Рихард Зорге - Подвиг и трагедия разведчика - Сергей Голяков

— Им об этом стыдно говорить, — усмехнулся Отт. — Под большим секретом я недавно узнал от Доихары, что здесь, в Токио, уже давно действует неопознанный передатчик. Кроме того, кемпэйтай установил утечку информации из исследовательского отдела концерна Южно-Маньчжурской железной дороги. Этому концерну доверил какую-то секретную информацию штаб военно-морского флота. Их контрразведка буквально сбилась с ног. Полковник Номура заработал на этом деле инфаркт. Секретная служба считает, что в Токио работает крупная разведывательная группа. И неизвестно чья…

— Обычная японская шпиономания, — махнул рукой Рихард. — Убежден, что они принимают за разведчиков своих же радиолюбителей. В наше время хоть отбавляй любителей поболтать в эфире. Недавно мне кто-то рассказывал об одном таком полоумном из Гамбурга. Он собрал передатчик и ночи напролет слал в эфир одно и то же послание: три восьмерки. На языке радиолюбителей это означает: "Я вас люблю". Беднягу сцапало гестапо. Ну и вытрясли из него душу. А он оказался шизофреником, с манией величия: решил объясниться в любви всему миру. Его упрятали за решетку по обвинению в симпатиях к коммунистам. Ведь те могли принять его слова на свой счет…

— Вы неисправимый юморист, Рихард! — захохотал Отт. — Но японцы убеждены: что-то нечисто. Правда, других данных, кроме работы передатчика и малоосязаемой "утечки информации", у них пока нет. Однако и этого вполне достаточно. Придется отправить "Сименсу" письмо: надо же помочь "братьям по оружию".

— Отправляйте, господин посол, — с иронией посоветовал Рихард, а сам подумал: предупредить Клаузена о пеленгаторах, а Ходзуми Одзаки — об утечке: это он, сотрудничая в ЮМЖД, добывал в концерне секретную информацию.

* * *

Весной 1935 года посол Японии в Берлине Осима и Риббентроп начали переговоры о германо-японском союзе. В августе 1936 года кабинет Коки Хироты сформулировал декларацию о "национальной политике". В отношении СССР суть ее состояла в следующем: Япония "должна была стремиться уничтожить русскую угрозу на севере" (цитаты из декларации о "национальной политике", попавшей в руки союзных держав). Особое внимание должно было уделяться упрочению военной мощи Кореи и Маньчжурии, чтобы Япония могла "нанести удар русским в самом начале войны".

"Изучение этой декларации… показывало намерение напасть на Советский Союз с целью захвата части его территории", — говорилось в резюме Военного трибунала.

Переговоры Осимы и Риббентропа быстро пришли к успешному концу, и 25 ноября 1936 года Япония и Германия подписали так называемый "антикоминтерновский пакт", к которому через год присоединилась и Италия. Опубликовали только ту часть пакта, где говорилось о том, что стороны будут информировать друг друга о деятельности Коммунистического интернационала и принимать необходимые меры обороны. Однако к пакту было приложено секретное соглашение, захваченное союзниками после окончания Второй мировой войны. Соглашение было оглашено потом обвинением на Токийском процессе. Интересна оценка, которая дана в приговоре этому антикоммунистическому дипломатическому документу:

"Как было указано бывшим государственным секретарем Соединенных Штатов Корделлом Хэллом, "хотя пакт внешне был заключен для самообороны против коммунизма, фактически он являлся подготовительным шагом для дальнейших мер насильственной экспансии со стороны разбойничьих государств".

Пакт в первую очередь был направлен против СССР.

Подтверждением такого вывода может служить, например, оглашенная трибуналом телеграмма тогдашнего японского посла в Германии Мусянокодзи в Японию, министру иностранных дел. Текст ее был согласован с самим Риббентропом: "Твердо убежден, что только вышеупомянутое секретное соглашение (к "антикоминтерновскому пакту". — Авт.) будет решающим для будущей политики Германии в отношении СССР".

А министр иностранных дел Арита, выступая на заседании Тайного совета Японской империи, утвердившего этот пакт 25 ноября 1936 года, заявил: "Отныне Советская Россия должна понимать, что ей приходится стоять лицом к лицу с Германией и Японией".

