Вторая мировая война - Уинстон Черчилль

Когда я покидал аэродром Бурже после парада, генерал Гамелен предложил мне посетить французский фронт.

«Вы никогда не видали рейнского сектора, – сказал он. – В таком случае приезжайте в августе, мы покажем вам все». В соответствии с этим был составлен план, и 15 августа генерала Спирса и меня встретил его ближайший друг генерал Жорж – командующий армиями во Франции и возможный преемник верховного главнокомандующего. Я был рад встрече с этим в высшей степени приятным и знающим офицером. Мы провели в его обществе десять дней, обсуждая военные проблемы и встречаясь с Гамеленом, который также осматривал некоторые участки этого сектора фронта.

Начав с излучины Рейна у Лотербурга, мы проехали по всему сектору до швейцарской границы. В Англии, как и в 1914 году, беззаботные люди наслаждались отдыхом, играя с детьми на пляжах. Однако здесь, на Рейне, все выглядело иначе. Все временные мосты через реку были отведены на ту или другую сторону. Постоянные мосты сильно охранялись и были заминированы. Надежные офицеры круглые сутки дежурили в ожидании сигнала, чтобы нажать кнопки и взорвать мосты. Вздувшаяся от таяния альпийских снегов большая река неслась угрюмым потоком. Солдаты французских аванпостов сидели, скорчившись в окопчиках среди кустарника. Нам сказали, что вдвоем или втроем мы можем подойти к берегу, но что ни в коем случае нельзя выходить на открытое место, чтобы не стать мишенью. На другом берегу, на расстоянии трехсот ярдов, можно было видеть там и сям немцев, работавших довольно лениво киркой и лопатой на своих укреплениях. Весь прибрежный квартал Страсбурга был уже очищен от гражданского населения. Я стоял некоторое время на страсбургском мосту и смотрел, как проехали одна-две машины. На обеих сторонах долго изучали паспорта и личности проезжающих. Здесь немецкий пост находился немногим больше чем в ста ярдах от французского. Между ними не было никаких сношений. А в Европе царил мир. Между Германией и Францией не было никакого спора. Бурля и крутясь, Рейн несся со скоростью шесть или семь миль в час. Одна-две лодки с мальчиками промчались по течению. Больше я не видел Рейна до тех пор, когда, более чем пять лет спустя, в марте 1945 года я пересек его в маленькой лодке с фельдмаршалом Монтгомери. Впрочем, это было близ Везеля, то есть гораздо севернее.

В том, что я узнал во время поездки, примечательным было полное примирение с положением обороняющегося, которое довлело над принимавшими меня французами и которое непреодолимо овладевало и мной. Беседуя с этими весьма компетентными французскими офицерами, вы чувствовали, что немцы сильнее, что у Франции уже больше нет достаточной энергии, чтобы предпринять большое наступление. Она будет бороться за свое существование – вот и все. Перед французами была укрепленная линия Зигфрида со всей возросшей огневой мощью современного оружия. В глубине души я также испытывал ужас при воспоминаниях о наступлении на Сомме и в Пашендейльских болотах. Немцы были, конечно, гораздо сильнее, чем в дни Мюнхена. Нам ничего не было известно о глубокой тревоге, терзавшей их верховное командование. Мы позволили себе дойти до такого физического и психологического состояния, что ни одно ответственное лицо – до того времени на мне не лежало никакой ответственности – не могло предполагать истинного положения вещей, а именно что только сорок две наполовину вооруженные и наполовину обученные дивизии охраняли весь длинный фронт от Северного моря до Швейцарии. Во время Мюнхена их было тринадцать.

Все эти последние недели я больше всего опасался, что, несмотря на нашу гарантию, правительство Его Величества откажется воевать с Германией, если последняя нападет на Польшу. Нет никаких сомнений, что в то время Чемберлен уже решился на такой шаг, как ни тяжел он был для него. Однако тогда я знал его еще не так хорошо, как узнал через год. Я боялся, что Гитлер попытается прибегнуть к блефу, угрожая каким-нибудь новым средством или секретным оружием, и что такая угроза собьет с толку или поставит в тупик наш обремененный заботами кабинет. Время от времени профессор Линдеман беседовал со мной об атомной энергии. Я поэтому просил его сообщить мне, в каком положении находится это дело. После беседы я написал следующее письмо Кингсли Буду, о довольно тесных отношениях с которым я уже упоминал:

Черчилль – министру авиации

5 августа 1939 года

Несколько недель назад одна из воскресных газет расписала в ярких красках огромное количество энергии, которое можно высвободить из урана с помощью недавно открытых цепных процессов, возникающих при расщеплении нейтронами атома такого типа. На первый взгляд это может предвещать появление новых взрывчатых веществ большой разрушительной силы. Ввиду этого необходимо отдать себе отчет, что это открытие, каков бы ни был его научный интерес и дальнейшее возможное практическое значение, не угрожает привести в ближайшие годы к результатам, которые можно было бы практически использовать в широком масштабе.

Судя по некоторым данным, можно предполагать, что при обострении международного напряжения будут намеренно распускаться слухи о применении этого процесса для создания какого-то нового страшного секретного взрывчатого вещества, способного смести Лондон с лица земли. «Пятая колонна», без сомнения, попытается путем такой угрозы убедить нас пойти на новую капитуляцию. Поэтому совершенно необходимо заявить о подлинном положении дела.

Во-первых, лучшие специалисты считают, что лишь небольшая составная часть урана играет действенную роль в этих процессах и что для получения крупных результатов ее нужно будет извлечь. Это – дело многих лет.

Во-вторых, цепная реакция возникает лишь в том случае, если масса урана большая. Как только освобождаемая энергия начнет нарастать, уран взорвется с незначительной силой, прежде чем удастся достигнуть действительно сильного эффекта[35]. Возможно, это будет не хуже наших нынешних взрывчатых веществ, но вряд ли даст что-либо значительно более опасное.

В-третьих, такие опыты невозможно производить в небольших масштабах. Если бы они были успешно проведены в больших масштабах (то есть с такими результатами, которыми можно было бы нам угрожать, если мы не поддадимся на шантаж), то их невозможно было бы сохранить в тайне.

В-четвертых, Берлин сейчас располагает лишь сравнительно небольшими запасами урана на территориях, ранее принадлежащих Чехословакии.

По всем этим причинам явно нет оснований опасаться, что это новое открытие дало нацистам какое-то зловещее новое секретное взрывчатое вещество для уничтожения их противников. Глухие намеки будут, несомненно, делаться, и будут упорно распространяться устрашающие слухи. Однако нужно надеяться, что они никого не обманут.