Ален Делон без маски - Александр Брагинский

– Нельзя сказать, что существуют трудности на уровне условий труда. Но как можно говорить об условиях труда, когда речь идет об актере? Это совершенно особая профессия: у нас нет регламента в работе, мы снимаемся по ночам, утром, днем, мы разъезжаем… Однако условия работы нормальные.

– Если бы вы не выбрали эту профессию, какую вы предпочли бы ей?

– С тем же пылом и страстью я бы занялся политикой либо, в совсем иной плоскости, стал бы высококлассным спортсменом.

– И в обоих случаях, для того, чтобы выиграть, чтобы достичь вершины?

– Я занимаюсь лишь теми вещами, которые позволяют мне достичь вершин. Я не из тех, кто проигрывает. Если я что-то делаю, то не для того, чтобы проиграть.

– Вернемся в кино, но, если позволите, не к Алену Делону-актеру, но продюсеру фильмов, коим вы также являетесь.

– Фильм не делается с помощью улыбок, обещаний, а при наличии денег, а эти деньги дорого стоят. За деньги надо платить, их приходится занимать у людей, готовых их дать кинематографу – будь то банки или частные инвесторы. Снимать фильмы, стало быть, дело трудное и рискованное. Поэтому я не верю в так называемое «национальное» кино, ибо бюджет фильма предусматривает его амортизацию. Я считаю, что кино должно проникать через границы, а тут как раз все дело в сюжете.

– Как вы реагируете перед лицом провала фильмов, в которые вы верили, скажем, киноленты «Господин Клейн»?

– Скажу так: мне бывает при этом грустно. Если такой значительный по своей режиссуре, своему постановщику, сюжету и актерскому исполнению, по своим художественным достоинствам и смыслу фильм, как «Господин Клейн», не встречает заслуженного приема, я начинаю испытывать страх и невольно задаю себе вопрос: «Что мне делать?» Между Делоном-актером и Делоном-продюсером всегда возникает конфликт. Бывает, что мне говорят: «А вам не надоело делать фильмы про гангстеров?» – и я, стало быть, делаю что-то другое. А когда я делаю другое – «Господина Клейна», «Учителя» («Первая ночь покоя»), «Внимание, смотрят дети!», меня ждет провал. Сегодня просто непонятно, что следует делать, ты все время подвергаешься нападкам. Когда вы устраиваете массового зрителя, то вызываете недовольство так называемой интеллигенции, а если их – то первых. Что же делать? Какой фильм способен удовлетворить всех? Лично я этого не знаю. Тем не менее с картиной «Убрать троих» я возвращаюсь к некоему «имиджу» Делона, который нравится зрителю, не делая уступок по части качества. И тут мне помогают такие профессионалы, как великолепный Жак Дерей.

– Уже в самом начале вашей карьеры вы, похоже, поняли, что надо работать с крупными именами. Сначала был Рене Клеман, потом Лукино Висконти, Жан-Пьер Мельвиль, Джозеф Лоузи…

– Лучше сказать, что речь идет о великих режиссерах, которые сделали себе крупное имя. Карьеру делают в течение долгого времени, если не всю жизнь… Если строят небоскреб, он должен стоять на прочном фундаменте. Таким фундаментом для меня являются Висконти, Клеман и несколько других. Вот почему мне удается держаться и продолжать работать.

– Существует ли при этом доля шанса?

– Как в игре, всегда есть доля шанса, но есть великие игроки и плохие, одни люди умеют быть чемпионами на своей дистанции, а другие – нет, несмотря на наличие шанса. Шанс может представиться когда угодно, но именно потому, что Клеман был Клеманом, а Висконти, увидев меня в «На ярком солнце», в «Рокко и его братья», открыл меня. И так далее… Потом был Антониони. Так где же тут шанс?

– Успех порождает врагов и завистников. Вы их переносите все же несколько хуже?

– Нет. С приобретенным опытом, работой и немного с годами я научился отстраняться от всего этого. К тому же это вызывает неловкость у тех, кто ничего другого не умеет делать или умеет только болтать, всех этих бесполезных людей, дилетантов и любителей. Но я никогда не пугал профессионалов.

– В какой-то момент вы говорили, что чувствуете, как вас не любят и что это вас огорчает?

– Это всегда огорчает. И тем больше, когда происходит на родине. Вы правы, было время, когда мне казалось, что меня не любят во Франции, и это мешало мне, тем более что меня не любили дома, но зато очень любили за пределами страны.

– Людям мало известна ваша любовь к живописи. Что это значит для вас?

– Эта любовь пришла ко мне лет двадцать тому назад и стала одной из самых больших тайн в моей жизни, которую, как любую тайну, не хочется выставлять на обозрение. Есть совершенно незнакомая сторона моей жизни, некая моя тихая пристань, мой покой, мой способ расслабиться, ибо я не умею отдыхать, а только работаю. Чтобы отдохнуть, когда я прихожу домой, я сосредотачиваюсь на книгах по живописи, на художниках или старинных рисунках, которые стараюсь собирать.

– Была минута, когда вы почти были готовы бросить кино. Вы занимались организацией боксерских матчей, построили конюшню для беговых лошадей. Что вы хотели этим доказать?

– Я ничего такого не собирался доказывать ни себе, ни кому-либо еще. Организовать боксерский матч – это вопрос целесообразности. Меня попросили об этом, и я принял вызов, ибо люблю борьбу. Я построил беговую конюшню, ибо люблю лошадей и мне хотелось их иметь. Я могу организовать завтра хоккейные матчи, если мне это захочется. Я не знаю ограничений, ничто не способно застить мой горизонт, я делаю то, что мне хочется и если мне это действительно хочется.

Я просто люблю риск[3]

А. Делон. Мне грустно. Я грущу за свою страну. Похоже, она потеряла вкус к труду, творчеству, к жизни. Она лишь строит мосты: Рождественский мост, Мост 1 Мая, Мост Победы. Победой, однако, и не пахнет. Нам говорят о кризисе, что надо собрать силы, об общественном спасении.

А. Конт. Не надо терять надежды. – Да услышит вас бог. Сейчас же вокруг собралось много чертей. Похоже, что нанесенная ими рана тяжелее прежних. Не кажется ли вам, что эта страна лишена мускулов, души? Она словно наелась наркотиков из фальшивых слов.

– И это говорите вы, который…

– Да, я утверждаю, что страна нажралась наркотиков из фальшивых слов. Кто поверит Миттерану? Его противоречия могут дорого нам обойтись. Позднее скажут: «ошибся, как Миттеран». Наобещав, он все сделал наоборот. Такого еще не было. Но я верю в его искренность. Значит – просто положил в свой мешок рождественского деда обещания, которые непросто выполнить, как преподнести неуловимые подарки, игрушки-фантомы.

– Он решил оказать услугу тем, кто придет на его место, дискредитируя на полвека идею коллективизма. Вопреки тому, что он говорил, Миттеран поступает в точности наоборот, чего бы не сделал никто из оппозиции, проповедуя либеральные идеи.