Советское правительство и его дипломатия поняли это правильно и своевременно. По поводу "антикоминтерновского пакта" нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов сказал:

"Люди сведущие отказываются верить, что для составления опубликованных двух куцых статей японо-германского соглашения необходимо было вести эти переговоры в течение пятнадцати месяцев и чтобы вести эти переговоры надо было поручить с японской стороны генералу (Осима. — Авт.), а с германской "сверхдипломату" (Риббентроп. — Авт.)… Все это свидетельствует о том, что "антикоминтерновский пакт" фактически является тайным соглашением, направленным против Советского Союза… Не выиграет так же репутация искренности японского правительства, заверившего нас в своем стремлении к установлению мирных отношений с Советским Союзом…".

В официальном заявлении японского Министерства иностранных дел, опубликованном в прессе, отрицалось существование каких бы то ни было секретных статей, приложенных к пакту: соглашение-де не направлено против Советского Союза или какой-либо другой отдельной страны.

За всеми переговорами об "антикоминтерновском пакте" чувствовались режиссерская рука и дипломатический почерк Ёсукэ Мацуоки…

Американский обвинитель Тавеннер на Токийском процессе огласил подлинник записи первой беседы между только что назначенным министром иностранных дел и колоний Мацуоки (Ёсукэ Мацуока был официальным чиновником Южно-Маньчжурской железной дороги) и германским послом в Токио генералом Оттом. Беседа эта происходила 1 августа 1940 года. Процитируем отрывок из нее. "Я считаю, — говорил Мацуока, — что фюрер Гитлер и немецкий министр иностранных дел должны знать так же хорошо, как ваше превосходительство, что я являюсь одним из инициаторов японо-германского "антикоминтерновского пакта".

Военный атташе, а затем посол в Берлине генерал Хироси Осима (осужден к пожизненному заключению) приверженец тесного японо-германского союза, поклонник Гитлера и его политики и враг Советского государства, в августе 1939 года получил чувствительный удар: Риббентроп, с которым Осима был в дружеских отношениях, незадолго до своей поездки в Москву предупредил его о возможности соглашения Германии с СССР… Прошло несколько дней, и советско-германский пакт о ненападении стал реальностью. Генерал Осима был потрясен, так же как и все японское правительство, для которого такое соглашение явилось полной неожиданностью. В статье второй секретного соглашения при "антикоминтерновском пакте" было записано, что "Высокие Договаривающиеся Стороны не будут заключать без взаимного соглашения никаких политических договоров с Союзом Советских Социалистических Республик, которые не соответствуют духу настоящего соглашения". И вдруг такой коварный удар!

26 августа 1939 года японский министр иностранных дел Арита поручил Осиме передать германскому правительству, что японское правительство рассматривает пакт о ненападении и договор, который недавно был заключен между германским правительством и правительством Союза Советских Социалистических Республик как противоречащие секретному соглашению, приложенному к "антикоминтерновскому пакту".

Однако Хироси Осима поступил наперекор собственному правительству. Он вручил протест не 26 августа, а только 18 сентября 1939 года. Дата была выбрана не случайно: вермахт как раз успешно закончил польскую кампанию, и Осиме было чем "подсластить пилюлю". По докладной записке статс-секретаря германского Министерства иностранных дел фон Вейцзекера, события развернулись следующим образом:

"Сегодня японский посол поздравил нас с успехами польской кампании. Затем, чувствуя себя несколько неловко, он вынул бумагу, датированную 26 августа, и сказал: "Как вам известно, в конце августа я отказался выразить резкий протест, как мне это поручило сделать японское правительство. Но я не мог действовать наперекор этому предписанию, поэтому я только телеграфировал, что последовал приказу, и ждал конца польской кампании. Я полагал, что этот шаг тогда не был так важен…".

Такое поведение посла по отношению к своему правительству — случай весьма редкий в истории дипломатии. Но единомышленник Мацуоки был послом особого рода: один из обвинителей на процессе сказал, что Осима был больше нацистом, чем японцем.

28 августа 1939 года было опубликовано заявление кабинета Хиранумы об отставке. В нем, в частности, говорилось: "Поскольку в Европе создалась новая, сложная и запутанная обстановка… возникла необходимость в отказе от прежней политики и выработке нового политического курса… Именно в тот момент первоочередной задачей стал поворот в политике и обновление состава кабинета".