Практикантка. Дилогия - Артем Каменистый

– Да она просто красотка! Честно говоря, я представлял эту практикантку несколько иначе. Что-то мощное, с квадратным лицом и огромными руками. Эдакий детеныш гориллы, идущий по следу, растопырив ноздри. Жаль, что фигуры здесь не видно!

– Не сомневайся, там все в полном порядке, – заверила его настоятельница. – Если кое-где добавить немного мяса, то Ветрова может спокойно выбирать карьеру фотомодели, успех будет гарантирован.

– Не представляю, чтобы такая красотка в одиночку бродила по тайге вот уже пятый день, – заявил Чапай. – Не хочу вас сильно огорчать, но готовьтесь к тому, что поисковая группа в любой момент сообщит нам о находке тела.

– Я вызвал сюда Графа, – коротко заявил Клещ.

Собеседники невольно притихли. Было отчего: к Графу в Ордене относились с суеверным уважением. Никто не знал его настоящего имени и деталей биографии. Даже примерный возраст являлся тайной за семью печатями. Некоторые шептались, что это и вовсе не человек, а какое-то бессмертное существо из нижних миров, каким-то чудом адаптировавшееся к земным условиям и помогающее организации в обмен на гарантию безопасности. Мало кто мог похвастать тем, что видел его своими глазами, но, по общему представлению, это был широкоплечий гигант двухметрового роста, даже в жаркий день кутающийся в черный плащ с низким капюшоном. Он являлся одним из сильнейших экстрасенсов современности, более того, его сверхъестественный талант был весьма многогранен. Этот загадочный человек отличался довольно тяжелым характером и наплевательски относился к строгой дисциплине Ордена. Приказывать ему было совершенно бесполезно, а кроме того, таких смельчаков давно уже не находилось: Граф слыл большим оригиналом и мог очень некрасиво пошутить над нежелательным собеседником.

– Ты ему приказал? – удивленно спросил Чапай.

– Вы же знаете, ему так просто не прикажешь. Я элементарно поговорил с ним по телефону, обрисовал сложившуюся здесь ситуацию, спросил, не может ли он помочь нам с поисками практикантки. Он сказал, что попробует, но для этого должен быть поближе к месту событий. В общем, скоро Граф будет здесь.

– Здесь? – хором выдохнули Чапай и настоятельница.

– Да! Честно говоря, я удивлен, что его еще нет.

В этот миг занавесь на входе быстро качнулась, внутрь вошел маленький нескладный человечек явно семитской внешности. Наиболее примечательной его чертой были оттопыренные уши, на которые опиралась спортивная кепка. Оглядев всю троицу брезгливым взглядом маленьких темных глаз, он с характерным одесским акцентом ехидно поинтересовался:

– Это кто это тут у вас так удивлен моим долгим отсутствием? Молчите все! Я сейчас сам скажу! – резко выкрикнул он и, зажмурив глаза, строго указал пальцем на опешившего Клеща: – Ты! Я знаю! Молчи! Ничего не говори! Я все вижу сам!

Закатив глаза, он задрал лицо к потолку и на одном дыхании монотонно произнес:

– До шести лет ты часто мочился в постель, в одиннадцать украл из кошелька отца четыре рубля с мелочью. Вижу, вижу, как своими глазами – ты заглядываешь под юбку двоюродной тетке, твои губы пересохли, дыхание тяжелое, ты… Все, больше ничего не вижу! Но берегись – не пройдет и месяца, как ты непременно подцепишь триппер!

Повернувшись к насторожившемуся Чапаю, он просверлил его рентгеновским взглядом и сокрушенно покачал головой:

– Я таки дико извиняюсь, но какой идиот допустил к руководству операцией столь законченного антисемита?

Чапай с удивлением почувствовал в себе сильнейшие позывы к покаянию и едва не попросил прощения за свои националистические воззрения, с трудом удержавшись в последний момент, сопротивляясь настойчивому давлению экстрасенса. Тот мрачно добавил:

– А ваши люди-таки дико невоспитанные! Пока я сюда шел, меня окликали целых два раза, причем очень грубо. Но ничего, у них теперь будет очень много свободного времени, чтобы подумать о своем поведении в приятной обстановке.

– Что вы с ними сделали? – охнул Клещ.

– Ничего. Я ведь тихий и незлой человек, все вокруг хорошо знают – Граф и мухи не обидит. У этих молодых ребят были такие кислые физиономии, что я таки подумал, что они все страдают от жестокого запора. Пожалев несчастных, я благородно совершил акт милосердия – сменил его на затяжной неудержимый понос. Когда я их видел последний раз, они куда-то торопились.

Настоятельница усмехнулась, а экстрасенс, подскочив к ней, галантно поцеловал огромную ладонь и вежливо поинтересовался:

– Мадам, вы не заняты сегодня вечером?

– Увы, вся в работе!

– Вот так всегда! Чувство долга превыше личного счастья!

– Вы найдете мою девочку в этой проклятой тайге?

– Мадам! – охнул Граф. – Вы посмотрите на меня внимательно, а потом выйдите из палатки и гляньте на эту ужасную тайгу! Разве можно представить нас вместе? Нет, я ни за что не стану искать вашу девочку, но могу попробовать помочь в меру своих скудных возможностей.

– Что вам для этого надо? – поинтересовался Клещ.

– Какой-нибудь ее личный предмет.

Куратор склонился, покопался в картонном ящике, стоящим под складным столиком, вытащил пустую обойму от карабина:

– Вот это подойдет?

– Господи! Куда же катится мир?! Неужели от молоденькой девушки не осталось ничего, кроме этой дурацкой, явно смертоубийственной железки?

– Есть еще несколько отстрелянных гильз от карабина и одно кольцо от гранаты, – застенчиво предложил Клещ.

– О боже! Вы бы мне еще противотанковый снаряд предложили для сеанса ясновидения! Как можно работать в таких нечеловеческих условиях, да еще и под сверлящим взглядом махрового антисемита! Какая чума заставила меня сесть в этот ужасный самолет! Нет ли у вас нежно надушенного носового платка, или хотя бы грязного белья, на худой конец?

– Вы имеете в виду ее белье? – тупо уточнил вконец растерявшийся Клещ.

– Нет! Ваше! – брызгая слюной, взорвался экстрасенс. – Я, знаете ли, всю жизнь страдаю от позорного фетишизма, особенно неудержимо меня привлекают грязные солдафонские трусы недельной носки!

Настоятельница улыбнулась, а Чапай сделал почти одухотворенное, задумчивое лицо, явно запоминая понравившуюся фразу. Граф резко плюхнулся на стул, сжал в ладони обойму от карабина, нервно потер ее пальцами другой руки, закатил глаза. Несколько мгновений в палатке царила полная тишина, как вдруг из уст его полились лихорадочные фразы: