Полное собрание сочинений. Том 6. Казаки - Лев Толстой

«А что, любезный! гдѣ тутъ полковникъ Андреевъ стоитъ? я бы хотѣлъ, чтобъ моя квартира была не далеко», сказалъ Оленинъ, желая почему то дать понять казаку, что онъ не простой юнкеръ. «Ты пожалуйста отведи хорошую квартиру, на водку будетъ». Но на казака видимо совсѣмъ иначе подѣйствовали эти слова. Его и прежде недовольное лицо презрительно сморщилось, какъ будто говоря: видали мы и вашего брата.

«Какая есть!» только отвѣтилъ онъ, идя подлѣ телеги, шагомъ подвигавшейся по пыльной дорогѣ. На концѣ улицы казакъ остановился, и откинувъ плетневыя ворота, вошелъ во дворъ. Хозяевъ никого не было дома и хата была заперта на замокъ.

— «Вамъ ночевать, что ли?» спросилъ онъ.

— «Какъ ночевать, мнѣ жить здѣсь», нетерпѣливо отвѣчалъ Оленинъ.

«Вотъ хозяева придутъ, они вамъ хату отложутъ», сказалъ онъ, и вышелъ изъ воротъ. —

— «Да мнѣ бы только переодѣться теперь нужно, чтобъ къ полковнику сходить, а онъ ужъ мнѣ пріискалъ квартиру», сказалъ Оленинъ, останавливая казака; «а то вѣдь здѣсь не на дворѣ же?»

Казалось, всякое воспоминаніе о полковникѣ было крайне непріятно казаку.

«Разберетесь тамъ», проговорилъ онъ и ушелъ.

«Тоже старообрядцы, какъ и въ тѣхъ станицахъ», проговорилъ Ванюша, иронически улыбаясь вслѣдъ казаку.

Не смотря на то, что Оленину приходилось переодѣваться почти на улицѣ и до вечера ждать хозяевъ, оглядѣвъ отведенную квартиру онъ не сталъ искать другой. Ему понравились: чистый, широкій дворъ, веселенькая новая хатка съ просторнымъ высокимъ крылечкомъ и особенно палисадничекъ, отдѣлявшій хату отъ улицы. Двѣ кудрявыя акаціи наполняли все небольшое пространство и бѣлыми душистыми цвѣтами просились въ окна и спускались черезъ заборъ на улицу. Между ними и около стволовъ ихъ торчали ярко желтые цвѣты подсолнуховъ и вились лозы травянокъ. — Хата была вторая отъ конца станицы и со двора и съ крылечка черезъ заборъ прямо виднѣлся лѣсъ по Тереку, лѣсистыя горы на той сторонѣ и выше ихъ бѣлая снѣговая линія, поднимавшаяся надъ облаками.

«Вотъ здѣсь на крылечкѣ я буду сидѣть передъ вечеромъ и наслаждаться», подумалъ Оленинъ. «Тамъ, гдѣ у самаго окна висятъ цвѣты акаціи, будетъ моя спальня; а потомъ только стоитъ перелѣзть черезъ заборъ и я въ этомъ дикомъ кавказскомъ лѣсу, наполненномъ птицами, звѣрями, и чеченцами… Хозяева, вѣрно, люди простые, добрые, съ которыми я сойдусь, какъ я всегда умѣю сходиться съ простымъ народомъ. Со старикомъ будемъ пить и бесѣдовать, какъ я бесѣдовалъ третьяго дня въ Николаевской, съ молодымъ будемъ джигитовать, на скаку стрѣлять въ шапки, силу пробовать. И я ихъ всѣхъ обстрѣляю и осилю. А можетъ быть еще есть въ домѣ молодая дѣвка или баба красавица, какъ всѣ здѣшнія женщины… даже навѣрное въ домѣ есть красивая и молодая женщина. Что то есть въ этомъ новомъ крылечькѣ и въ садикѣ, что напоминаетъ молодую и красивую женщину. — Вообще я чувствую, что буду жить и хорошо жить здѣсь», думалъ Оленинъ, разбирая свои вещи, умываясь и переодѣваясь подъ навѣсомъ. «Веселенькое мѣсто!» Еще онъ не успѣлъ одѣться, какъ пришелъ фельдфебель батареи и попросилъ Оленина къ полковнику. Снарядившись въ полную форму, Оленинъ пошелъ къ полковнику, a Ванюшѣ поручилъ сыскать хозяевъ и устроить хорошенько все это. —

