нельзя уходить, не кончив обряда. Небесный отец действительно хочет только жизни барана, и он её получил, но городу нужен совет свыше, как лучше расправиться с дикарями. Держи печень, я буду читать знамения.

Служитель принял печень в сложенные ладони и сунул под нос юноше, неуклюже присев; по правилам ему полагалось бы преклонить колено, но старика извиняла негнущаяся нога. Потом он мельком взглянул на кровавый комок, каких несчётное множество протягивал жрецам на своём веку. Перпена увидел, как его лицо вытянулось.

Вообще-то печень у всех овец примерно одинаковая. Нужно большое умение и опыт, чтобы заметить морщинки, бугорки, всякие мелочи, которые предвещают хорошее или дурное. Перпена несколько лет осваивал эту премудрость по глиняным слепкам, но был готов и к тому, что ничего особенного не увидит. Он доложил бы, что сегодня у богов нет послания. Это неплохо: молчание — тоже хороший знак.

Но эта печень была ни на что не похожа. Твёрдая, сморщенная, но при этом прогнившая. В ней извивались тонкие черви, и она уже воняла. Это было жутко.

   — Хуже не придумаешь, — пробормотал Перпена, — после такого знамения остаётся только накрыть голову и сидеть, пока несчастье не развеется, а у нас, как на зло, отчаянная битва. Пошли, надо скорей найти главного жреца. Вдруг можно остановить сражение, пока гнев богов не сравнял весь город с землёй.

   — Поздно. Печень прогнила насквозь, это значит, что городу конец. Слышишь, дерутся всё ближе и ближе. Смотри: дикие лезут сюда, и некому их вышвырнуть!

Служитель показал на стену. Перпена быстро обернулся: с этой стороны площадку защищала только низкая ограда, и над ней торчали три рогатых кожаных шлема. Склон здесь был не настолько отвесный, чтобы по нему не забраться, но крутой и открытый, и для обороны хватило бы одного часового, но тот убежал к товарищам сражаться за нижний город.

Хромой служитель заковылял вниз, размахивая руками и зовя на помощь. Перпена кинулся к мечу. Копьё и щит подбирать было некогда, а то враги успеют забраться внутрь.