Прибытие на Марс - Иван Беров

Всё напоминало страшный кошмарный сон. Сон, который происходил наяву. И даже у Льва Ковалевского стало неспокойно на душе, когда он только представил, что несколько человек волей Штерна оказались в самом эпицентре этого кошмара. Куратор посмотрел на спокойного как танк Штерна. Робот, казалось, даже ничего не заметил: обычное дело – уйти от такого взрыва. Но Льву не нравилась та трансформация в поведении Штерна, которой он подвергся.

Ковалевский ясно представлял себе, какие последствия могут возникнуть из-за того, что источник взрывной волны такой силы попал в океан чистой энергии. Даже по самым грубым вычислениям куратору не составило труда быстро прикинуть время, отпущенное ему на то, чтобы убраться с этой погибающей планеты. Этот срок составлял всего несколько часов, по истечении которых протоплазма детонирует еще раз, и по всей планете начнутся необратимые катаклизмы. Глаза Льва Ковалевского округлились от ужаса – ведь отведенного времени хватит только на то, чтобы достичь исследовательской базы, взять оставшихся в живых людей и приготовить «Догоняющего Солнце» к старту.

– А образец? Где образец? Ты взял его? – Ковалевский смотрел на Штерна преданными щенячьими глазами. Глупый человек, как всегда, надеялся на искусственную автоматику, которая обычно выручала в сложных ситуациях. Но, к сожалению, не в этот раз.

Этот раз был особенным. Для всех особенным: одни завершали свой жизненный путь; другие начинали его; кто-то испытывал страх и ненависть; кто-то, наоборот, забывал о них. Штерн, как и следовало ожидать в подобной ситуации, принадлежал к середине. И даже такой шедевр технологии, как Штерн, не смог перебороть внутри себя человеческое начало, полученное от создателя. Слишком адаптированный к человеку искусственный интеллект впервые открыл для себя простую истину о том, что жизнь важнее чести. И он смело ответил на вопрос Льва Ковалевского:

– Нет.

Четко, покорно и ясно. Безо всяких шансов на победу.

Лев Ковалевский, третий раз возглавлявший группу на планеты подобного типа, в отчаянии закрыл лицо руками.

«Но как же так? Как же так? – упорно повторял Лев сам себе. – Ведь Ридлок был уверен в успехе, иначе он не послал бы очередную группу людей на смерть!»

Гусеничная машина, управляемая Штерном, продолжала свой путь по черным как ночь пескам неизвестной планеты.

Вот на очередном бархане вездеход немного дернуло вправо, тут же вернулась в колено ноющая боль – обезболивающее перестало действовать.

Лев Ковалевский только скрипнул зубами. Он хотел закрыть глаза и отдаться во власть медикаментов из портативного инъектора, но этого ему сделать не удалось. Каждый раз, закрывая глаза, Ковалевский отчетливо видел воспоминания о первых экспедициях на эту планету. Больше всего из его головы не могли уйти воспоминания о тех моментах, когда местная жизнь достигала своими ярко-голубыми щупальцами кого-то из членов команды. Крики агонии, боли и наслаждения; тела людей, покрывающиеся шерстью и панцирем и увеличивающиеся в размере; деградация разума до такой стадии, когда существом движет только инстинкт – этого Ковалевский за всё свое время кураторства не мог забыть. А как всё оптимистично начиналось: новый источник энергии, лекарство от смерти и болезни, дешевое и доступное, не требующее массового производства – всё это были только мечты, которым никогда не суждено было стать явью.

«Сила и власть, граничившие с ужасом и смертью. Да, смертью – вот такой подарок пока что преподносил Ридлок своими исследованиями миру. А ведь всё могло быть по-другому. Могло», – мрачно подводил итоги своих действий Ковалевский.

Но как бы ни чувствовал себя командир без команды, жизнь не терпит сослагательного наклонения, и куратор никак не мог изменить прошлое. Нельзя спасти тех людей, чьи жизни и души навсегда остались в глубинах этой кремовой, как кофе с молоком, планеты.

Штерн словно прочитал мысли сидящего рядом с ним пассажира.

– Их нельзя спасти.

– Кого? – в ужасе проснулся от мыслей куратор.

– Людей, которые остались на базе.

Лев Ковалевский чуть не закричал от неожиданности.

«Только не опять, – беззвучно бормотали его губы, – только не потерять снова всю команду. Я не хочу еще раз видеть эту страшную картину гибели!»

Штерн молча слушал всю тираду причитаний Ковалевского и продолжал так же спокойно вести вездеход в известном только ему направлении.

