Гильдия Злодеев. Том 1 - Дмитрий Ра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Римус, в Аббатство всё равно придется отправиться. Пробуждение в таком возрасте очень опасно. Эфир будет сжирать тело изнутри, пока вы не научитесь им пользоваться. Придворный маг вашего отца готовил вас к пробуждению до двенадцати лет. Вы что-то знали, но теперь забыли.
Блин, серьезно? Всё так плохо? Но я же ничего не чувствую. Ничто меня не сжирает. Потираю подбородок двумя пальцами:
— А почему надо идти так далеко? Нельзя обратиться к этому магу? Или я уже недостоин такой чести?
— Придворный маг служит Дому Галленов. Вы больше не состоите в нем.
— А других таких магов нигде нет, что ли?
— Нет. Вам могут помочь либо придворные маги влиятельных Домов, либо учителя Академии Эфира в Аббатстве.
Костя хрюкает:
— Добрый рыцарь почти прав, мастер. Если вы не официальный маг, значит — тёмный. Злой подонок, которого нужно сжечь до того, как он натворит дел. После пробуждения любой маг почувствует в вас необузданную силу эфира, которая со временем будет только разрастаться, сжигая изнутри. Советую таким умникам сразу говорить, что вы держите путь в Академию.
Торн кивает:
— Это правда, Римус. А я буду вашим сопровождающим. Если повезёт — обойдется без сложностей.
— А что насчет моей родовой печати? Меня всё еще можно по ней выследить?
Торн качает головой:
— Отец вычеркнул вас из родовой книги.
— И-и-и это зана-а-ачит?
— Придворный маг развеял плетение печати. Ваше участие для этого не нужно.
Костя как-то странно притихает, посвистывая непонятную мелодию.
Призадумываюсь. Не нравится мне всё это... Но еще больше мне не нравится, что я какая-то тикающая бомба? Отложения эфира, блин. Не помню такого в книге. Надо будет изучить ее внимательнее. А то только пролистал.
— Сколько у меня осталось времени?
— Я не знаю, Римус. Я никогда не сталкивался с таким поздним пробуждением. Но знаю, что чем позднее это происходит, тем опаснее.
Обиженная на весь белый свет Иона понимает, что на нее больше не обращают внимания, уходит в дальний угол пещеры, ложится прямо на камень, закидывает руки за голову:
— С вами все понятно. Проваливайте уже и дайте поспать. А, и еще... Римус, у меня вода кончается. Да и вообще, если ты не полный говнюк, то, может, выдашь мне что-нибудь для нормального рабства? Одежду, матрац, вино! Особенно вино! Кончается же!
К сведению принимаю, но делаю вид, что все еще не обращаю на нее внимания. А то больно наглая.
Костя буквально щелкает челюстью:
— Мастер, а вы ничего не забыли? В Академию они собрались. Скажи ему, добрый рыцарь.
Вопросительно смотрю на посмурневшего Торна:
— Римус, обучение в Академии стоит огромных денег.
Вот тут я совсем выпадаю в осадок:
— В смысле? Разве они не заинтересованы, чтобы я не взорвался или типа того? Что за ерунда? Если у меня денег нет, то сразу на костёр, что ли?
— Если вы не испортили себя тёмной магией и не прячетесь от Аббатства, то не на костер. Не сразу, по крайней мере.
— А я разве еще не испортил?
— Добрый рыцарь, не говори ему! Запрещаю!
Торн игнорирует:
— Вы же не практиковали энтропию?
— Я вообще ничего не практиковал.
— Тогда вас отправят в лагерь бракованных.
На моем лице проступает недоумение. Какой еще лагерь? Звучит не очень. Немецкие нацисты тоже по лагерям отправляли — ничем хорошим это не закончилось. Не хочу.
— Ерунда какая-то. Если я родился нищим магом, то у меня выбор либо на костер, либо насильно в какой-то лагерь? Почему нельзя, не знаю, обучить меня бесплатно и взять на государственную службу?
Голос Кости заметно веселеет:
— Поздравляю, мастер. Вы столкнулись со «справедливостью». Не разочаровывайте меня. Обучение голубокровых стоит больших денег, и это подчеркивает особенность магов. А кто из влиятельных мира сего захочет платить, если черни это достается бесплатно? Да и где-то же нужно брать магов для научных изысканий, ритуалов, препарирования и экспериментов.
Встревает Торн:
— Не слышал, чтобы в лагере таким занимались.
— Еще один святой простак. Конечно же, ты не слышал. Вы, людишки, ничего не слышите, когда дело доходит до ваших грязных панталонов. Разбросали по всему миру лагеря, но при этом главный злодей я со своим анклавом. Короче, мастер, если вы не наберете за пару месяцев кругленькую сумму, то в лагере вам понравится. Там очень любят таких... особенных.
Я как-то совсем скисаю. Вот тебе и свобода. Думал, бизнесом займусь, найду пару камней первозданного, научу местных рэкету, а тут на тебе. Спрашиваю у пустоты:
— И сколько стоит... такое обучение?
Торн смотрит на свою ладонь, трёт:
— Много, Римус. Очень много. Эйр Галлен с детства оплачивает обучение только вашему брату Легдану. Сестрами до последнего занимался придворный маг. В Академию их отправят только в этом году.
— Хоть примерную сумму можешь сказать?
— Тяжело. Думаю, от трех до десяти тысяч золотых.
Присвистываю. Да я такие деньги лет через двадцать заработаю. И то, если сильно повезет.
— Неужели нет других Академий? Подешевле? Что, на весь мир одна? Откуда тогда у Стилета аж три мага какой-то там ступени? Он обычный бандит.
Уголок губ Торна невесело приподнимается:
— Разорившиеся Дома, вычеркнутые из родовой книги родственники, беглые сыновья влиятельных купцов. Но вы правы. Если девочка не врёт, то это большая редкость, чтобы в шайке головорезов встречались маги. Особенно трое.
— Я не вру! Сама их видела!
Костя возмущается:
— Мастер, ну хватит тупить. Вы уже должны были понять, как всё устроено. Только богатой и влиятельной части мира разрешено быть магами, хоть открыто об этом и не говорят. Остальные — мусор для экспериментов. Представьте, если бы каждый болван мог силой мысли сжечь целый город. Проплаченное всем миром Аббатство следит за тем, чтобы никто и никогда не открыл другое учебное учреждение. Особенно доступное простым смертным.
Перевожу взгляд на череп. Смотрю на него очень пристально:
— Мне точно стоит туда идти? Сам сказал, что я особенный.
Какое-то время череп молчит. Видимо, решает, стоит ли как-то подсказывать мне про чёрный эфир. Боюсь, что в этой Академии такой цвет может не понравиться «учёному совету». Краем глаза посматриваю на Торна — он моего вопроса черепу, похоже, не понимает. Считает, что я имею в виду «потерю памяти», а не цвет своего эфира.
Наконец