Золотой вепрь - Владислав Русанов

– Арбалеты готовь! – прозвучал слабый, но решительный голос Кулака. Он быстро сориентировался. – Халль, Лопата и Вензольо – коневоды! Остальные – к бою!

Всадники быстро спешились, передали поводья коневодам. Торопливо зарядили самострелы, выстроились в линию, беря под прицел гомонящую толпу.

Сам Кулак выехал вперед. Ноздри его коня почти уперлись в спину великану. Тот обернулся, глянул равнодушно.

– Братцы! – Кондотьер вроде бы и не повышал особо голос, но его услышали. Насторожились, притихли. – Братцы! Мужички! Кому шумим?

– Не замай! – убежденно ответил сутулый, но плечистый гобл с рогатиной в руках. – Мы в своем праве!

– Да кто ж спорит?

– Вот и езжай своей дорогой!

– А мне дорога – туда! – Кулак махнул на северо-запад.

– Тю! Ты дурной или как? Там же остроухие!

– Ну, так не всем же от них бегать?

Кондотьер подбоченился, кинул ладонь на рукоять фальчиона.

В толпе заржали. Но как-то опасливо, неубедительно.

– А ты видал, что они творят? – Сутулый нахмурился, перехватил рогатину. – Как кишки людские на ветках развешивают? Как палят целыми деревнями? Как соплякам своим дают стрелять по бабам с детишками? Для учебы, значится…

– Кто бежит, того и догоняют, – убежденно ответил Кулак. – Кто подставляет голову, того и бьют.

– А кто задницу, того… – выкрикнул растрепанный мужичок с масляными глазенками. Но сосед – кузнец, скорее всего, судя по припаленной бороде, – зло ткнул его локтем в бок. Растрепанный охнул и замолчал.

– Вона, армия их не сдержала, а ты говоришь! – завизжала румяная молодка с грудным младенцем на руках.

– Да чего с ним говорить, когда у него за спиной остроухий прячется! – подбавила жару костлявая старуха в очипке.[41]

Мужики заволновались:

– Где?

– Что?!

– Какой остроухий?

– Откудова взялся?

– И вправду…

Кир прочитал на лицах людей страх, смешанный с ненавистью. А Белый и не думал прятаться. Напротив, он гордо подбоченился, выставляя напоказ жесткий гребень волос. Вытащил из колчана полдюжины стрел, воткнул их в землю перед собой. Будто бы пригласил: ну, давайте, кто первый?

– Бей остроухого! – заревел кузнец и, расталкивая людей, двинулся вперед.

– Осади, дядя! – хмуро предупредил его Кольцо. Повел арбалетом. – Болт, он не птичка, лопни мои глаза. Вылетит – не поймаешь.

– Так вы супротив людей, да? – осведомился сутулый. – Вы, значится, за остроухих?

– Ой, дурной ты, братец… – протянула Пустельга. – Как до этих лет дожил?

– Да чего с ними разговаривать?!! – напирали задние. – Бей! Лупи их! Всем миром лупи!

Тьялец оглянулся на товарищей. Наемники изготовились к драке. Вроде бы и не напоказ, а каждый мог выстрелить из арбалета, а после, не тратя времени на перезаряжание, сойтись с толпой в рукопашную. Даже студент ослабил петлю, в которой возил шестопер Черепа.

– Не боишь, Малыш! – усмехнулся Почечуй. – Мы их… энтого… враж ражгоним.

– Не бойцы. Гречкосеи несчастные, – в тон ему добавил, кивая, Витторино.

Вдруг между напирающей толпой, грозящей смести с моста великана, и редкой цепью наемников выскочил тот самый мужик в линялом гугеле, что недавно предлагал северянину свою помощь.

– Стойте, братья! Погодите, народ честной!

Удивились все – и гоблы, и наемники. И даже уроженец Гронда.

Мужичок ткнул пальцем в Кулака:

– Вы чего это, а? Не узнали? Это же Однорукий!

