Тайная война против Советской России - Майкл Сейерс

Комитет защиты Льва Троцкого предпринял бешеную кампанию пропаганды с целью представить Троцкого в виде «героя-мученика русской революции», а московские процессы изобразить как инсценировку. Одним из первых шагов комитета была организация «Комиссии предварительного расследования» для «расследования обвинений против Троцкого, выдвинутых на московских процессах в августе 1936 и январе 1937 г.». В состав комиссии вошли: стареющий философ и педагог Джон Дьюи, писатель Карлтон Билс, бывший социал-демократический депутат немецкого рейхстага Отто Рюле, американский экс-радикал и антисоветский журналист Бенжамен Стольберг и ревностная сторонница Троцкого журналистка Сюзанна Лафоллет.

Заседание Комиссии по расследованию открылось с большой помпой в Койоакане 10 апреля. Единственными свидетелями были сам Троцкий и один из его секретарей, Ян Френкель, завербованный в личную охрану Троцкого еще в 1930 г. на Принцевых островах. Адвокатом Троцкого выступил его американский поверенный Альберт Гольдман.[80]

Комиссия заседала семь дней. «Свидетельские показания» Троцкого, широко предававшиеся гласности в американской и европейской печати, сводились, главным образом, к яростным выпадам против Сталина и советского правительства и неумеренному преувеличению роли Троцкого в русской революции. Разоблачительный материал против Троцкого, фигурировавший на московских процессах, большей частью попросту игнорировался Комиссией расследования. 17 апреля Карлтон Билс заявил о своем выходе из Комиссии. Билс опубликовал в печати письмо, в котором говорилось, между прочим, следующее:

…Восторженное отношение членов комиссии к мистеру Троцкому придало этому заседанию характер, не совместимый с принципами честного и беспристрастного расследования. Мне было заявлено с первого же дня, что мол вопросы неуместны. Заключительный перекрестный допрос велся в такой фирме, которая исключала возможность установления истины. Я вызвал недовольство тем, что проявил усиленный интерес к архивам Троцкого… Перекрестный допрос свелся к тому, что Троцкому предоставили возможность изливать потоки инсинуаций, сопровождавшихся грубейшими личными выпадами, и при этом лишь изредка делались попытки потребовать от него обоснования его утверждений. Комиссия может, если ей угодно, пустить в обращение эту фальшивую монету, но я не желаю, чтобы мое имя в дальнейшем впутывалось в подобные детские забавы.

Под эгидой Американского комитета защиты Льва Троцкого была проведена кампания за разрешение Троцкому въезда в США. Книги, статьи и отдельные высказывания Троцкого получали широкое распространение в Соединенных Штатах, в то время как истина о московских процессах не покидала архивов государственного департамента или блокнотов московских корреспондентов, которые разделяли сформулированное впоследствии Уолтером Дюранти мнение, что «американский читатель не хочет слышать о России ничего, кроме плохого».[81]

В Мексике, так же как и в Турции, Франции, Норвегии и всюду, где бы он ни жил, Троцкий быстро сумел окружить себя целой ватагой учеников, вооруженных телохранителей и всяческих авантюристов. Снова он зажил в атмосфере фантастических интриг.

Вилла в Койоакане, которую Троцкий сделал своей мексиканской штаб-квартирой, представляла собой настоящую крепость. Она была обнесена стеной в двадцать футов вышины. Часовые, вооруженные ручными пулеметами, день и ночь несли вахту на четырех угловых башнях. Не довольствуясь постоянными дежурствами у ворот виллы специального наряда мексиканской полиции, Троцкий распорядился, чтобы его личная вооруженная охрана так же бдительно стерегла все подступы к резиденции. Всякий, желавший проникнуть в виллу, должен был предъявить свои документы и пройти всестороннюю проверку, не менее обстоятельную, чем на пограничном пункте. Пропуска штемпелевались при входе и выходе. Миновав заставу у наружных ворот, посетитель подвергался еще обыску, — нет ли при нем скрытого оружия, — и только тогда перед ним раскрывались двери виллы.

Внутри виллы шла напряженная деятельность. Многочисленный штат трудился с утра до вечера, выслушивая распоряжения патрона и выполняя его задания. Особые секретари готовили материалы для антисоветской пропаганды, для воззваний Троцкого, статей, книг и секретных донесений на русском, немецком, французском, испанском и английском языках.

