Изгнанник - Аллан Фолсом

17

Университет, Манчестера, Уитуорт-холл, воскресенье, 1 декабря, 16.10

«Завывает зима, а „предметы“ все еще дремлют и не дают о себе знать, — записал Мартен в своем дневнике. — Прошло уже восемь месяцев, и все еще никаких намеков на то, что замышлял Реймонд».

Николас Мартен приехал в Англию в апреле, так что к нынешнему дню минуло уже восемь месяцев, как он вращался в британском обществе, но правильно держать чашку с чаем он так до сих пор и не научился. Для любого иностранца строгие правила английского чаепития, совмещенные с необходимостью вести светскую беседу, представляли собой нелегкое испытание. Что касается сегодняшнего мероприятия, то оно проходило в помпезном Уитуорт-холле — несколько сотен высокопоставленных гостей, приглашенных на церемонию представления новому президенту университета, — и сама мысль об участии в нем не просто заставляла нервничать, а откровенно пугала Мартена, который больше всего желал дальше оставаться в тени. А ведь ему предстояло пожимать руки таким именитым личностям, как вице-президент университета, члены управляющего совета, деканы и профессора нескольких факультетов, видные представители местной элиты вроде епископа Манчестерского и почетного лорда-мэра.

В иных обстоятельствах Николас, возможно, не стал бы так волноваться из-за того, что не обладает достаточно изысканными манерами и светским блеском. Он мог бы, оставаясь на заднем плане, постараться провести это время с максимально возможным удовольствием, но в данном случае это было невозможно. На торжественную церемонию его пригласила Клем, и, как он узнал в самый последний момент, там же должен был присутствовать ее отец. Как ловко она устроила их встречу, ведь до сих пор ему успешно удавалось уклоняться от знакомства с именитым отцом. Во многом это оказывалось возможным благодаря тому, что пожилой джентльмен жил в Лондоне, а во время его кратковременных визитов в Манчестер у Мартена «случайно» возникали неотложные дела вроде подготовки к сдаче очередных зачетов в университете или поездки в Париж к Дэну Форду и Надин, которая несколько месяцев назад забеременела.

Не то чтобы Мартен сознательно избегал именитого лорда, просто ему казалось, что в данной ситуации это наиболее правильное решение. Даже не из-за огромной социальной пропасти, разделявшей их двоих, и не из-за противоречивых отзывов о характере старика, все дело в характере их отношений с Клем. Они были любовниками, но об этом не знал и не мог знать никто, кроме Ребекки, Дэна и Надин Форд. Романтические отношения между студентами и преподавателями в университете Манчестера были строго-настрого запрещены, поэтому Мартену и Клем приходилось держать свою связь в строжайшем секрете, что они и делали на протяжении последних восьми месяцев.

— Здравствуйте, сэр, — кивнул Мартен какой-то знакомой физиономии, попавшейся навстречу, и, балансируя блюдцем с чашкой чая, двинулся дальше по огромному, похожему на собор, залу, заполненному сейчас мужчинами в костюмах темнее, чем у него, и занимающих гораздо более высокое положение, чем он, скромный студент-первокурсник факультета ландшафтной архитектуры и дизайна.

Еще один глоток давно остывшего чая с молоком. От этой пакости Мартена уже тошнило. Он всегда был любителем кофе — черного и крепкого.

Николас огляделся, но не увидел ни Клем, ни ее отца. Какого черта он вообще здесь делает? Почему он должен переступать через себя? Ей-богу, он этого не знал!

Впрочем, нет, знал, и очень хорошо. Клем выудила у него обещание прийти на этот вечер с помощью откровенного шантажа. Это случилось около двенадцати ночи тремя днями раньше, во время очередного сеанса орального секса. Она внезапно остановилась, подняла голову и посмотрела на Мартена, который, весь в поту, буквально задыхался от наслаждения. Именно в этот момент, зажав в руке его пенис, похожий на раздувшееся эскимо, и держа его в дюйме от своих губ, Клем потребовала от него прийти в воскресенье в Уитуорт-холл. Что-то в ее взгляде и тоне подсказало Мартену, что, если он откажется, на оргазм можно не рассчитывать. Возбуждение его было столь велико, что ему было не до дискуссий, поэтому он моментально согласился.

Со стороны Клем это, конечно, было типичным свинством, но именно так проявлялось ее чувство юмора, которое он так любил в ней. Однако желание затащить его на церемонию выглядело вполне невинным: ей просто не хотелось скучать на протяжении трех или даже четырех часов в одиночестве в компании пожилых чопорных особ. Тогда Николас еще не знал, что на приеме должен присутствовать и ее отец.

