Я могу копировать навыки других - Никита Красавин

недели ветер свистел в ушах, когда я мчался на Рыжей по полям, опушкам и лесам. Копыта стучали по земле, оставляя за нами облако пыли.

Лошадь даже не приходилось гнать, она сама, словно безумная, без устали готова была топтать бренную землю. Видимо, наши желания были едины — скорее оказаться дома.

Я не сбавлял темп, пока не увидел очертания знакомого леса, знакомой поляны и родной деревни.

Вот он — мой дом.

По моим подсчетам сейчас должно быть 28 или 29 августа. Сначала навещу родителей, расскажу им об академии. А завтра с утра снова в путь. Ещё денек или два пути до города, и можно будет приступать к работе.

Идеальный тайминг.

В деревне по-прежнему царила смертельная тишина. В свете заката деревянные домики особенно трогали душу. Даже запах коровьего навоза не смущал, а, наоборот, казался «приятным».

Несмотря на то, что я пережил ад, жители деревни вели здесь счастливую жизнь. Для них не существовало кошмара аномалии. Они жили мирной жизнью, занимаясь земледелием, скотоводством и ремеслами.

Люди, возможно, даже не слышали о битве, где одна глупая нежить возомнила себя королём. Их интересовало больше, что поесть на завтрак и обед, чем какая-то чупакабра за сотню километров.

Возвращаться одному, без дружины глупо. Видимо, поэтому в меня тыкали пальцем и перешёптывались между собой.

Может быть, опять считают меня нежитью? Да нет, вроде говорят просто «предадѣцъ». Стоп, что? Предатель? Я приподнял бровь.

— Не нравится мне это. Рыжая, пойдём проверим, что происходит дома.

Вечером на границе дня и ночи есть такой момент, когда за пару минут солнце скрывается за горизонт, и уже становится темно, хотя ещё недавно светило солнце.

Ночь опустилась на деревню, а вместе с ней и на моё сердце. Оно билось учащенно, и я всё время мрачно думал об одном: главное, чтобы с родителями ничего не случилось.

Открыл скрипучую калитку, вошёл во двор. Вход в дом был немного неудобным, с огорода. Попытался открыть дверь, но она была закрыта с внутренней стороны.

Почему закрыто? Впервые вижу, чтобы кто-то дома закрывался. Обычно дверь чуть ли не нараспашку.

Тук. Тук. Тук.

Жду. Сначала услышал неуверенные шаги. Дверь медленно открыли. Я увидел свою бледную мать и отца с сединой. Они осторожно выглядывали из-за двери с опаской, держа подожжённую лучину. Пламя от огня освещало их лица.

Живы и здоровы. Хух. Что ещё нужно?

Когда они увидели, что пропавший сын вернулся домой, то бурно обрадовались. Матушка крепко обняла, а отец молча стоял в стороне. Тот был куда решительнее.

— Иванушка, говорят, что ты наделал делов в аномалии. Будто связался с дьяволом и говоришь на нечистом языке.

— Что за ересь? — не выдержал я и хотел закричать. — Со мной всё хорошо.

— Нам сказали, что ты погиб под завалами. Я рад, что ты жив, но тебе нужно бежать отсюда.

— Что? — удивились мы с матерью. Зная Тихомира, тот ни с казал бы так без причины.

— В смысле бежать?

— Барин не оставит одержимого дьяволом в покое, — с опаской предупредил он.

Мы спешно зашли в дом, чтобы немного успокоиться и сбавить обороты. Я хочу хотя бы на миг почувствовать их тепло, прежде чем говорить об отъезде в академию.

Впрочем, спокойно поговорить не дали. Когда мы сели за стол, послышался топот лошадей. В дверь не стучали, нагло выбили ногой и ворвались внутрь. Группа суровых мужчин в доспехах и с мечами на поясах.

Как ни иронично, в центре стоял лучник в капюшоне. Не знаю почему, но Лука предпочёл спрятать своё лицо за тёмным капюшоном. Видимо, не хотел смотреть в глаза. Он шагнул вперёд и важно произнёс:

— Иван, ты обвиняешься в предательстве и должен предстать перед судом.

Судьёй, полицейским и чиновником в деревне всегда выступал один человек — Олег Некрасов. Странно, но в деревнях, где все друг друга знают, практически не бывают преступлений.

— Лука, это ошибка. Ты же знаешь!

— Там и разберёмся.

В то, что мы спокойно всё обсудим, я не верил. В голове всё крутилось: как много они знают? Тогда я не стал возвращаться к ним, так как не хотел показывать титана. Но безумство деревенских иногда пугало.

В любом случае придётся идти.

— Запомните, что я вам скажу сейчас, — спокойно обратился к матери и отцу. — Чтобы со мной не случиться сегодня, я буду в полном порядке. Только не переживайте.

— Точно? — они спросили, но в их глазах было неверие. От них чувствовался потаённый страх, что единственного сына отнимут у них.

— Да, — я указал на зелёное яблоко, лежавшее на столе, — оставьте, пожалуйста, его для меня.

Я невозмутимо приподнялся, а дружина насильно схватила за руки, скрутила и потащила из дома.

Родители, увидев это, бросились ко мне, умоляя отпустить. Но те были непреклонны. Они грубо оттолкнули их и продолжили тащить меня к выходу. Я видел слёзы на глазах матери и отчаяние на лице отца, но ничего не мог поделать.

Знал, что так и случится, когда оставил Коя в аномалии. Теперь любой может обидеть меня и остаться безнаказанным.

Меня силой посадили на коня, и отряд двинулся в путь. Мы ехали недолго, пока не достигли поместья барина.

Вытащили с лошади и кинули на землю. В центре двора пылал огромный костёр, освещая тёмное небо, а по кругу стояли факелы, бросающие мерцающий свет на собравшихся.

Надеюсь, что они не обезумели настолько, чтобы пытаться сжечь меня? Хотелось бы верить, но верилось с трудом.

На крыльце поместья властно сидел барин, окружённый своей свитой. Такое представление никто не мог пропустить, поэтому половина деревни собралась вокруг и затихла в ожидании слов барина.

Меня пытались поставить на колени в центре, но я не дался. Не за чем вставать на колени перед каждым. За время путешествия у меня появилась гордость, которая не позволяла кому-то мне указывать.

Тух.

Один мощный удар под колено, и ноги подкосились. Я плюхнулся на землю, а люди вокруг лишь предвкушающе посмеялись.

После долгой напряжённой тишины и пристальных взглядов барин наконец объявил:

— Сегодня состоится суд над этим дьявольским отродьем, которое решило вернуться в нашу деревню, чтобы убить всех нас. Забрать наших детей, искалечить стариков, а женщин… — он замолчал на мгновение, — опозорить.

Слыша нахальные обвинения, не знал, как реагировать. То ли удивиться, то ли возмутиться или даже восхититься такой наглостью. Хотел сказать