– Чего? – закричала румяная молодка. – Какой такой однорукий? Может одноногий еще?

Но ее не слушали. Гоблы завороженно глядели на кондотьера.

– Ты гляди! А ведь, выходит, правда! – негромко проговорил кто-то.

– Живой, получается… – покачал головой сутулый.

– Ты руку покажи! – потребовал кузнец. Самый недоверчивый. Такой не поверит, пока не пощупает.

– Показать? – окинул взглядом толпу Кулак.

– А то?! Конечно! Показывай давай!

– Ну, ладно.

Седобородый кондотьер медленно стянул перчатку с правой руки. Кир выпучил глаза. Он думал, что там скрывается просто болванка, похожая по форме на кулак и предплечье. Нет. Из рукава выглядывало самое настоящее запястье, за ним ладонь и сжатые пальцы. Но только все стальное. Из благородной темно-серой стали, начищенное и ухоженное.

– Ты гляди… – открыл рот кузнец. – Правда!

– Слава Однорукому! – надсаживая глотку заорал сутулый. Его крик подхватил любитель соленых шуточек, подкинул вверх шапку.

– Слава! Слава!!! – толпа ревела и бесновалась от восторга точно так же, как совсем недавно от ярости. – Однорукий тут! Победа с нами!!!

Кулак заставил коня выйти еще на пару шагов вперед. Наклонился к людям:

– Ну, теперь-то вы мне верите?

– Да!

– Да!!

– Верим!!!!

– Тогда живо к своим повозкам! – вдруг жестко прикрикнул на них кондотьер. – Затор мы разберем! Сами! И чтоб ни одна живая душа!!! Понятно?

Повторять два раза не пришлось. Гоблы расходились в полном восторге, будто побывали при втором сошествии Триединого на землю, о котором так часто любили рассказывать жрецы.

Глава 14

Почечуй поковырял в котле ложкой с длинным черенком. Принюхался. Зачерпнул, поднес кашу к губам.

– Пробуй, не бойся! – подбодрил его Кольцо. – Жрать охота, лопни мои глаза!

– Не учи отца… энтого… детей штрогать! – сварливо отозвался коморник. Подул на ложку, опасливо попробовал. – А кажись, ничего… энтого.

– Кто бы сомневался? – ухмыльнулась Пустельга. – Великана позовем, а, Кулак?

– Почему же не позвать? – Кондотьер приподнялся на локте. – Малыш! Сходи.

Кир поднялся, гася внезапно нахлынувшее раздражение. А почему, собственно, он? Нельзя кого-нибудь из студентов послать? Он здорово злился, оттого что в отряде присутствуют теперь уже не один, а двое студентов, замешанных в той злосчастной драке. Правда, утешает, что Антоло, кажется, ненавидит каматийца. Когда они успели перегрызться?

– Я с тобой! – вскочил Халль.

– Пошли, – кивнул тьялец. Что ж, в этом возрасте он тоже ловил бы любую возможность оказаться поближе к великану, чье существование казалось сказочным.

Они вышли из освещенного костром круга.

Чуть в стороне преступали с ноги на ногу стреноженные кони, которых охраняли Витторино и Лопата. В полусотне шагов чернела повозка, которую с большим трудом, поспев лишь к вечерним сумеркам, стащили с моста. Костерок, разведенный семейством Шемяка, подсвечивал лишь ее контур, создавая впечатление таинственности. Будто и не обычная телега, а волшебный предмет, озаренный отблесками Силы.

Повозка застряла очень серьезно, как сказал кондотьер. Одно колесо заклинило между бревнами настила, а второе едва не соскочило с моста – держалось на честном слове, что называется. О такой устойчивости говорят – воробей на краешек сядет, и пожалуйста. Сначала из нее вытащили все мешки и корзины, сложили их на берегу под бдительным оком жены Шемяка. Потом взялись за саму телегу. И тут, положа руку на сердце, если бы не великан, наемники и крестьяне не справились бы. Северянин работал за четверых, что не мудрено при его телесной мощи.