Толковая Библия. Том 6 - Александр Лопухин

13

Гул землетрясения (рус. пер.: "сильного грома", ср. 12 ст.) соединялся (отсюда вторичное упоминание о нем в этом стихе) с шумом крыльев и колес у животных видения, не заглушая очевидно последнего, как не менее сильного. Вместе с силою этот оглушительный шум отличался стройностью, так как исходил от соприкасающихся (слав. пер.: "скриляющихся") крыльев и строго согласованных с ними в движениях колес, что говорило об удалении Славы Господней (ср. X:16, 19; XLIII:2). LXX начинают стих, с так по-видимому не идущего сюда, "видех" (т. е. "глас"), но хорошо подтверждаемого Исх. XX:18; Откр I:12, которое, как непонятное, легко могло выпасть из текста.

14

"И дух поднял меня и взял меня. И шел я". Нельзя доказать, что это было чудесное перенесение пророка ветром по воздуху. Кроме странности такого предположения, ему противоречит в данном случае и выражение: "я шел"; пророк, следовательно, шел в собственном смысле, но шел объятый духом. Здесь очевидно разумеется то получудесное, полуестественное переведение с места на место, которому подвергались и другие пророки: Илия (3 Цар. XVIII:12), Елисей (4 Цар. II:11) и даже апостолы (Деян. VIII:39). В чем состояло оно, трудно сказать. Это необыкновенное путешествие пророк совершал "в огорчении, со встревоженным духом"; причем то особенное состояние, в котором он был при видении, еще не прошло: "рука Господня была крепко на мне". "Со встревоженным духом", в евр. "хамат" άταξ κεγόμενον; правильнее переводят его: "в раздражении". Огорчение и раздражение пророка, обыкновенно думают, вызывалось нечестием Израиля. Но это нечестие едва ли для него обнаружилось лишь во время бывшего видения. Посему может быть справедливее объяснять огорчение и раздражение пророка сознавания тяжести предстоящего ему дела и возмущением против сего его человеческой природы; ср. восклицание Иеремии: "не буду пророчествовать". После призвания к пророчеству мысли одна другой тяжелее должны были являться у Иезекииля: он преемник Илии, Исаии, Иеремии, продолжатель дела их; но можно ли продолжать дело почти погибшее? чего достигли эти великие ревнители Славы Божией своими неимоверными трудами? стал ли Израиль лучше? "они упорны, как отцы их, до сего дня", сказал об Израиле Сам Господь, пославший его. Недаром для выступления на общественное служение пророку потребовалось еще два откровения, два призвания (III:16 и д. и III:22 и д.). LXX боялись усматривать здесь мысль о каком-либо огорчении и возбуждении: первое понятие они передают "вознесен", μετέωρος, т. е. шел полуподнят в воздухе (?), д. б. читая "рам" вместо "мар" (Ватик. код. опускает); а второе — "во устремлении, ορμη̃, духа моего", т. е. с сильной ревностью к проповеди.

