Игра разума. Как Клод Шеннон изобрел информационный век - Джимми Сони

гроссмейстера, по поводу неверного представления людей о ведущих шахматистах и их подходе к игре: «Очень часто люди думают, что профессионалы предвидят все или почти все… что каждый шаг математически просчитан, вплоть до того, что ладейная пешка одного игрока проходит в ферзи раньше, чем пешка его противника, стоявшая рядом с конем. Все это, конечно, чистая фантазия. Лучше всего просчитывать возможные последствия на два шага вперед, но при этом пытаться вырабатывать комбинации по ходу».

Осваивая варианты каждой возможной позиции, компьютер, играющий в шахматы, будет тогда не просто выполнять функцию всесильного гроссмейстера, а всего лишь качественно иного типа игрока. По сути, человек и компьютер будут играть в две разные игры, сидя за одним столом.

Поэтому Шеннон предостерегал против того, чтобы программировать компьютеры так, чтобы они вели себя в точности как люди: «Это вовсе не означает, что мы должны выстраивать стратегию в соответствии с нашим собственным видением. Скорее, она должна совпадать с возможностями и недостатками компьютера. Компьютер силен своей скоростью и точностью и слаб в аналитических способностях и узнавании». Компьютеры следовало оценивать, исходя из их собственных сильных и слабых сторон, а не как «заменителей человека». То, что дальше следовало в его статье и что позднее Шеннон популяризирует в менее специализированной статье для журнала Scientific American, представляло собой ряд алгоритмов, которые можно было ввести в компьютер в виде программы – сценарий превращения машины в хорошего, если не сказать отличного игрока.

По общему признанию, это было обширное исследование: Шеннон изучал последствия каждого возможного шага; рассматривал подходы, применяющиеся в теории игр; описывал в общих чертах, как машина может справляться с оценочными шагами. В итоге он пришел к выводу, что компьютер можно запрограммировать, чтобы он идеально играл в шахматы, но такой исход будет крайне непрактичным. Это являлось, в некотором смысле, границей технологий того времени: если бы целью компьютера было просчитать все возможные ходы за себя и своего противника, то он не продвинул бы свою первую пешку, как просчитал Шеннон, в течение 1090 лет.

Статья Шеннона, посвященная компьютерным шахматам, как и его статья по теории информации, служила своеобразной программой действий для зарождающейся области знаний. Шеннон еще при жизни сможет увидеть результаты этих трудов. Он будет использовать машину в качестве шахматного игрока, заставив его взволнованную жену сделать следующий комментарий: «Клод окончательно помешался на этом». Но он пошел дальше: ответ Шеннона Мальзелю, как можно было бы это назвать, явился в виде машины, которую он сконструировал лично. Окончательно завершенная в 1949 году, она имела два названия – «Эндгейм» и «Кайссак» (в честь богини – покровительницы шахмат, Каиссы). Машина Шеннона могла оперировать только шестью шахматными фигурами и концентрироваться на заключительных ходах игры. Свыше 150 релейных переключателей было задействовано для расчета хода, что позволяло машине принимать решение за вполне приемлемые десять-пятнадцать секунд.

Упоминания об этой машине практически отсутствуют в официальных хрониках жизни Шеннона. Она хранится в музее МТИ и в памяти самых близких ему людей. На поверхности машины был выгравирован узор в виде шахматной доски. Как только компьютер определял верный ход, мигающие огоньки указывали пользователю его выбор.

Это был, по некоторым оценкам, первый в мире компьютер, играющий в шахматы. Этот эксперимент в очередной раз продемонстрировал склонность Шеннона конструировать своими руками то, что он поначалу замышлял на бумаге.

Для Шеннона и его статья о шахматах, и компьютер, играющий в шахматы, также давали ответы на вопросы экуменического характера. Как нам следует относиться к «мыслящим машинам»? Могут ли машины думать так, как мы? А хотим ли мы этого? Каковы плюсы и минусы искусственного интеллекта? Шеннон дал взвешенный ответ, из которого становится понятно, что сам он не пришел к каким-то четким заключениям: «С точки зрения бихевиоризма, машина действует так, как будто она способна мыслить. Считается, что умелая игра в шахматы требует способности мыслить логически. И если мы будем оценивать процесс мышления как атрибут сторонних действий, а не присущий системе, тогда можно смело утверждать, что машина, конечно же, думает».

Мысль о том, что машина никогда не сможет превзойти своего создателя, была «просто глупой логикой, ошибочной и некорректной».

Со временем Шеннон стал еще более позитивно настроен в отношении того, что искусственный мозг способен превзойти биологический. Пройдут десятки лет, прежде чем программисты сконструируют шахматный компьютер, играющий на гроссмейстерском уровне, базируясь на тех знаниях, что заложил Шеннон. Но он всегда знал, что такой исход неизбежен. Мысль о том, что машина никогда не сможет превзойти своего создателя, была «просто глупой логикой, ошибочной и некорректной». Он продолжал: «Вы можете создать вещь, которая будет умнее вас. Ум в этой игре частично основан на времени и скорости. Я могу построить нечто, что сможет оперировать гораздо быстрее моих нейронов». И в этом не было ничего мистического:

«Я считаю, что человек – это машина. Нет, я не шучу.

Я думаю, что человек – это машина очень сложного рода, отличного от компьютера, т. е. иной организации. Но ее легко воспроизвести – оно обладает примерно десятью миллиардами нервных клеток, или 1010 нейронов. И если вы смоделируете каждый из них с помощью электронного оборудования, получившаяся система будет работать, как человеческий мозг. Если вы возьмете голову [Бобби] Фишера и создадите ее модель, она будет играть, как Фишер».

25. Конструктивная неудовлетворенность

Шеннон почти не оставил после себя мемуаров. Но наиболее близкой к автобиографическим высказываниям можно назвать беседу, которую он провел в аудитории «Лабораторий Белла» в тот же год, когда Тесей был впервые представлен широкой публике. Как можно догадаться, это был тот откровенный разговор, который, не касаясь эпизодов биографии ученого или его частной жизни, был тем не менее важен для него и давал представление о работе его мысли. Лекция, которая называлась «Креативное мышление», стала фактически коротким семинаром, посвященным исследованию картины мира глазами гения уровня Шеннона.

В каком-то смысле на взгляд такого человека мир выглядит явно неравноценным. «Очень маленький процент населения вырабатывает большую часть важных идей, – начал Шеннон, показав в сторону графика распределения интеллекта. – Есть люди, которым выстрелишь одну идею, а они в итоге выдадут лишь половину. Есть другие, которые вырабатывают две идеи взамен одной полученной. Это люди, стоящие вне колена кривой». Он тут же быстро добавил, что не причисляет себя к аристократам интеллекта – он говорит лишь об избранном круге Ньютонов и Эйнштейнов. Находясь в аудитории, где собрались самые талантливые молодые ученые Америки, он, конечно же, не мог не