– Где же твоя улыбка, Лев? – робот вдруг ухмыльнулся своими бледными полимерными губами, кое-где покрытыми трещинами. Штерн изображал что-то вроде дружеской шутки над своим начальником. – Кстати, а где те двое, что были возле шахты, когда мы с Дроловым устроили битву? Я что-то их не видел, когда ты встречал меня.

Этого вопроса куратор явно не ожидал, хотя тайна уже была бессмысленна – через несколько часов планета станет частью холодного бездонного космоса.

– Они ушли.

Теперь настал черед Штерна удивляться – сидевший на соседнем кресле человек никогда раньше не показывал ни капли жалости.

– Я не стал мешать им, потому что…

– Знал, что их ожидает смерть в этой пустынной местности, – закончил за него фразу Штерн.

– Нет! – Ковалевский развернул своей рукой пластиковое лицо Штерна. – Я устал от твоих неудач и от смертей. Мне надоело видеть умирающих от страшных монстров и вирусов людей! И мне даже приятно знать, что это благое орудие добра не попадет на Землю и остальные миры. А вот за тех двоих, что сами решили уйти и бороться за свою жизнь, за них я искренне рад.

– Попадет, Лев, Ридлок никогда не ошибался.

– Только не через меня! – Ковалевский перешел на крик. – Не через меня! Слышишь?

Но Штерн слышал другой звук: долгий протяжный вой, доносящийся из черных, как ночь, далей.

– Ну вот, вспомнил про своих старых товарищей – они и пришли на твой зов, – коротко прокомментировал ситуацию Штерн и еще сильнее нажал на акселератор.

Ковалевский ясно слышал дикий призыв к мести и уже испуганно посмотрел в сторону Штерна.

Вдруг вездеход тряхнуло так, словно машина на полном ходе врезалась в стену. Лобовое стекло покрылось россыпью мелких трещин, грозивших вот-вот разрушить стекло. Лев слишком поздно выставил перед собой руку, и его лицо тут же столкнулось с панелью приборов. Штерн был специально сделан для подобных ситуаций, и поэтому робот даже не шелохнулся при столкновении, он как будто не замечал огромного комка шерсти и мяса, прыгнувшего на них.

Когда Ковалевский, вытирая кровь с разбитого носа и рассеченной брови, поднял глаза, первое, что он увидел сквозь паутинку мелких трещин, – огромную звериная пасть, усеянную рядами острых как бритва зубов, из которой торчали четыре огромных клыка. С больших острых клыков крупными каплями падала ядовитая слюна, растворяя матовое покрытие стекла. Но самое страшное, что испытал Ковалевский – это взгляд желтых кошачьих глаз, проникающих своим гипнотизирующим взглядом в душу. Вид звериной морды и огромной лапы, барабанящей по крыше вездехода, заставил руки Ковалевского лихорадочно искать какое-нибудь средство защиты. Но, как назло, под рукой ничего не оказалось. Очевидно, свое оружие куратор выронил возле шахты, когда его ранили в ногу.

Ситуацию спас Штерн – робот, лучший друг человека: он достал из-под своего водительского кресла лучевой пистолет, и серия мощных выстрелов подобно вспышкам молнии во время грозы осветила кабину вездехода. Запахло паленой шерстью и горелым мясом. Вся морда и верхняя часть торса человека-кошки вмиг превратилась в одну большую головешку.

– Сбрось его, – уже хладнокровно и спокойно приказал роботу куратор. Похоже, битва за жизнь вновь вернула ему уверенность и прежнюю стойкость. В следующий миг Ковалевский тут же протянул руки назад, открыл потайной люк и достал оттуда две лучевые винтовки с тремя запасными энергетическими батареями.

– Держи, – он протянул одну из винтовок Штерну, – может, ты и прав, мой друг, – вдруг серьёзно и твердо заговорил Лев. – В нашей работе нет места чувствам о совести. Они уже не люди, а звери. Если не мы их – то они нас. Это закон жизни, правда?

Штерн свободной от управления вездеходом рукой выбил оплавленные остатки бывшего когда-то лобового стекла и вдавил педаль акселератора в пол до упора, заставляя двигатель громко реветь и выжимая из вездехода всю его скорость.

Противный скрипучий звон когтей, царапающих металл, и звериное рычание еще долго преследовало большую гусеничную машину. Только когда Штерн обернулся назад и сделал пару выстрелов через выбитое кошачьими монстрами заднее окно, темп атаки людей-кошек стал спадать, а в кошмарном танце звуков из звериного рыка и металлического скрипа прозвучал громкий скулящий вой раненого зверя. На дисплее одного из внутренних мониторов было видно, как из общей массы огромных людей-кошек отделилась одна мохнатая фигура и картинно упала в кремовую, как шоколад, пыль. Остальные тут же прекратили преследование добычи и столпились возле пострадавшего.