— Добрый вечер, — кивнул он еще одному знакомому и снова стал высматривать Клем и ее отца в океане темных костюмов.

Что, если сбежать отсюда? Для этого нужно всего лишь поставить чашку с блюдцем на стол и как можно скорее найти выход. Оправдание можно придумать позже, а с папашей Клем познакомиться как-нибудь в другой раз, в отдаленном будущем. И плевать на то, что на улице шел проливной дождь — обычное явление для Манчестера. Плевать и на то, что у него нет плаща.

Сбоку от себя Мартен заметил стол. Он аккуратно поставил на него чашку, а затем стал искать глазами выход.

— Николас!

Его сердце провалилось в пятки. Опоздал! Они вошли через боковую дверь, теперь направлялись к нему через толпу приглашенных. Ошибки быть не могло — рядом с Клем шел ее отец. Лет шестидесяти с небольшим, высокий, с гордой осанкой, он был одет в безупречный твидовый костюм, сшитый в лучшем лондонском ателье, и выглядел так же, как на фотографии, стоявшей на тумбочке в спальне Клем. Аристократ высшей пробы, с острыми, словно вырезанными резцом скульптора, чертами лица, курчавыми седеющими волосами, угольно-черными глазами под кустистыми бровями.

«Ну ладно, — подумал Мартен, — сделай глубокий вдох, соберись и молись, чтобы все прошло безболезненно».

Он заметил в глазах женщины пляшущие искорки и понял: она воспринимает все происходящее как опасное, но в то же время дьявольски захватывающее приключение.

— Папа, позволь представить тебе…

Пожилой мужчина не дал дочери закончить.

— Значит, вы и есть мистер Мартен.

— Да, сэр.

— И вы учитесь на первом курсе университета.

— Да, сэр.

— На факультете ландшафтной архитектуры и дизайна.

— Да, сэр.

— Американец.

— Да, сэр.

— Как вы находите мою дочь в качестве преподавателя?

— Учиться у нее непросто, но очень интересно.

— Насколько я понимаю, время от времени она занимается с вами индивидуально?

— Да, сэр.

— Почему?

— Мне это необходимо.

— Вам это необходимо… А что вы подразумеваете под словом «это»?

Взгляд пожилого джентльмена, словно рентгеновский луч, просвечивал Мартена насквозь. Казалось, ему было известно все об их отношениях.

— Разумеется, консультации. В этой науке имеется множество терминов, процессов, подходов, которые мне, иностранцу, трудно понять самостоятельно.

— Вы знаете, как меня принято называть?

— Да, сэр. Лорд Престбери.

— Чему-то вы все же научились. — Он покосился на дочь и вдруг резко приказал: — Оставь нас наедине, Клементина.

— Я… — Клем удивленно и виновато посмотрела на Николаса, а затем перевела взгляд на отца. — Конечно, — сказала она и отошла.

— Мистер Мартен. — Роберт Родс Симпсон, граф Престбери, кавалер ордена Подвязки, пристально смотрел на него, затем произнес: — Пойдемте-ка со мной.

18

— Два стакана и мою бутылку, — скомандовал лорд Престбери пухлому румяному официанту, стоявшему за массивной дубовой стойкой.

Они находились в закрытом для посторонних кафе, расположенном где-то в недрах огромного здания — видимо, настолько закрытом, что в данный момент, кроме них, посетителей больше не было. Сейчас на столике перед ними стояли два стакана и бутылка какого-то особенного виски.

У Мартена не было сомнений относительно того, зачем они сюда пришли. Лорд Престбери знал об их отношениях, кипел от гнева и намеревался положить им конец здесь и сейчас. Если Николас попытается возражать, граф может пригрозить ему исключением из университета. У Николаса Мартена не было ни титулов, ни состояния, и, хуже всего, он был американцем.

— Наконец-то мне удалось встретиться с вами.

Отец леди Клем налил себе и Николасу виски — примерно треть стакана, а затем посмотрел в глаза сидевшему напротив него молодому человеку.

— Меня нередко упрекают в резкости. Но это лишь потому, что я привык говорить то, что думаю. Такой уж я человек и другим не буду, даже если бы мог. — Лорд Престбери взял стакан, осушил его одним глотком, а затем вновь уставился на своего собеседника. — Именно поэтому я хочу задать вам несколько прямых и откровенных вопросов.