15

"Тел-Авив" не был первоначальным местом жительства пророка до видения, ибо он говорит, что пришел туда, а не возвратился, хотя это селение тоже находилось на реке Ховар, т. е. в области, бассейне ее. Вероятно, в области р. Ховар это была более значительная иудейская колония, в которой было сосредоточено местное иудейское управление, судя по тому, что там находим "старейшин Иудиных" (VIII:1; XIV:1). Без сомнения, такое значение этого города или колонии и было причиной, почему Иезекииль по вообще полученному повелению "идти к переселенцам" не начал проповеди с места, на котором он жил, и где он тоже находился "среди пленников" (I:1), а отправляется для этой цели в Тел-Авив, как Амос из Фекои после своего призвания пошел в Вифлеем, а Иеремия из Анафофа в Иерусалим. Что касается названия и местоположения Тел-Авива, то установлено, что в Ассирии, Месопотамии и Сирии было много местностей и городов с предъименем Тел (Езд. II:59 и Неем. VII:61) называют возвратившихся в Иудею пленников из Телмелаха и Телхарши, кроме того известны Тел-Бирте, Тел-Базер, Тел-Еда и др. "Тел" по-арамейски значит "холм", соответствует ассирийскому "тиллу", ср. араб. "тал" — "куча" "груда". Особенно часто это название прилагается к грудам кирпича, которые так часто встречаются в развалинах Вавилонии. Вторая же составная часть этого названия "Авив" уже чисто-еврейское слово и значит "колос". Следовательно, все название будет значить "холм или груда колосьев" (блаж. Иероним), каковое название могло бы говорить о плодородии места. Но соединение в названии арамейско-вавилонского слова с евр. подозрительно; по-вавилонски же "колос" — "субулту", а слова "авив" совсем нет в вавилон. языке. И невероятно (думает Кречмар), чтобы иудейские пленники поселены были на плодородных местах (замечательно, что Пешито переводит "Тел-Авив" — "холм скорби"), а скорее на громадных местностях с песчаными заносами, которые назывались "тил-абуби" и которые развеяны по всей Вавилонии; на одном из таких безымянных заносов практичный Навуходоносор мог поселить главную массу евреев, чтобы они могли культивировать его; и название его стало впоследствии собственным именем, гебраизовавшись или измененное с намерением, так как позднейшие иудеи могли льстить себя мыслью, что языческий царь Навуходоносор, привлекший к своему двору мудрого Даниила, дал в жилище его собратьям лучший кусок земли, как некогда фараон братьям Иосифа. Созвучный с Тел-Авивом древний город Таллаба 37' широты и 54' долготы слишком на севере для Иезекиилева Тел-Авива и не отвечает установленному в объяснении I:1 положению Ховара, а соответствует прежде допускавшемуся тожеству Иезекиилева Ховара с одним из притоков Евфрата у Кархемыша. LXX не считали слово "Тел-Авив" собственным именем, названием города (вероятно потому что оно стоит без предлога, что действительно странно и шероховато) и перевели "вознесен (от "тала" — "висеть", т. е. пришел к пленникам носимый духов) и обыдох" (читая вместо "авив" д. б. близкое по начертание "асов" или "савив", т. е. обошел живущих на Ховаре). — "И остановился там, где они жили". Трудно объяснимая прибавка, особенно в том виде, какой она имеет в евр. т. "которые жили там" греч. τούς όντας εκει̃. Может быть, ближайшее определение к "живущим на Ховаре" (там, т. е. в Тел-Авиве). А в том смысле, какой дает ему рус. перевод, это выражение может значить, по-видимому, только, что пророк пришел не вообще в Тел-Авив, а к тому месту его, где жили иудейские пленники; но рус пер., как и слав., читают вместо евр. "ваешер" "и которые" — "вайешев" "и сел", "седох", т. е. остановился. — "Провел среди них семь дней в изумлении". "В изумлении", по евр. "машмим", что иначе переводится "в печали" (Езд. IX:3, 4; Дан VIII:27). Изумление разумеется от видения; печаль же могла происходить от одной из указанных в объяснении 14 ст. причин. Другие тоже слово переводят: "в молчании" (Бертолет), "в беспамятстве и оглушении" (Кречмар), то и другое от видения (т.о. Иезекииль только медленно приходит в себя от состояния, в которое он приведен видением). LXX это редкое слово переводят: αναστρεφόμενος, "ходя", т. е. пророк 7 дней ходил между пленниками, может быть знакомясь с ними и изучая будущее поле своей деятельности. В этом состоянии, каково бы оно ни было, пророк провел 7 дней: у евреев время торжественной скорби продолжалось 7 суток (Иов II:13; Быт. ХL:10 и мн. др.); вообще 7 — символическое число, которое прилагается к делам Божиим; а для Иезекииля, как священника, оно имело особое значение по богослужебному применению, например, в отношении обрядовой чистоты, посвящения (Исх. ХХIX:29; Лев. VIII:33; ср. Иез. XXXIX:9, 12, 14). О прибытии пророка в Тел-Авив не могли не узнать его жители (на это указывает замечание "среди них" и чтение LXX: "ходя посреди их"); странным душевным состоянием и видом своим, а может быть и упорным молчанием о происшедшем с ним (о Ховарском видении не замечено, как о других, что оно было тотчас рассказано пророком кому-либо), Иезекииль должен был возбудить удивление и любопытство; а это подготовляло в душах народа почву для восприятия будущих речей пророка.

16-21

Новое откровение пророку, может быть в форме внутреннего голоса Божия, а не извне слышанного, как во время видения (что видно из II:1-2), касалось ближайших задач его пророческой деятельности — по отношению к современникам, тогда как во время призвания указаны были более широкие задачи — по отношение ко всему "дому Израилеву". Бывшее через 7 дней после видения и призвания, это откровение пророку могло быть ответом Божиим на размышления пророка о том, как же ему приступить к своему тяжелому служению, с чего начать. Нужно начинать не с народа, как целого, а с отдельных личностей — с закоренелых грешников и колеблющихся праведников. Народ, как целый, можно было рассматривать (пока) как погибший и нужно было спасать по крайней мере отдельных лиц. Вместе с тем откровение успокаивало пророка на счет бывшей по крайней мере для него очевидною безуспешности его будущей деятельности: если своими обличениями он и не спасет обличаемых, то спасет по крайней мере свою душу; молчание же его погубит и согрешающих, и его.