Символическая жизнь - Карл Густав Юнг

человека, но во многих случаях этот мотив менее важен, чем голод, стремление к власти, амбиции, фанатизм, зависть, жажда мести или же религиозный дух и всепоглощающий творческий импульс.

После этого эпизода с Фрейдом я впервые понял, что, прежде чем строить общие теории о человеке и его душе, мы должны больше узнать о реальном человеческом устройстве, с которым имеем дело. Индивид – это единственная реальность. Чем дальше мы уходим от него к абстрактным идеям относительно Homo Sapiens, тем чаще впадаем в ошибку. [В наше время социальных переворотов и быстрых общественных изменений об отдельном человеке необходимо знать много больше, чем знаем мы, так как очень многое зависит от его умственных и моральных качеств. Но, если мы хотим видеть явления в правильной перспективе, нам необходимо понять прошлое человека так же, как и его настоящее. По этой причине понимание мифов и символов имеет существенное значение.]

4. Проблема типов при интерпретации сновидений

Во всех прочих областях науки законно применение гипноза к безличным объектам. В психологии, однако, мы неизбежно сталкиваемся с живыми отношениями между индивидуумами, ни один из которых не может быть лишен своего личностного начала или как угодно деперсонализирован. Аналитик и пациент могут договориться обсуждать избранную проблему в безличной и объективной манере; но, стоит им включиться в дело, их личности тотчас же выходят на сцену. И здесь всякий дальнейший прогресс возможен лишь в том случае, если достижимо взаимное согласие. Возможно ли объективное суждение о конечном результате? Только если произойдет сравнение наших выводов со стандартами, принятыми в социальной среде, к которой принадлежат сами индивиды. Но даже и тогда мы должны принимать во внимание психическую уравновешенность (или здоровье) этих индивидов. Это не означает, что окончательным результатом должна быть полная коллективизация индивида, так как это было бы самым неестественным условием. Здоровое и нормальное общество таково, что в нем люди очень редко соглашаются друг с другом; общее согласие вообще довольно редкий случай за пределами инстинктивных человеческих качеств. Несогласованность функций служит двигателем общественной жизни, но не это ее цель: согласие в равной степени важно. Поскольку психология в основном зависит от баланса оппозиций, то никакое суждение не может быть сочтено окончательным, пока не принята во внимание его обратимость. Причина подобного факта заключена в том, что нет точки отсчета для суждения о том, что есть психика за рамками самой психологии. Все, что мы можем вообразить, заключено в психическом состоянии, то есть в состоянии сознательного представления.

Добиться выхода из этого положения – всеобщая и труднейшая задача физических наук.

Несмотря на то, что единственная реальность заключена в индивиде, некоторые обобщения необходимы, чтобы помочь разъяснить и классифицировать эмпирический материал, который собирается психологом при изучении многих индивидов. Очевидно, невозможно сформулировать какую-либо психологическую теорию или обучить ей, описывая большое количество отдельных случаев без какой-либо попытки увидеть, что они имеют общего и в чем различны. В основу могут быть положены любые общие характеристики. Можно, например, довольно просто различать экстравертов и интровертов. Нет необходимости в специальном объяснении этих терминов, поскольку они сделались общераспространенными в массовом речевом обиходе.

Это только одно из многих обобщений, из которых можно производить выбор, но оно вполне подходит для нашей цели в том смысле, что мы ищем описание метода или подхода к пониманию сновидений, как главных источников естественных символов. Как я уже сказал, процесс толкования заключается в столкновении двух разумов – аналитика и анализанда, а не в применении заранее сложившейся теории. Разум аналитика характеризуется рядом индивидуальных особенностей, число которых может быть таким же, как и у анализанда. Эти особенности несут на себе печать предубежденности, предвзятости. Недопустимо считать, что аналитик является суперменом лишь потому, что он доктор и владеет теорией и соответствующей техникой. Он может только воображать себя таковым, если полагает, что его теория и техника являются истиной в последней инстанции, способной охватить все психическое целиком. Но так как подобное предположение более чем сомнительно, то в действительности аналитик «суперменом» себя и не считает. Соответственно его будут одолевать тайные сомнения в принятии подобной установки, если он станет противопоставлять человеческой целостности анализанда свою теорию и технику (которые являются не более чем гипотезами) вместо своего чисто человеческого отношения. Только последнее представляет эквивалент личности его анализанда. Психологический опыт и знание есть не более чем профессиональные преимущества со стороны аналитика, которые не оставляют его в безопасности вне поля его деятельности. Он проверяется на «прочность» точно так же, как и анализанд.

Поскольку для систематического анализа снов необходима конфронтация двух индивидов, многое будет зависеть от сходства или различия установок аналитика. Если оба относятся к одному и тому же типу личности, то существует возможность длительного, благополучного, совместного плавания. Однако если один из них экстраверт, а другой – интроверт, то их противоположные установки могут привести к столкновению, особенно в том случае, если они не осознают, к какому типу относятся, или же считают, что их тип – единственно правильный. Такая ошибка вполне вероятна, поскольку то, что ценно для одного, лишено ценности в глазах другого. Один будет придерживаться взглядов большинства, а другой будет отвергать их именно по этой причине. Например, Фрейд рассматривал интровертный тип личности как болезненную погруженность в себя. Однако интроспекция и самопознание могут играть и весьма важную роль.

Экстраверсия и интроверсия – всего лишь одно из многих различий в человеческом поведении. Но именно оно довольно часто узнаваемо и очевидно. Изучая индивидов-экстравертов, например, довольно скоро можно обнаружить, что они во многих отношениях отличаются друг от друга, и экстравертность оказывается слишком поверхностной и общей характеристикой. Вот почему уже давно я пытаюсь найти некоторые другие основные характеристики, которые могли бы служить целям упорядочения явно безграничных колебаний человеческой индивидуальности.

Меня всегда поражал тот факт, что существует удивительно много людей, которые не стремятся размышлять, если этого можно избежать, хотя они отнюдь не глупы, и столь же значительное число тех, кто постоянно держит свой разум «в работе», но действует при этом поразительно глупым образом. Столь же удивительным для меня было обнаружить, что многие образованные и мыслящие люди живут так, словно они не научились пользоваться своими органами чувств (насколько это можно заметить). Они не замечают вещей перед своими глазами, не слышат слов, звучащих у них в ушах, не замечают предметов, которые трогают или пробуют на вкус. Некоторые живут, не замечая, не осознавая своего собственного тела. Есть и другие, которые, казалось бы, живут в странном режиме своего сознания, будто