Товарищ 'Чума' - lanpirot

[7] Абсолю́т, абсолю́тное (лат. absolutus — безусловный, неограниченный, безотносительный, совершенный) — первооснова мира, первоначало всего Сущего, вечное и неизменное, которое понимается единым, всеобщим, безначальным, бесконечным и в свою очередь противостоит всякому относительному и обусловленному Бытию.

[8] Откровение ап. Иоанна Богослова, Глава 5, стих 1.

[9] Евангелие от Иоанна, глава 14, стих 9.

[10] Откровение ап. Иоанна Богослова, Глава 6, стихи 1,2.

Эпилог

Обер-лейтенант Хельмут Штольц шёл по абсолютно пустынным и совершенно обезлюдевшим улицам Тарасовки, постепенно погружаясь в дикий и первозданный ужас. Такой жути он не мог представить себе даже в самых кошмарных снах. Все его сослуживцы, еще вчера здоровые и жизнерадостные, сегодня превратились в отвратительные смердящие трупы, взглянуть на которые без содрогания он просто нет мог.

Обезображенными трупами победоносных солдат фюрера была завалена вся деревня, жители которой куда-то исчезли. Только трупы полицаев, униженно прислуживающие победоносным войскам вермахта, попадались ему на пути время от времени. Их скрюченные в посмертных конвульсиях тела были такими же обезображенными, как и останки немцев.

Что здесь могло случиться, Хельмут даже не мог себе представить. Его рассудок, пребывающий в полной прострации, находился в тяжёлом ступоре. Такое с ним случалось только раз в жизни, когда его подразделение попало в настоящий котел, грамотно выстроенный русскими комиссарами.

В тот день его рота лишились более половины своей штатной численности, а также своего командира — гауптмана Беккера. Вырваться из котла удалось лишь счастливчикам, в числе которых находился и Хельмут, носивший на своих плечах «пустые» погоны лейтенанта.

После небольшого отдыха и укомплектования потрепанного подразделения Хельмута необстрелянными новичками, Штольц получил ромбовидную звезду на погон обер-лейтенанта и должность заместителя командира роты. На этот же раз никого живого из его роты не осталось совсем.

— Das ist eine Art Wahnsinn! — нервно выкрикнул обер-лейтенант, остановившись у большого скопления мертвых тел, валяющихся на земле сплошь со спущенными штанами. — Und dieser widerliche Geruch…

[Это какое-то безумие! И эта отвратительная вонь…(нем.)]

— Согласен, Хельмут, — ответил Штольцу стоявший рядом майор Зигмунд Кранке — командир роты «охотников», наконец-то прибывшей в Тарасовку в полном составе. — Такого дерьма я еще не встречал, хотя в жизни повидал всякого.

Именно за ягдкомандой майора Кранке и отправился обер-лейтенант Штольц в штаб округа вчерашним вечером. Партизаны в последнее время очень досаждали гарнизону Тарасовки, постоянно пробуя на прочность его защиту. Одного взвода «истребителей» явно не хватало, а основная часть роты охотников на партизан всё никак не могла добраться до их деревни.

И только после небольшого скандала, устроенного Хельмутом в штабе, да после угроз отправить рапорт о сложившейся ситуации вышестоящему руководству, дело сдвинулось с мертвой точки. Железнодорожный узел в Тарасовке, имел действительно важное стратегическое значение для логистики вермахта.

Если бы партизанам удалось вывести его из строя, это парализовало бы на долгое время снабжение очень большого количества подразделений немецкой армии. И привело бы к серьёзным последствиям на фронте. Мало того, если бы партизанам удалось разрушить еще и единственный мост через реку… Об этом Хельмут даже и думать не хотел. Это было бы вообще катастрофично! Восстановить его за короткое время подручными силами вообще не представлялось возможным.

Пройдя сквозь калитку на огороженную территорию возле Дома культуры, где располагался штаб роты, Штольц бросил взгляд на синюшный труп какого-то рядового, живот которого раздулся до неимоверных размеров, даже вырвав с мясом нижние пуговицы мундира, и передернул плечами.

Мертвец словно этого и дожидался: неподвижное прежде тело неожиданно вздрогнуло, и с громким хлюпающим звуком выпустило скопившиеся в кишечнике газы вместе с брызнувшей во все стороны кроваво-коричневой жижей.

— Hündin! — громко выругался Кранке, а обер-лейтенанта просто вывернуло на изгаженную нечистотами землю. — Der tote Mann hat sich in die Scheiße geschissen!

[Сука! Мертвец обосрался! (нем.)]

— Я сам чуть не обосрался, Зигмунд! — вытирая ладонью клейкую нитку слюны, свисающую из угла рта, признался Хельмут. — Дерьмо, тля! Кругом одно дерьмо! И трупы, которые не прекращают срать даже после смерти! Как такое вообще возможно, дружище? Такое ощущение, что мы с тобой попали в самый настоящий ад!

— Да, не для слабонервных всё это, Хельми, — согласно качнул головой майор. — Но не надо поминать ад — всему есть научное объяснение. У бедолаги, видимо, наконец-то расслабились сфинктерные мышцы, сдерживающие всё это дерьмище. Ты видел его живот, старина? Представляешь, какое там было давление? Вот и сорвало у мертвяка днище! — Кранке весело заржал, затем поморщился и сунул в рот сигарету. — Может быть хоть табачок вонь заглушит… Во всей этой истории нам с тобой несказанно повезло, дружище!

— И в чём же? — Обер-лейтенант достал из кармана носовой платок, как следует отплевался, избавляясь от остатков рвоты, и вытер им рот.

— Что этот мертвяк перданул не в нашу с тобой сторону! — Прикурив сигарету, вновь громогласно заржал Зигмунд.

«Да, у этих ягдов точно не все дома!» — подумал Хельмут, но вслух он этого говорить не стал.

— Дай мне тоже закурить, — попросил Штольц, протянув подрагивающую руку в сторону майора.

— Ты же не куришь, Хельми? — Приподнял брови Кранке, но сигарету все же передал.

— Обычно — нет… — Жадно раскуривая табак от поднесённой майором зажигалки, сдавленно произнес обер-лейтенат. — Но после котла — временами бывает…

— Наслышан об этом, дружище, — сочувственно произнес майор, по-дружески хлопнув Штольца по плечу. — Эти русские — простозвери! А что с них взять? Унтерменши! Они лишь подобие человека с руками, ногами, своего рода мозгами, глазами и ртом! Но это совсем иное, ужасное создание, Хельми[1]! Не забывай об этом никогда! И пока мы их окончательно не уничтожим, с нашими ребятами будет постоянно происходить такое… — И он указал рукой на многочисленные трупы немецких солдат. — Слышал, к чему буквально на днях призывал фюрер? Мы должны убивать от трех до четырех миллионов русских в год[2]!

— Однако, они тоже не сидят, сложив руки и посыпая голову пеплом, — произнес Хельмут, — они тоже нас убивают! И, судя по всему этому — довольно успешно! — в голосе Штольца появились визгливые истерические нотки — ведь он тоже легко мог оказаться среди этих изуродованных бедолаг. Если бы не чудо. — Как думаешь, Зигмунд, что их убило? — Присев на корточки, обер-лейтенант внимательно осмотрел тело капрала Кёлера, которого Хельмут прекрасно знал —