[Рукой Л. Н. Толстого:]

Оленинъ засталъ у полковника и всѣхъ офицеровъ. Цивилизація какъ ни слаба была здѣсь, не понравилась. И стулья, диваны, шкапы, особенно органъ. Но полк[овникъ] б[ылъ], какъ онъ не ожидалъ его, но хорошъ. Онъ былъ простякъ и добрый неряха, a хотѣлъ всѣхъ увѣрить, что онъ хитрецъ и педантъ. Говоритъ о походахъ. Шаб Шавдон Хухъ! много убили. Старый капитанъ былъ молчаливъ, но добрая улыбка. Всѣ были наивны ужасно. Говорили толь[ко], когда молч[алъ] Полк[овникъ]. Полк[овникъ] застави[лъ] говорить по франц. Д[ампіони?] Д. весельчакъ: пойдемте ко мнѣ! — Нѣтъ, устроюсь прежде. — Приходите обѣдать всякій день. Гдѣ кварти[ра] X.

О хорошихъ квартира[хъ]. Какая дѣвка! Пошелъ одинъ домой.

* Из копии № 8.

Dmitri Olenine me fait de la peine,[71] говорила про него eго дальняя родственница, тетушка Графиня, долгое время пытавшаяся исправить его, женивъ на одной изъ своихъ семерыхъ дочерей. Il a beaucoup de bon mais c’est une tête à l’envers. Il ne fera jamais rien de bon,[72] говорила она. И я удивляюсь, какъ родные не заставятъ его что нибудь дѣлать и отпустили его на Кавказъ. Il a de moyens et de l’amour propre, mais tout cela[73] не направлено».

«Слишкомъ много самолюбiя, maman», прибавила старшая Графиня.

Прiятели, провожавшiе его наканунѣ, послѣ обѣда въ клубѣ тоже разговорились о немъ. Они оба любили Оленина, и близко знали его.

— У него есть странное свойство характера искать во всемъ оригинальности. Зачѣмъ ему было ѣхать на Кавказъ, я рѣшительно не понимаю. Поправить дѣла онъ могъ бы и здѣсь; во-первыхъ, могъ жениться. А потомъ, просто могъ пожить въ деревнѣ, или даже служить, помилуй, у него родня. Записали бы его въ Министерство и кончено. — Только въ карты бы ему перестать играть», сказалъ одинъ.

«Сколько разъ онъ обѣщалъ перестать и не могъ», сказалъ другой: «у него характера нѣтъ — вотъ что. Пустой малый!»

— «Какъ характера нѣтъ? У человѣка, который, проживя до 24 лѣтъ такъ, какъ онъ прожилъ, бросаетъ все и отправляется юнкеромъ въ первый полкъ? нѣтъ, у него напротивъ страшная сила характера. Только онъ не выдержитъ. Энергiя — да, но выдержки нѣтъ. Ну, да какъ бы то ни было, и надоѣдалъ онъ мнѣ своими вѣчными проигрышами и отчаянными займами денегъ. Богъ знаетъ за что, я его ужасно любилъ, но я, признаюсь, радъ, что онъ уѣхалъ».

— «Смѣшонъ онъ бывалъ, когда онъ прiѣдетъ, бывало, ко мнѣ ночью въ какомъ нибудь горѣ и начинаетъ врать, Богъ знаетъ что… Мой Григорiй возненавидѣлъ даже его».

Въ дамскомъ свѣтскомъ обществѣ тоже зашелъ разъ разговоръ про Оленина.