Как и на Принцевых островах, в Париже и в Осло, многие из «секретарей» Троцкого носили револьверы в заднем кармане брюк, и прежняя атмосфера интриг и тайн окружала вдохновителя антисоветских заговоров.

Со всех концов света в мексиканскую резиденцию приходила обильная почта. Нередко эта почта требовала химической обработки, так как подлинное послание было вписано невидимыми чернилами между доступных глазу безобидных строк. Вилла поддерживала постоянную телеграфную связь с Европой, Азией и Соединенными Штатами.

Нередко являлись делегации иностранных троцкистов — французских, американских, индийских, китайских, агентов испанского ПОУМ.

Троцкий принимал посетителей с видом правящего деспота. Американская журналистка Бетти Кирк, которая приезжала к Троцкому в Мексику, чтобы получить у него интервью и фотографии для журнала «Лайф», так описывает его аффектированную диктаторскую манеру:

Троцкий посмотрел на часы и заявил властным тоном, что даст нам ровно восемь минут. Он скомандовал своему русскому секретарю принять позу для снимка, который должен был изображать его диктующим, и когда та замешкалась, резко прикрикнул на нее. Потом он позвал сниматься Бернарда Вольфа, своего секретаря по северо-американским вопросам, и пока Вольф переходил комнату, Троцкий стоял, Нетерпеливо стуча карандашом по столу, и покрикивал: «Да скорей же, не тратьте время!»

Из укрепленной койоаканской виллы Троцкий руководил созданной им во всем мире антисоветской организацией — «четвертым интернационалом».

Повсюду, в Европе, Азии, Северной и Южной Америке, работа «четвертого интернационала» протекала в самой тесной связи с работой тайной агентуры держав оси.

В Чехословакии троцкисты действовали в содружестве с нацистским агентом Конрадом Генлейном и его «партией судетских немцев». Сергей Бессонов, троцкистский курьер, в свое время бывший советником в советском посольстве в Берлине, на процессе 1938 г. показал, что летом 1935 г. в Праге у него имелись налаженные связи с Конрадом Генлейном. Бессонов заявил, что ему лично пришлось служить посредником между генлейновцами и Троцким.

Во Франции Жак Дорио, нацистский агент и основатель фашистской Народной партии, был ренегатом коммунистической партии и троцкистом. Дорио, как и другие агенты нацизма и французские фашисты, работал в тесном контакте с французской секцией троцкистского «четвертого интернационала».

В Испании троцкисты переполняли ряды ПОУМ, организации «пятой колонны», содействовавшей фашистскому мятежу Франко. Возглавлял ПОУМ Андрес Нин, старый друг и союзник Троцкого.

В Китае троцкисты действовали под непосредственным руководством японской военной разведки. Офицеры японской разведки высоко ценили их работу. Начальник японской осведомительной службы в Бейпине выразился в 1937 г. так: «Во имя блага и выгоды нашей империи мы должны всячески поддерживать группу троцкистов и способствовать успеху их деятельности в разных частях Китая, так как эти китайцы подрывают единство китайского народа. Они работают тонко и с большим искусством».

В Японии троцкистов называли «мозговым трестом тайного розыска». В специальных школах они обучали японских тайных агентов технике проникновения в ряды коммунистической партия Советского Союза и методам борьбы с антифашистским движением в Китае и Японии.

В Швеции Нильс Хиг, один из троцкистских вождей, получал финансовую поддержку от пронацистского банкира и афериста Ивара Крейгера. Факт субсидирования Крейгером троцкистского движения стал известен после самоубийства Крейгера, когда среди его бумаг были найдены расписки, полученные от разных политических авантюристов, в том числе и от Адольфа Гитлера.

Так троцкисты во всем мире служили орудием, с помощью которого секретные агенты держав оси старались просочиться в рабочее движение и в организации либерального или радикального толка.[82]

Окончательный разгром «пятой колонны» в Москве на процессе право-троцкистского блока явился для Троцкого сокрушительным ударом. После этого процесса в его сочинениях начала звучать истерическая нота, нота отчаяния. Его антисоветская пропаганда приобретала все более неистовый, противоречивый, оголтелый характер. Снова и снова он говорил о своей «исторической правоте». Его нападки на Иосифа Сталина утратили всякую видимость смысла.