«Да онъ и мало ѣздилъ въ свѣтъ эту зиму», сказала одна дама. Il fréquentait très mauvaise societé, à ce qu’on m’a dit.[74] Это небольшая потеря для насъ, прибавила она, замѣтивъ, что одна изъ дѣвицъ покраснѣла.

— «Все таки оригинальный человѣкъ», — сказалъ кто-то. «Не такой, какъ всѣ».

— «Да, желанье казаться оригинальнымъ отъ недостатка ума и образованiя», сказала хозяйка дома. «Какъ много кричали про этаго господина, когда онъ только появился въ свѣтѣ, какъ всѣ находили его милымъ и умнымъ и какъ скоро онъ разочаровалъ всѣхъ».

Управляющій, вольноотпущенный человѣкъ еще отца Оленина, былъ очень доволенъ отъѣздомъ молодаго барина и такимъ образомъ выражался о молодомъ баринѣ: — Я ему давно говорилъ: «что, молъ, вы, Дмитрій Андреичъ, нигдѣ не служите, такъ болтаетесь? въ ваши годы молодые на Кавказъ бы вамъ, въ военную службу. А то что жъ здѣсь вы только себя безпокоите и дѣла никакого не дѣлаете. А на меня, молъ, можете положиться, что какъ при вашемъ папенькѣ 26 лѣтъ хозяйство не упускалъ, и безъ васъ не упущу. Пріѣдете, спасибо Андрюшкѣ скажете». А то вѣдь смотрѣть жалко было право, какъ имѣешь привычку съ малолѣтства къ ихъ дому и къ роду то ко всему ихнему. Самый пустой баринъ былъ. Пріѣдутъ бывало весной, скучаютъ, — то за книжку возьмется, то на фортепьянахъ, то ходитъ одинъ по лѣсу, какъ шальной какой. Даже Лизавета Михайловна посмотрятъ и скажутъ бывало: «Что мнѣ, говорить, Андрюша, съ нимъ дѣлать, ужъ такъ я люблю его». — Служить его пошлите, матушка, говорю, или жените. — «Женить то, говоритъ, какъ его?» Въ прошломъ году проигрался въ Москвѣ тысячъ 15 и пріѣхалъ, самъ за хозяйство взялся. Что чудесилъ! Ничего то не знаетъ, а тоже приказываетъ. Со мной то еще бы ничего, я могу его понимать, бывало то̀ говоритъ, что разобрать нельзя и совсѣмъ невозможное, я все говорю: слушаю-съ, будетъ исполнено, а, извѣстно, дѣлаешь какъ по порядку; а то съ мужиками свяжется, тамъ какъ на смѣхъ поднимали. Пріѣхалъ съ весны, по ржамъ поѣхаль. «Вымочка, говоритъ, зачѣмъ? Это можно бы было снѣгъ свезти». Или: «зачѣмъ, говоритъ, крестьянъ поголовно посылать, это никогда не надо и въ рабочую пору никогда отнюдь не посылай больше 3 дней въ недѣлю». — Слушаю, говорю. Въ одно лѣто, мало положить, тысячи на четыре убытка сдѣлалъ и мужиковъ замучалъ. Все по крестьянамь ходилъ, лошадей имъ покупалъ, песочкомъ пороги приказывалъ усыпать, школу, больницу завелъ. А ужъ ничего чуднѣй не было, какъ онъ самъ съ мужиками работалъ. Измается такъ, что красный весь, потъ съ него такъ и льетъ, а все отстать не хочетъ косить, снопы подавать, либо что. Стали разъ тоже съ мужиками силу пробовать. Умора глядѣть. Нарочно скажешь: что молъ вы безпокоитесь, а онъ еще пуще. И мужики то смѣялись, бывало, и бабы тоже. Ну, на счетъ этихъ глупостей, грѣхъ сказать, ничего не было и не пилъ тоже, только карты его сгубили. Чтожъ, пускай послужитъ, кузькину мать узнаетъ, можетъ, и человѣкомъ будетъ, a имѣнье богатое, промоталъ бы онъ его, кабы здѣсь остался».